Империя: чем современный мир обязан Британии - Фергюсон Ниал (онлайн книга без TXT) 📗

Сегодня еще можно увидеть остатки этих факторий. Более или менее цел форт в Мадрасе — с церковью, плацем, домами и складами. В его планировке нет ничего необычного. Португальцы, испанцы и голландцы строили свои фактории почти так же. Но после компромисса, достигнутого англичанами и голландцами, такие места, как Чинсура, остались в прошлом. Будущее было за Калькуттой.

Едва избавившись от конкурентов-голландцев, Ост-Индская компания столкнулась с гораздо более коварными соперниками — с собственными служащими. Экономисты называют ситуацию, когда владельцы компании испытывают неустранимые трудности в управлении служащими, агентской проблемой (проблемой “принципал — агент”). Трудности растут пропорционально расстоянию между теми, кому принадлежат акции, и наемными работниками.

Здесь следует сказать несколько слов не только о расстоянии, но и о ветрах. Около 1700 года плавание из Бостона в Англию занимало четыре-пять недель (обратная дорога — пять-семь недель). Путь до Барбадоса занимал около девяти недель. Из-за ветров торговля подчинялась сезонному ритму: суда уходили в Вест-Индию в ноябре-январе, а в Северную Америку — с середины лета до конца сентября. Но плавание в Индию и обратно длилось гораздо дольше: на поездку из Англии в Калькутту через Кейптаун требовалось в среднем около полугода. В Индийском океане с апреля по сентябрь дуют юго-западные ветра, с октября по март — северо-восточные. В Индию надо было отправляться весной, вернуться же домой, в Англию, можно было только осенью.

Долгие плавания между Азией и Европой делали монополию Ост-Индской компании одновременно и затруднительной, и легко осуществимой. В отличие от торговли с Северной Америкой, в индийской торговле малые компании не могли составить конкуренцию крупным. К 80-м годам XVII века сотни компаний возили товары в Америку и Карибский регион и обратно. В то же время издержки и риск шестимесячного плавания в Индию поощряли концентрацию торговли в руках одной крупной компании. Однако эта крупная компания испытывала трудности с контролем над сотрудниками, поскольку им требовалось полгода только для того, чтобы добраться до места работы. Директивы шли так же долго. Поэтому служащие Ост-Индской компании пользовались значительной автономией. На самом деле большинство их находилось совершенно без присмотра со стороны лондонского начальства.

А поскольку жалование сотрудников компании было относительно скромным (писарю платили пять фунтов стерлингов в год — не намного больше, чем домашней прислуге в Англии), большинство их не стеснялись вести бизнес на стороне, за собственный счет. Позднее это прозвали “старыми добрыми экономическими принципами Лиденхолл-стрит: маленькое жалование и огромный приработок”. Иные пошли еще дальше: забросили работу в компании и сосредоточились на собственном бизнесе. Эти нарушители монополии были сущей бедой для директоров в Лондоне.

Главным нарушителем оказался сын дорсетского священнослужителя Томас Питт, который поступил на работу в Ост-Индскую компанию в 1673 году. Добравшись до Индии, Питт попросту скрылся. Он начал покупать товары у индийских купцов и отправлять их в Англию за собственный счет. Правление компании настаивало на том, чтобы Питт (“отчаянный молодой человек с заносчивым, раздражительным, отчаянным характером, который не удержится от нанесения любого вреда, который только сможет причинить”) вернулся домой. Питт, однако, игнорировал эти требования. Он вошел в сговор с руководящим сотрудником компании в Бенгальском заливе, Маттиасом Винсентом, на племяннице которого женился. Представ наконец перед судом, Питт пошел на сделку с компанией, заплатив пеню в четыреста фунтов (сумма к тому времени была для него пустяковой).

Такие фигуры, как Питт, были очень важны для торговли. Наряду с официальной коммерцией, которую вела компания, бурно развивалось частное предпринимательство. Это подрывало монополию Ост-Индской компании на англо-азиатскую торговлю. Вполне вероятно и то, что без нарушителей монополия, возможно, не расширила бы так скоро торговлю между Британией и Индией. Действительно, сама компания со временем поняла, что нарушители (даже строптивец Питт) могут быть подмогой, а не помехой в делах.

Не стоит думать, будто англо-голландское слияние отдало Индию в руки английской Ост-Индской компании. И голландские, и британские купцы были незначительными фигурами этой обширной азиатской империи. Мадрас, Бомбей и Калькутта были не более чем крошечными факториями на окраине Обширного, экономически развитого субконтинента. Англичане тогда были паразитами, кормившимися благодаря партнерству с индийскими бизнесменами: мадрасскими дубаши, бенгальскими баньянами. Центром политической власти в то время была делийская крепость Лал-Кила, резиденция Великого Могола, мусульманского “повелителя вселенной”.

Предки императора, пришедшие в XVI веке в Индию с севера и покорившие ее, с тех пор управляли большей частью субконтинента. Английские путешественники вроде сэра Томаса Роу могли позволить себе с пренебрежением отозваться об увиденном в Дели (“Религий бесчисленное множество, закона ни одного; чего можно ждать от такого беспорядка?” — такой вердикт вынес Роу в 1615 году), однако империя Великих Моголов была богатым и могущественным государством, затмевавшим европейские страны. В 1700 году население Индии было в двадцать раз больше населения Британии. Доля Индии в мировом производстве тогда оценивалась в 24%, Британии — в 3%. Мысль о том, что однажды Британия сможет править Индией, показалась бы человеку, посетившему Дели в конце XVII века, нелепой.

Ост-Индская компания могла вести торговлю только с позволения Великого Могола и с согласия его наместников. А они были не всегда благосклонны к англичанам. Совет директоров компании жаловался:

Это было легче сказать, чем сделать. Ублажать императора — вот была главная задача Ост-Индской компании, так как утрата его расположения означала бы потерю денег. Следовало наносить визиты ко двору Великих Моголов. Представители компании должны были склоняться перед Павлиньим троном во дворце Дивани-Ам. Нужно было заключать сложные соглашения и давать взятки. Для этого требовались люди, которые были столь же искусны в махинациях, как и в купле-продаже.

В 1698 году компания решила послать в Мадрас в качестве губернатора форта Святого Георгия — кого бы вы думали? — Томаса Питта. Его жалование составляло двести фунтов в год, однако в контракте было недвусмысленно сказано, что губернатор вправе вести дела и на стороне. Удачливый браконьер превратился в опытного егеря (который имел право заниматься браконьерством). Питту почти немедленно пришлось улаживать острый дипломатический кризис. Император Аурангзеб не только наложил запрет на торговлю с европейцами, но и повелел их задерживать, а товары — конфисковать. Питту пришлось одновременно вести переговоры с Аурангзебом и защищать форт Святого Георгия от Дауд-хана, наваба Карнатика, который поспешил выполнить указ своего императора.

К 40-м годам XVIII века, однако, императорская власть ослабела. В 1739 году персидский владыка Надир-шах Афшар разграбил Дели. После 1747 года афганцы во главе с Ахмед-шахом Абдали неоднократно вторгались в северную Индию. Вдобавок бывшие наместники Великих Моголов (вроде наваба Аркота и низама Хайдарабада) основывали собственные государства. На западе правили маратхи, независимые от Дели. Индия входила в фазу междоусобных войн, которые англичане позднее пренебрежительно охарактеризуют как “анархию”: доказательство того, что индийцы якобы неспособны управлять самостоятельно. На самом деле индийская междоусобица мало чем отличалась от борьбы за господство над Габсбургской Европой, которая бушевала с XVII века. Угроза с севера вынуждала индийских правителей совершенствовать систему управления и налогообложение, чтобы держать большие регулярные армии. Так поступали и их европейские коллеги.