Сталин и Мао (Два вождя) - Галенович Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
БАЛЕТ «КРАСНЫЙ МАК»
Во время пребывания Мао Цзэдуна в Москве имел место небольшой, но весьма показательный для характеристики степени взаимного недопонимания инцидент.
Рассказ о самом этом инциденте уместно предварить некоторыми пояснениями.
Сталин и Мао Цзэдун жили каждый в своей реальности. Реалии нашей страны и Китая очень сильно разнились. Это, естественно, сказывалось на миропредставлениях и каждой из двух наших наций, народов в целом, и каждого конкретного представителя и той и другой нации, в том числе Сталина и Мао Цзэдуна.
Даже по такому, казалось бы, наиболее близкому и понятному для них вопросу, как вопрос о том, что такое революция, между Сталиным и Мао Цзэдуном существовали расхождения и имелось недопонимание.
Для Сталина революция была прежде всего событиями Октября 1917 года, которые происходили в городах при участии городского населения, рабочих; деревня в этом случае как бы следовала за городом. Кроме того, для Сталина его партия и государство были первооткрывателями нового пути, первопроходцами, чей опыт мог и должен был использоваться в других странах. Что, собственно говоря, мог посоветовать, предложить или навязать Сталин другим странам, кроме своего опыта в первую очередь? Это был опыт вооруженных восстаний в городах, восстаний, в которых ведущую роль играла его партия.
В этой связи, если говорить упрощенно, Сталин считал необходимым использовать и применять опыт своей страны в ходе революции в Китае.
В Китае ситуация для сил, к которым принадлежал и которые затем возглавил Мао Цзэдун, складывалась таким образом, что они организационно оформились, сформировались и начали развиваться, не только имея тесные связи с руководством правящей партии в СССР, но и в весьма значительной степени с большой материальной помощью этой партии, ее представителей, находившихся в Китае и выполнявших указания Сталина.
Развитие ситуации в ходе внутриполитической борьбы в Китае, сама китайская действительность, основными характерными чертами которой оказались слабость опоры коммунистической партии в городах и реальная возможность для нее организовывать очаги своей деятельности, причем вооруженной деятельности, в глухих сельских районах страны, создавали реалии революции в Китае, из которых так или иначе исходил Мао Цзэдун.
Сталин иной раз был способен правильно увидеть внутриполитическую ситуацию в Китае, но в других случаях неверно оценивал ее. То же, кстати сказать, относится и к Мао Цзэдуну и его взглядам на внутриполитическую ситуацию в СССР.
У Сталина были свои взгляды на то, как необходимо вести дела в Китае. При этом он полагал, что кто-кто, а уж родственная ему Коммунистическая партия Китая должна прислушиваться к его мнению и выполнять его указания. Однако в КПК были политики, придерживавшиеся различных взглядов на этот вопрос. Часть из них шла за Сталиным. Другая часть желала все делать по-своему. К этой части принадлежал Мао Цзэдун.
Примером недопонимания между Сталиным и Мао Цзэдуном может служить эпизод, имевший место в одной из бесед между ними в Москве.
В ходе этой беседы Сталин спросил: «Товарищ Мао Цзэдун, я вот никак не могу понять, почему вы не взяли в свои руки Шанхай сразу же, как только войска Чан Кайши утратили контроль над этим городом?» Таким образом, с точки зрения Сталина, если город падает тебе в руки, то его нужно сразу же взять. Осуществление революции для Сталина начиналось с захвата в свои руки больших городов.
Мао Цзэдун, отвечая Сталину, прежде всего высказал ряд предварительных замечаний. Он отметил, что в каждой стране имеются свои особенности, складывается своя реальная ситуация, у каждой партии имеется своя практика решения вопросов; в Китае кое-кто, продолжил Мао Цзэдун, старался все делать по советской модели, во весь голос кричал о необходимости видеть города центрами работы партии, призывал поднимать восстания рабочих, но в результате отрыва от китайской действительности были понесены тяжелые потери. Стало очевидным, что одержать победу в революции можно только при сочетании основных принципов марксизма с практикой революции в Китае.
Далее в ходе этой беседы Мао Цзэдун планировал, начав с рассказа о том, как он вел борьбу против Чан Кайши, пояснить свою мысль и ответить на вопрос Сталина. Нужно сказать, что при этой беседе Сталина и Мао Цзэдуна присутствовал личный политический секретарь Мао Цзэдуна Чэнь Бода. Он сидел рядом с Мао Цзэдуном, внимательно слушал, вел запись беседы и держался невидимкой, скромно.
Однако случилось так, что, как только Мао Цзэдун упомянул имя Чан Кайши, в глазах Сталина промелькнул огонек, он обратился к Чэнь Бода: «Кстати, я читал книгу товарища Чэнь Бода “Чан Кайши — общий враг китайского народа”».
На Чэнь Бода эти слова Сталина, само обращение Сталина к нему произвели столь сильное впечатление, что он тут же оживился. В свое время Чэнь Бода учился в СССР и овладел русским языком. Поэтому, не дожидаясь окончания перевода высказывания Сталина на китайский язык для Мао Цзэдуна, Чэнь Бода уже закивал и начал поддакивать Сталину.
Чэнь Бода настолько забылся, что невольно стал тянуть одеяло на себя, ощутил себя в центре беседы.
А ведь, по сути дела, деталь, которая привлекла внимание Сталина, не принадлежала перу Чэнь Бода, так как он просто имел в виду случай, о котором рассказал в своих воспоминаниях Рузвельт-младший.
Сын президента США Франклина Делано Рузвельта, сопровождавший отца во время Каирской конференции 1943 года, описывал действительно имевший место случай. Во время Каирской конференции Чан Кайши с супругой устроили коктейль.
Резиденция Чан Кайши находилась на расстоянии около одного километра от резиденции Рузвельта. По поручению отца Рузвельт-младший должен был представлять его на этом коктейле. Когда Рузвельт-младший вошел в резиденцию Чан Кайши, жена Чан Кайши мадам Сун Мэйлин буквально вцепилась в него, усадила на стул рядом с собой и на протяжении получаса искусно вела беседу, во всем соглашаясь с гостем, поглаживая его по колену и стреляя глазками. Рузвельт-младший вспоминал, что он тогда в полной мере ощутил ее очарование как женщины и ее привлекательность, особенно для мужчин.
Именно этот случай и вызвал живой интерес у Сталина.
Он на некоторое время переключил свое внимание с Мао Цзэдуна на Чэнь Бода и, улыбаясь, сказал: «В вашей книге содержится весьма, весьма интересная история о Сун Мэйлин и Рузвельте-младшем!» [189]
Невольно Чэнь Бода стал центром разговора, а Мао Цзэдун оказался несколько в стороне.
Это не вызвало особой радости у Мао Цзэдуна, который пристально посмотрел на своего секретаря.
Сталин же воодушевился, разговорился и вдруг поднял бокал с вином, встал, подошел к Чэнь Бода и предложил тост: «За китайского ученого, историка и философа товарища Чэнь Бода!»
Чэнь Бода это настолько потрясло, что он даже перестал как обычно заикаться, поспешно поднял бокал и сказал, кивая и обращаясь к Сталину: «За здоровье самого выдающегося в мире историка и философа товарища Сталина!»
Мао Цзэдун был в полном изумлении. Чэнь Бода к тому времени уже довольно давно работал при нем. Он всегда держался скромно, был честен и не гнался за славой. Даже черновики проектов документов, которые он готовил для Мао Цзэдуна, Чэнь Бода после их использования никогда не сохранял, а при встречах и беседах с другими людьми всегда подчеркивал, что все идеи, высказывавшиеся Мао Цзэдуном, все его статьи принадлежат лично Мао Цзэдуну. Однако в присутствии Сталина он потерял самообладание, забыл даже о том, что сидит рядом с Мао Цзэдуном, сам заговорил со Сталиным об истории и философии, да еще и выпил со Сталиным, обменявшись с ним тостами.
В ходе беседы создалась весьма необычная ситуация. Мао Цзэдун налился гневом, но в присутствии Сталина сдержался. Ему представлялось чудовищным, что кто-то осмелился оказаться в центре беседы на высшем уровне. Причем это был человек из его команды, Мао Цзэдун тогда, очевидно, с еще большей силой ощутил, какой магией личного воздействия обладал Сталин, как слабы оказывались многие китайцы при беседах с ним; это тем более укрепило Мао Цзэдуна в решимости отстаивать свою самостоятельность в беседах со Сталиным и в практических действиях. Очевидно, Мао Цзэдун решил также испытать Чэнь Бода, поставив его в положение, когда он будет вынужден говорить советским партнерам неприятные для них вещи.
