Тайны боевых искусств Украины - Каляндрук Тарас (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Пластуны жили в симбиозе с природой, занимались животноводством и охотой, что было замечательным прикрытием для ведения тайной деятельности, а также важным элементом тренировки. Ведь охота, как стрельба по движущимся мишеням, является чрезвычайно эффективной тренировкой казацких стрелков. Кроме того, охота учит маскироваться, ориентироваться на местности, разбираться в следах животных и людей и многое другое. Охота же на крупного зверя или хищников, особенно без огнестрельного оружия, развивает смелость, ловкость и хладнокровие. Недаром же и киевский князь Владимир Мономах в своем «Поучении» включает охоту в число важнейших занятий для воина. В Карпатах гуцулы, которые славились своей храбростью, больше всего любили охотиться на крупного зверя с холодным оружием. Кубанский историк Иван Попко отмечал, что черноморские казаки вырабатывали меткость и силу удара пикой добывая рыбу острогой.(149, 95–96).
Черноморские пластуны. Рисунок XIX в.
Черноморец. Со старинного рисунка.
Несмотря на все старания оккупационной историографии замолчать, затереть, а то и вовсе вычеркнуть пластунов из истории Запорожья, их следы мы постоянно там находим. В реестре кошевого атамана Запорожской войска упоминается атаман Пластун, который был кошевым с 29 сентября 1666 по 18 июня 1667 (218, 528). Историк А. Скальковский в своей «Истории Новой Сечи» вспоминает даже количественный состав Пластуновского куреня на Запорожье еще до переселения на Кубань: в 1755 году к куреню был приписан 441 пластун, в 1759 году — 541 пластун, в 1769 году — 269 пластунов (169, І, 50–51). А Дмитрий Яворницкий в своей знаменитой «Истории запорожских казаков» вспоминает Пластуновский курень среди первых 38-ми куреней Запорожской Сечи (222, І, 126). При переселении Черноморцев на Кубань в 1792–1793 годах в Пластуновском курене было 185 мужчин и 75 женщин, причем из Запорожья было 3 старшины и не из Запорожья — 1, из Запорожья — 124 пластуна, 31 пластун из других местностей Украины и 28 свободных людей, которые присоединились к куреню (85, 200–201).
Много пластунов было участниками гайдамацких отрядов, о чем свидетельствуют многочисленные документы. Так, пластуны Семен Лысый и Василий Сараджик в 1734 году, в составе отряда гайдамк разгромили поляков в Мотылеве (33, 70–72). Харко из Пластуновского куреня упоминается при нападении гайдамаков на Паволочь и Погребища (33, 110). Пластун Трофим Серый упоминается среди 32 гайдамаков, которые в 1750 году совершили побег из Крыловской тюрьмы (33, 186). Пластун Василий Швец — участник нападения отряда гайдамаков на город Радомышль в 1750 году (33, 205). Гавриил Пластун — участник отряда Игната Марущака, который совместно с отрядом вожака опришок Ивана Бойчука, который пришел на Сечь из Карпат, действовали на Правобережной Украине в 1759 году году (33, 296). В том же году пластун Андрей Твердоступ арестован царской администрацией совместно с другими гайдамаками в Новой Сербии (33, 303). Аким Пластун упоминается среди арестованных в 1768 году участников Колиевщины (33, 455). Но самое интересное, что и сам руководитель этого знаменитого восстания Максим Зализняк, как свидетельствует протокол допроса запорожца Дмитрия Чернявщенка, был казаком Пластуновского куреня (33, 367).
Запорожский пластун. Рисунок И. Репина.
О существовании пластунства в самом начале свидетельствует описание пластунов, сделанное хорунжим Кубанского казачьего войска В. Червинским: «Пластуны же существовали давно. Как только начал существовать казак, сразу же появился и пластун, и начиная с первых дней Запорожья и до наших дней, часть казаков выполняла роль пластунов. В Запорожской Сечи был даже отдельный курень Пластуновский. Слово пластун возникло от слова „пласт“ и означало человека, которому приходилось в большинстве случаев работать ползком, лежать пластом. Это название и назначение получали самые отважные и ловкие казаки; они были ушами и глазами остального казацкого коллектива и под их охраной казаки могли свободно заниматься делом или пировать, не опасаясь быть неожиданно застигнутыми врагами. Ползком, прижавшись к земле, скрытый густой травой, подкрадывался пластун к самому неприятелю, высматривал все, что ему было нужно и отходил так же незаметно. По несколько часов лежал ничком, спрятавшись за кочку или куст, ожидая незваного гостя. В пластуны на Запорожье шли добровольно, по хотению, или по приказу Рады. Как только Запорожье закончило свое существование и воскресло войско верных казаков, на месте запорожских пластунов появились пластуны верных казаков, которые работали на берегу Буга, Дуная, а позже, когда были переименованы в Черноморское войско и переселены на Кавказ, казаки поселились на берегах Кубани, то пластуны начали устраивать свои отряды на берегу Кубани. Условия их деятельности нисколько не изменились» (202, 35–36).
Черноморские пластуны времен Якова Кухаренко. Со старинного рисунка.
Пластун Максим Зализняк. Рисунок XVII в.
Яков Кухаренко (1800–1862). Наказной атаман Черноморского казачьего войска.
О пластунской службе вспоминает и Эрих Лясота, который в 1594 году посетил Запорожскую Сечь с дипломатической миссией. Описывая свое путешествие через днепровские пороги, он вспоминает, как запорожцы несут пластунскую службу в засадах около татарской переправы. «У этого порога было около четырех сотен казаков, которые лежали на правом берегу, спрятавшись в кустах и зарослях, предварительно вытянув свои суденышки, или лодки на берег. Их послали сюда из лагеря, чтобы препятствовать татарам, если бы часть из них захотела переправиться…» (110, 103).
Интересный исторический материал содержится и в аттестате, выданном запорожскому есаулу Григорию Пластуну, сыну Акима Пластуна. В частности в нем говорится о том, что во время совместного похода казацко-московских войск на турок в 1739 году, больше известного как Хотинский поход, Григорий Пластун «согласно обнаруженной храбрости и находчивости» был назначен командиром отряда избранных казаков — своеобразного отряда спецназначения, с которым совершил беспрецедентный разведывательный рейд в тыл врага, дойдя до турецкой столицы Константинополя, где захватил в плен турецких сановников высокого ранга — «двух визирей и трех султанов (чиновников крымского хана)» и благополучно вернулся с пленными назад (221, 190–191). Безусловно, этот удивительный рейд является уникальным в истории разведывательных операций. Преодолеть тысячи километров в особо сложных условиях, в окружении врагов, по незнакомой и труднопроходимой территории, блестяще провести операцию и незамеченными вернуться назад, только это уже свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне военной подготовки наших казаков-разведчиков, с которым и сейчас не могут сравниться лучшие разведки мира.
О том, что на самой Запорожской Сечи пластуны выполняли функции своеобразной «службы безопасности», выискивая подозрительный элемент и вылавливая разного рода шпионов, которые засылались на Сечь из разных государств, свидетельствует и письменный приказ кошевого атамана Петра Кальнышевского от 9 августа 1770 года, который приписывал куренному атаману Пластуновского куреня Федору Третьяку: «О бродягах и других, что без паспортов шляются, подозрительных людях… всеми силами стараться просматривать и ловить» (133, 24).
Подробное и интересное описание пластунства в своем знаменитом исследовании «Пластуны» оставил нам потомок знатного запорожского рода Яков Кухаренко — наказной атаман Азовского, с 1852 по 1856 год Черноморского казачьего войска, а с 1861 года — начальник Нижнекубанськой пограничной линии. Пластунами, по его словам, на Запорожье были специальные охотники-разведчики, которые в Днепровских плавнях охотились на дичь и выслеживали врага, который пытался незаметно проникнуть в казацкие земли: «Пластуны стреляли диких зверей, которых тогда в Днепровских плавнях было достаточно. Пластунами, говорят, прозвали за то, что непоседы были и все слонялись по плавням и так как им больше приходилось месит грязь, чем ходить по сухому, сиречь пластать, то и назвались пластунами» (100, 65). «Всю осень и зиму, пока зверь порошковый (меховой — Т. К.), пластуны проводили в плавнях, а весной приходили в слободы и приносили свою добычу, звериные шкурки, продавали их, покупали порох, свинец одежду, все что им надо» (100, 66). Такая охота в плавнях было чрезвычайно сложным и опасным делом. Ведь в высоком (выше человеческого роста) камыше, который шумел и колыхался от ветра, практически ничего нельзя было разглядеть или услышать, поэтому ориентироваться следовало исключительно шестым чувством, которое в таких условиях чрезвычайно развивалось и оттачивалось. Следовало в совершенстве знать законы природы, нормы поведения животных и людей, поскольку от этого зависела жизнь пластуна.
