Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
В начале войны лидер галицийских украинцев Кость Левицкий и другие русинские парламентарии Буковины и Галиции основали Головную Украинскую Раду, которой и принадлежала идея формирования подразделений сичевых стрельцов. Туда принимали добровольцев из числа подданных России, либо граждан Австро-Венгрии непризывного возраста или признанных негодными для строевой службы. Всего в украинский легион набралось 2500 человек. Украинцы призывного возраста — в количестве около 250 тысяч человек — служили в регулярных частях австро-венгерской армии. В апреле 1915 года на смену Головной пришла Украинская национальная рада, вербовавшая своих сторонников в украинских эмигрантских организациях и среди русинских политиков. Рада ставила целью создание независимого украинского государства на территории Российской империи, а для украинских территорий Австро-Венгрии предлагала национально-территориальную автономию [1042]. Следует подчеркнуть, что множество видных политиков в Австро-Венгрии — среди них секретарь МИДа граф Александр фон Хойос, влиятельный дипломат граф Оттокар фон Чернин — считали поощрение украинского сепаратизма опасной авантюрой, угрожающей подрывом самих основ дуалистической монархии. Украинское предприятие до конца войны было для Вены нежеланным ребенком.
Германия, не сталкивавшаяся со столь деликатными национальными проблемами внутри страны, проявляла меньшую щепетильность.
Германия еще до войны создавала на территории России разветвленное хозяйство разведывательных и подрывных действий. Но и наши спецслужбы не дремали. Константин Глобачев уверяет, что «весь тот аппарат, который составлял фундамент немецкой разведки в России, с началом войны был разрушен. Действительно, с объявлением войны границы России с воюющими странами были закрыты совершенно, границы с нейтральными странами охранялись весьма бдительно, с установкой самого строгого контроля; все немецкие фирмы, торговые и банковские предприятия, акционерные общества и т. п. были закрыты; хозяева — немецкие подданные, не успевшие уехать, арестованы; русские подданные немецкого происхождения высланы в северные и сибирские губернии; немецкие колонии подвергнуты строжайшему надзору и изоляции. Таким образом, центральные державы, потеряв всю основу своей разведки в России, не могли даже и мечтать о воздействии агитационного порядка на общественные настроения в плане подготовки революции» [1043]. Сделав поправку на желание Глобачева поддержать честь мундира, следует признать ограниченность немецких возможностей влиять на умонастроения в коренной России в годы войны. Понимание этого существовало и в Берлине, где первоочередное внимание, как и в Вене, стали обращать на окраины, национальный вопрос, работу с эмигрантами и военнопленными.
В Германии работа была поставлена на широкую и систематическую основу. Базовым документом стала программа целей войны, сформулированная канцлером Бетман-Гольвегом 9 сентября 1914 года. Она предусматривала два метода наступления: военные операции и «разложение вражеской страны изнутри». В этом русле была сформулирована «программа революционализации» с целью «инсургенции национальностей в Российской империи». Помимо самого канцлера главными координаторами этой работы стали статс-секретарь МИДа Готлиб фон Ягов, унтер-статс-секретарь Циммерман, а также послы Германии в трех нейтральных странах: граф фон Брокдорф-Ранцау — в Копенгагене, барон Люциус фон Штедтен — в Стокгольме и барон фон Ромберг — в Берне.
Основной метод работы сформулировал идеолог «Восточной Европы» Пауль Рорбах, назвавший его «стратегией апельсиновой корки». Нет ничего проще, чем расчленить Россию «как апельсин, без ножа и ран, на ее естественные исторические и этнические составные части» — Финляндию, Польшу, Бессарабию, Прибалтику, Украину, Кавказ, Туркестан, которые должны стать независимыми государствами под германским контролем. «Эта стратегия против царской империи немедленно берется на вооружение и форсируется в организационном и практическом отношении. Довольно быстро сплетается сеть ведомств для этих политически деликатных целей: Генеральный штаб, Министерство иностранных дел, отделение IIIb секретной службы при штабе командования Обероста (Верховного главнокомандующего на Восточном фронте), кайзеровские миссии в нейтральных странах и их информаторы, курьеры, диверсанты, агитаторы всякого рода на этом темном фронте. Казначейство, Рейхсбанк, Дойче Банк и Коммерцбанк переправляют по вышестоящим инструкциям через самые разные каналы первые миллионы марок, рублей и шведских крон замаскированным дельцам и подставным фирмам, политикам, патриотам и фигурам полусвета» [1044], — детально разобрались современные немецкие историки Герхардт Шиссер и Йохен Трауптман.
Уже 11 августа 1914 года немецкой прессе было дано указание направить пропагандистскую деятельность «в пользу Польского и Украинского буферных государств». От имени верховного командования было опубликовано воззвание к полякам «соединяться с союзными войсками», чтобы «выгнать из границ Польши азиатские орды». Отдельная прокламация адресовалась польским евреям, которым немцы обещали «права и свободу, равные гражданские права» [1045]. К началу 1915 года будет разработана программа революционизирования Финляндии.
С первого месяца войны немцы вошли в контакт с российскими эмигрантскими кругами. Первоначально это было связано с необходимостью ведения пропагандистской работы среди военнопленных, число которых стало измеряться десятками тысяч после гибели армии Самсонова и поражения Ренненкампфа в Восточной Пруссии в августе 1914 года. Военнопленные были сразу разделены на нацменьшинства, для которых готовился весь коктейль антирусской агитации, и русских, которым нужно было адресовать идеологически более продвинутый продукт. Для них решили публиковать газету «На чужбине», куда привлекались социалистические пропагандисты.
Вот что сообщал Борис Никитин, разбиравшийся с этим вопросом в должности главы контрразведки Временного правительства: «В Женеве Чернов, Натансон, Камков, Зайонц, Диккер, Шапшилевич и другие, пользуясь германскими субсидиями, организовывают «Комитет интеллектуальной помощи русским военнопленным в Германии и Австро-Венгрии». Этот комитет издавал на немецкие деньги журнал «На чужбине», который бесплатно распространялся на немецкие же средства… Про Чернова старые эмигранты говорили так: лично он не состоял в непосредственных сношениях с Пельке фон Норденшталем, — деньги приносил Камков; но Чернов знал, чьи это деньги, знал, за что они даются, и ими пользовался за свои труды, которые отвечали полученным заданиям». Возвращаясь в Россию в апреле 1917 года, Чернов поинтересовался у бежавших из плена солдат их мнением о журнале. Те были не в восторге: «В нем писали хорошо лишь о Германии, а о нашей России говорили только дурно» [1046]. Это не помешало Чернову стать министром Временного правительства и председателем разогнанного большевиками Учредительного собрания.
От военнопленных контакты немецкого руководства и спецслужб перекинулись на более широкие эмигрантские слои. «Германские посольства в нейтральных странах постоянно осаждали толпы финских националистов, польских графов, украинских священников-униатов, кавказских князей и разбойников, всевозможных интеллектуалов-революционеров, желавших создать «комитеты по освобождению», публиковать пропагандистские материалы и работать «на благо ряда свободных и независимых государств», которые, как они горячо надеялись, возникнут в результате раздела Российской империи» [1047], — описывал картину Георгий Катков. Нью-йоркская газета «Новый мир» в октябре 1914 года сообщала: «В Константинополе нашлись люди, именующие себя украинскими и грузинскими национал-сепаратистами, которые будто бы в целях освобождения Украины и Грузии вступили в соглашение с турецкими и германскими правительствами. От имени демократии, революции и даже социализма эти господа выступили перед местными русскими эмигрантами и сумели втянуть в грязное и авантюристическое дело даже наших товарищей социал-демократов» [1048].
