Мaздaк - Симашко Морис Давидович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Снова дымом и кровью пьяны всадники. Сам Кей-Хосрой, могучий прародитель царя царей Эрана, ведет их. Быстрее мысли настигают туранцев доблестные мечи, быкоголовые палицы вбивают их в землю...
Песня теперь гремела, наполняла всю степь, пропитывала каждую травинку. Это было только перечисление в походном порядке древних Кеевых воителей с краткой боевой характеристикой. Первая строчка запева подхватывалась всеми и дважды повторялась уже вместе со второй, завершающей. Но было во всем что-то необъяснимое, вечное, трагически предопределенное. Бронза древних страстей плавилась в глухом громе копыт, качании горизонта, буйных вскриках и свисте. Сердце рвалось куда-то, растворяясь в сладких языческих ритмах. И нельзя было, не хотелось уже сдерживаться...
Эта песня сразу оторвала от всего, что было раньше. Ушли куда-то в сон родная тетка, у которой жил он по смерти родителей, академия, Тыква и пахнущая травой рабыня Пула, мар Бобовай и даже тоненькая ромейская девочка с коричневым пятнышком у брови. А мар Бар-Саума на своем табурете в углу стал вдруг маленьким и очень старым...
Давно уже замолчали азаты, а песня продолжалась. В такт ей четко ударяли копыта, качался горизонт. Она не уходила и ночью врывалась в сны, вместе с кровью приливала к сердцу Авраама. Даже когда пришли к Тигру и многовесельньш царский тайяр заскользил, опережая красноватую воду, песня осталась. Она мешала разглядывать реку, которой он никогда не видел, и стала затихать лишь тогда, когда он спрятался за воротом с канатами и развернул полоску египетской бумаги...
Песня успокаивалась, послушно укладываясь ровными витыми строчками. Бронзовые удары языка пехлеви, гром копыт и буйный свист сгущались на светлой папирусной глади. Он помнил каждый шорох, каждый порыв ветра в поле. Неслышная тень упала на бумагу. Авраам поднял голову...
Сам эрандиперпат Картир круглыми немигающими глазами смотрел на песню. Большая рука с печатью на перстне протянулась, взяла ее, приблизила к тяжелым усам. Потом рука положила песню снова на колени. Перс важно, утверждающе кивнул головой.
Теперь можно было смотреть на реку. Мутно-розовая вода казалась живой, пахла рыбой и пиленым деревом. Они обгоняли связанные веревками барки с таврским камнем и дубом. Те лодочники, что шли наперекор течению, в трудных местах не гребли, а подтягивались, ровными кругами укладывая канаты на палубах. Перед их тайяром с царским знаком орла впереди сразу раздвигались плавучие мосты. Все больше становилось на реке мелких лодок. Тайяр ударял их медным носом, если не успевали отойти в сторону. Одна лодка перевернулась, и человек хватался за днище, поддерживая тонущую козу. Коза кричала детским голосом...
В последнюю ночь где-то слева растекалось на полнеба беззвучное зарево. Вода стала совсем красной. Азаты молча смотрели в сторону далекого пожара, и глаза их тоже были красными. Так и слилось к утру дымное огнище с поднимающимся солнцем.
Река сузилась. Лодок и паромов стало еще больше, и пришлось рыкать в военную трубу на носу тайяра. После полудня впереди вдруг сверкнуло так, что невозможно стало смотреть. Он понял, что это Ктесифон -- стольный город Кеев.
III
Кто-то дергал изголовье...
Но не обрывался долгий вечер, когда плыли с факелами в бесчисленных каналах. Еще полночи ехали потом черными дорогами к имению эрандиперпата. Качались и качались ветки в небе, голова клонилась к невидимой лошадиной шее. В темноте гремели решетки ворот, бесплотные тени глядели в лицо каждому. Раб с факелом вел его узкими коридорами, другой сзади нес книги. В зале с синеющим потолком оставили его. Он помнил, что приклонил голову на книгу, и снова переливалась вода в свете факелов...
Ухнуло куда-то все. Он открыл глаза, поспешно встал, оправляя хламиду.
-- Ты кто? -- спросил Светлолицый с нежным пушком на щеках. Темные брови круто изгибались к вискам.
-- Авраам я, из Нисибина,-- ответил тот. Светлолицый был старше Авраама. Военная куртка была на нем и мягкие кавказские сапоги внатяжку. Короткий арийский меч висел на поясе. И спрашивал он отрывисто, с арийским звоном в голосе.
-- Из Нисибина, -- повторил Авраам. -- Это город, который на границе...
Они помолчали, глядя друг на друга. Светлолицый отошел. Авраам с изумлением оглядел стены зала, которые не видны были ночью. Рядами шли ниши, и все были заполнены книгами, свитками, глиняными пластинами с письменами древних. У одной только стены было в пять раз больше книг, чем во всей библиотеке мар Бобовая.
-- Подойди! -- позвал Светлолицый.
Авраам подошел к тахте у окна. На ковре лежала раскрашенная в черно-белую клетку доска и костяные фигуры. Он видел эту арийскую игру "Смерть царя". Ди-перан Фаруд, которому помогал он переписывать христиан Нисибина, играл всегда в нее с другим персом.
Светлолицый перенес до линии границы одного из красных латников, посмотрел ожидающе. Авраам растерянно покачал головой.
-- Пешие так наступают, -- показал Светлолицый.-- Разят они сбоку, где не прикрыто щитом... Шахрадары на слонах тоже бьют по своим линиям наискось. А это ратх -- башня на колесах. Она идет на приступ прямо или сдвигается в стороны... Сильнее всех Фируз -- победитель, Рука Царя...
-- Пероз? -- переспросил Авраам.
-- Да, Фируз,-- подтвердил на ктесифонский манер Светлолицый. -- Он бьет всех и во все стороны.
-- А тебя как зовут? -- спросил Авраам. Светлолицый со стуком бросил костяного воителя:
-- Никак меня не зовут!
Вошел другой, высокий и крепкий, посмотрел на Авраама.
--Сядь, Сиявуш!--сказал Светлолицый,--Он не умеет.
Тот, которого звали Сиявуш, молча сел играть. Он был одних лет со Светлолицым и одет так же. Только глаза были холодные, и брови не изгибались, а напрямую срастались над крепким костистым носом. Фигуры он двигал резко, не долго думая.
Потом пришел сам эрандиперпат Картир и с ним еще трое. Двое были со звериными знаками на кулонах, а третий -- арийский жрец в красной хламиде. Увидев Авраама, эрандиперпат удивленно приподнял брови:
-- Иди, я позову тебя, когда будешь нужен! Авраам поскорее вышел за ковровую завесу. Его испугал красный маг -- огнепоклонник. Серые яркие глаза под выпуклым лбом скользнули по одежде, кресту, остановились на лице Авраама. Спокойная внимательность была в них и что-то еще, необъяснимое. Они притягивали, и нельзя было скрыть своих мыслей...
