История Византийской империи. Том 1 - Успенский Федор Иванович (электронная книга TXT) 📗
Итак, в цирке и цирковых партиях намечаются следы представительства общественных классов, и в движениях и смутах, обнаруживающихся на ипподроме, по большей части, таятся причины не частного характера партий цирка, а общего политического свойства, объясняющиеся недовольством народа и счетами его с правительством. От времени Маврикия сохранилось указание, что цирковая партия прасинов считала в своем составе 1500 членов, венеты же – только 900. Между тем в движениях партий принимают участие десятки тысяч человек.
Весьма любопытно, однако, заметить, что политическая борьба на ипподроме не развилась в занимающее нас время в строгую и последовательно проводимую политическую систему; византийское государство не представляет нам политических партий ни древнего, ни нового времени. Народ политиканствовал на ипподроме, высказывал порицание и царю и министрам, иногда издевался над неудачной политикой, но не организовался в политические партии в собственном смысле ж не содействовал к утверждению определенного направления или программы в смысле национальной политики, религиозных мнений, отношений к иностранцам и т. п. Можно бы отсюда сделать заключение, что в VI в. политический гений отлетел уже от эллинской нации, которая по намерениям правительства становилась более и более господствующим элементом в империи.
Император Юстиниан любил цирковые представления и много содействовал к роскошной обстановке даваемых народу зрелищ. Кроме того, никто из его предшественников не становился в такой степени приверженцем одной партии и не выражал так явно к ней своего расположения, как Юстиниан по отношению к партии венетов. Это не могло не затронуть соперников венетов, прасинов, и не возбудить между ними вражды, которая не ограничилась стенами цирка, но обнаружилась на городских улицах в ночных побоищах и грабежах. Общественный интерес борьба партий возбудила потому, что в обществе были серьезные причины к недовольству правительством. Новая династия, вступившая на престол весьма недавно, весьма резко выступила в церковном вопросе и вооружила против себя громадное число подданных суровыми мерами против монофизитов. Независимо от того, в высшем классе служилого сословия было значительное число приверженцев старой династии, которые возлагали свои надежды на племянников Анастасия, Ипатия и Помпея. Юстиниан сознательно поддерживал партию венетов, надеясь держать таким образом равновесие между политическими организациями в городе. Пока венеты и прасины взаимно ослабляли себя борьбой, непопулярные министры Юстиниана, и наиболее между ними жестокий Иоанн Каппадокиец, могли спокойно оставаться на своих местах.
Знаменитый константинопольский бунт «Ника» происходил в начале 532 г., т.е. через три года по вступлении Юстиниана на престол. Это народное возмущение служит весьма резким показателем характера Юстиниана и, вместе с тем, дает ключ к пониманию его административной и финансовой системы. Юстиниан, утверждая господство новой династии, опирался, главным образом, на национальное духовенство и наемное войско. Цирковая партия венетов, думают, была ему близка потому, что царица Феодора в юные годы принадлежала к ней и не порывала с ней сношений на троне; но т.к. в возмущении «Ника» приняли участие и венеты, и прасины, то следует полагать, что коренная причина возмущения лежала, собственно, не в партиях. Хотя нелегко наметить эти причины, т.к. события следовали с удивительной быстротой, но о них можно догадываться по следующим фактам, отмеченным у Прокопия, современника событий.
13 января прасины выражали в ипподроме жалобу на притеснения, испытываемые от правительства, и называли царского спафария и кувикулария Калоподия как наиболее жестокого человека. Тогда между царским вестником и представителем партии прасинов начался живой обмен упреков и резких обвинений, в котором приняли участие венеты., Спор продолжался и вне ипподрома выразился в уличных беспорядках ! и враждебных схватках между приверженцами венетов и прасинов. Во главе правительства стояли тогда префект претории Иоанн Каппадокиец, наиболее влиятельный министр и правая рука Юстиниана, изобретатель новых налогов и беспощадный вымогатель податных сборов, человек без образования и чести. За ним стоял квестор священного дворца и министр юстиции, знаменитый Трибониан, который поставлен был во главе законодательных работ времени Юстиниана; это был по образованию самый крупный человек времени, но ради наживы он жертвовал всем, не затрудняясь толковать закон вкривь и вкось и применять статьи не в пользу правой стороны, а в пользу той, которая предложила взятку. Полицейская власть находилась в руках префекта города Евдемия, который своими строгими мерами против виновников уличных беспорядков еще сильней возбудил народные страсти. Именно: семеро из захваченных полицией были присуждены к смертной казни, четверо – к обезглавлению, трое – к виселице.
По неискусству палача веревка дважды обрывалась, и повешенные падали в приготовленный ров еще живыми. На толпу это произвело большое впечатление, многие увидели в этом знамение в пользу осужденных. Монахи из монастыря св. Конона взяли под свою защиту двух осужденных, чудесным случаем спасшихся от виселицы, и отправили их в церковь св. Лаврентия, пользовавшуюся правом убежища. Тогда же венеты и прасины, соединенные общим чувством вражды к префекту города, дали клятву идти открыто против правительства и силой добывать нарушенные их права; при этом произнесено было слово «ника» (побеждай), сделавшееся паролем для всего последующего движения. От 14 до 18 января Константинополь был театром страшных сцен насилия и грабежа. Правительство совершенно растерялось и, по-видимому, не имело средств к усмирению мятежа. Бунтовщики сделались хозяевами Положения, провозгласили другого императора и, выпустив из темниц содержавшихся там преступников, начали возбуждать мирное население Насильственными действиями. В городе начались пожары, истребившие Лучшие здания. Так, тогда сгорели: храм св. Софии, бани Зевксиппа и царские дворцы, находившиеся поблизости, равно портики и роскошные дома богатых граждан от ипподрома до площади Константина.
Юстиниан находился в отчаянном положении и не знал, где искать спасения. На пятый день мятежа был избран новый царь в лице Ипатия, племянника Анастасия; среди мятежников стал обсуждаться вопрос о том, как удобней захватить Юстиниана.
Но скоро наступил поворот в положении дел. У Прокопия, сохранившего весьма живые черты из этого критического для Юстиниана и Феодоры времени, приводится, между прочим, следующая сцена: У царя происходило совещание: что лучше делать, оставаться ли тут, или бежать на судах. Много говорено было в пользу того и другого мнения. Наконец, царица Феодора сказала: «Лишним было бы теперь, кажется, рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважною между мужчинами, когда другие находятся в нерешимости, что им делать или чего не делать. По моему мнению, бегство теперь больше, чем когда-нибудь, для нас невыгодно, хотя бы оно и вело к спасению. Тому, кто пришел на свет, нельзя не умереть; но тому, кто однажды царствовал, скитаться изгнанником невыносимо. Не дай Бог мне лишиться этой багряницы и дожить до того дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня царицею. Итак, государь, если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно. У нас много денег, вот море, вот суда. Но смотри, чтобы после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе когда-нибудь предпочитать смерть такому спасению. Нравится мне старинное слово, что царская власть – прекрасный саван»{10}.
Взвесив все обстоятельства и приняв в соображение материальные средства, какими можно было в данное время располагать, царь пришел к заключению, что если нельзя положиться на константинопольский гарнизон и на царскую гвардию, которая в настоящее время находилась в выжидательном положении и могла перейти на ту сторону, где окажется победа, то, с другой стороны, можно было воспользоваться значительной военной дружиной Велисария, который недавно возвратился из Персии и имел при себе испытанный и верный отряд, не причастный к борьбе константинопольских партий, и, кроме того, как раз в это время находился в столице Мунд, вождь варварского происхождения, командовавший германским наемным отрядом и преданный императору. По словам историка Малалы, это был гроза варваров, уничтоживший их в громадном числе на Балканском полуострове{11}. Этим двум лицам было поручено, не стесняясь средствами, усмирить восстание и положить конец ненормальному положению дел.
