Тайны смутных эпох - Баландин Рудольф Константинович (бесплатные полные книги txt) 📗
«Никто нам не помогал; осталась нам надежда только на Бога, Пречистую Богородицу, на всех святых и родительское благословение. Было мне в то время восемь лет; подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не стали, бросились добывать богатство и славу и напали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца перебили! Дворы, села и имения наших дядей взяли себе и водворились в них!..»
Конечно, таков субъективный взгляд на происходящее. Иван не упоминает о том, что во всех этих беспорядках была отчасти повинна и его мать. И с ее смертью они не завершились, а разгорелись с новой силой. Иванова душа была полна ненавистью к боярам, но он старался не показывать это, поскольку боялся за свою жизнь. Этот комплекс ненависти и страха породил, пожалуй, ту жестокость, которая стала свойственна ему в период самовластья.
«Нас же с покойным братом Георгием, – писал Иван Грозный, – начали воспитывать, как иностранцев или как нищих. Какой только нужды не натерпелись мы в одежде и пище! Ни в чем нам воли не было; ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, оперши локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит – ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне казне родительской? Все расхитили коварным образом… Взяли себе бесчисленную казну деда и отца нашего. О казне наших дядей и говорить нечего: все себе взяли. Потом они напали на наши города, и села, и имения, а в них живущих без милости пограбили…»
Вряд ли все в детстве и юности Ивана было так беспросветно. Однако именно эти унижения и обиды запали ему в душу. А детские впечатления, как известно, определяют многие черты характера и склад ума. На всю жизнь осталась в нем бессильная ярость, смешанная с испугом: вокруг враги лютые, беспощадные, глумливые; бояре готовы унизить, погубить, отравить его. Как противостоять им? Как отомстить недругам? Как укрепить свою власть?
Курбский на свой лад описал юные годы царя (да, Ивана IV, в отличие от его предшественников, венчали именно на царство; до него правители Руси назывались царями лишь иногда). Вот свидетельство Курбского:
«Воспитывали его великие, гордые бояре на свою и своих детей беду; они соперничали друг с другом, лаская всякой его страсти, угождая ему во всяком наслаждении. Когда же он стал приходить в возраст, лет около двенадцати, то прежде всего начал проливать кровь бессловесных животных, бросая их с крыльца на пагубу. На пятнадцатом же году стал он и над людьми тешиться. Собравши около себя молодых юношей и сродников названных бояр, скакал он с ними на конях по улицам и рынкам, бил и грабил простых людей… Поистине творил он самые разбойнические дела и много всякого другого зла… Когда же достиг он семнадцатого года, то те же прегордые бояре стали подущать его на своих собратий…»
Возможно, недруг царя, опальный князь кое в чем сгустил краски. Но вполне допустимо, что и он, и сам Иван Васильевич сказали правду. Они показали две стороны одной медали: мальчика и баловали, и запугивали; приучали к распущенности, своеволию, непоследовательности и несамостоятельности в действиях, чтобы сделать послушной игрушкой в руках придворных.
Он быстро осознал, что рассчитывать надо прежде всего на самого себя, никому полностью не доверяя. Научился скрывать свои чувства и мысли, наблюдать за окружающими с подозрением; остерегаться измены и карать врагов беспощадно. И еще одно его убеждение: не следует давать возвышаться ни одному роду боярскому, дабы не поднялся он над самим государем.
16 января 1547 года в Успенском соборе ему возложили на голову царский венец, присланный, согласно преданию, византийским императором Константином Мономахом внуку своему Владимиру как знак высшей власти.
Вскоре состоялось то, что в наши дни можно было бы считать конкурсом «Русская красавица». Ставка была исключительно высока: победительницу царь выбирал в супруги; награда – титул царицы! Иван Васильевич выбрал из многих царских невест Анастасию, дочь умершего окольничего Романа Захарьина.
А в Москве было дурное предзнаменование: перед вечерней упал колокол. 21 июня этого же года в церкви Воздвижения на Арбате вспыхнул пожар. Было сухо и ветрено. Огонь быстро распространился по деревянным строениям. Выгорали целые кварталы. Пламя перекинулось на Кремль. В церкви Благовещения сгорел иконостас работы Андрея Рублева.
Страшный пожар унес тысячи жизней, в основном детей. Погорельцы, оставшиеся без крова, одежды и пищи, с отчаяния стали искать виноватых. Тут-то и был пущен слух, что Глинские – колдуны, что вынимали они сердца человеческие, держали в воде, а той водой кропили московские улицы – вот и выгорел город дотла.
Толпы обезумевших москвичей принялись убивать всех подозреваемых в колдовстве, прежде всего служивших у Глинских. Заколотили до смерти одного из братьев покойной царицы Елены. Подстрекаемые боярами, двинулись на село Воробьево, где находился царь. Хотели убить княгиню Анну Глинскую – бабушку царя и сына ее Михаила. Узнав об этом, молодой царь пришел в ужас. Угроза народного бунта особенно ясно показала, насколько он слаб и беспомощен.
Тут предстал перед ним монах Сильвестр и произнес гневную проповедь. Ссылался на знамения земные и небесные, предрекающие смертельную опасность для царя и всей Московской земли. Божья кара неминуемо грянет, и свергнет народ царскую власть, если не покается Иван Васильевич в грехах своих тяжких, ибо всему виной его пороки.
Юный царь был ошеломлен и растерян. Детские страхи нахлынули на него. Зарыдав, он стал истово каяться, прося у Бога прощения за свои грехи.
Толпа приблизилась к царской усадьбе. Верная стража дала залп из пищалей. Нападавшие в панике разбежались, оставив несколько убитых и раненых.
С этого момента царь во всем стал послушен монаху. Да и юная царица, имея характер мягкий и ровный, могла смирять порывы его гнева.
В это время царь Иван сблизился с незнатным и просвещенным Алексеем Адашевым. Вокруг них сложилась группа молодых образованных вельмож: князья Курлятов, Курбский, Воротынский, Одоевский, Серебряный, Шереметевы, Горбатый… Тогда же впервые была созвана земская дума из выборных людей всей Руси.
Наступала пора нового правления, при котором самодержец имел опору на круг аристократов, не забывая при этом о существовании народной массы, того самого люда, который в конечном счете определяет, каким станет государство. И вот однажды после обедни молодой царь вышел на площадь, заполненную народом, низко поклонился, покаялся и произнес:
«…Знаю, что нельзя уже исправить тех обид и разорений, которые вы понесли во время моей юности от пустоты ибеспомоществамоего, от неправедных властей, неправосудия, лихоимства и сребролюбия; но умоляю вас: оставьте друг к другу вражды и взаимные неудовольствия, кроме самых больших дел…»
Увы, даже самыми прекрасными речами и призывами, пусть даже на главной площади державы, общественную жизнь не наладишь. Но главное в данном случае – доброе устремление царя. Он не лукавил.
Пока была жива царица Анастасия (она скончалась в 1560 году), Иван Васильевич правил разумно и успешно. Завоевал Казань, присоединил к своему царству новые земли, и хотя бывал порой жесток, не злоупотреблял казнями.
