Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Владислав же отреагировал быстро и стал окружать русский лагерь. Приказал запорожцам встать бок о бок с ним, а сам обошел его с востока и занял деревню Жаворонки на Московской дороге, перекрыв Шеину пути сообщения с Россией. 2 и 3 октября казаки атаковали, прощупывая русскую оборону. И король убедился, что “взять лагерь приступом казалось невозможным, так как он сильно был укреплен, и в нем находилось огромное количество пушек”. Тогда Владислав приказал занять Жаворонкову гору, господствующую над местностью, чтобы оттуда простреливать расположение русских. Шеин эту опасность тоже осознал и решил вернуть высоту. 9 октября его полки, “открыв ужасную стрельбу”, атаковали и сбросили поляков с горы. Владислав вывел все войско, и закипела битва, продолжавшаяся целый день. Атаки сменялись контратаками, вершина переходила из рук в руки. И осталась за поляками. Потери обе стороны понесли огромные. По польским данным у русских они составляли 2 тыс. Однако противники признавали, что и среди них “много было убито”. И после этого сражения от дальнейших попыток штурмов король отказался. Решил сломить Шеина блокадой, пресекая подвоз продуктов, а на Жаворонковой горе установили батарею, обстреливавшую лагерь, на что русские отвечали огнем своих орудий.
Война, собственно, еще не была проиграна. Корпус Волынского успешно рейдировал по Украине, вызывая панику у поляков. Крестьяне всюду встречали русских как освободителей, брались за косы и вилы, полыхали панские усадьбы. А общая численность вооруженных сил России достигала, по разным данным, 60–90 тыс. чел. Конечно, не всех можно было привлечь к походам, некоторые бяли пригодны только для городовой слжбы или выполняли иные задачи. Но в Москве находились тот же корпус стрельцов и контингент “жильцов”, ничто не мешало призвать дворян и детей боярских, служилых татар. Сформировать вторую рать и поставить самого Владислава меж двух огней.
Но случилось непоправимое. Ведь Филарету было уже 80 лет. Он до глубокой старости сохранял завидное здоровье и энергию, занимался государственными делами. А сломался, как могучий дуб — сразу. Возможно, сказались и нервные перегрузки, вызванные войной. Может быть, и прежние неувязки, промедления с посылкой Шеину подкреплений и припасов, были связаны с тем, что патриарх уже начал прихварывать. А на день Покрова Богородицы он лично отслужил долгую и тяжелую для старого человека праздничную службу в Успенском соборе. Вероятно, вспотел в набитом людьми храме и полном облачении. Поехал затем в Новоспасский монастырь — в открытом возке, благословляя паству. Простудился на ветру, и на следующий день Филарета не стало. Похороны были, конечно, пышные. Рыдала вся Москва, и из других городов шли и ехали люди, чтобы проститься с Великим Государем и патриархом.
А в политическом отношении для России это обернулось тем же, что польское “бескоролевье”. Придворные партии начали борьбу за влияние на царя. И не стало человека, способного единоличным волевым решением обеспечить насущные военные вопросы, их приходилось выносить в Боярскую Думу, утрясать и согласовывать по инстанциям. В результате приговор о формировании новой армии в помощь Шеину Дума приняла только 18 ноября. Воеводами назначили Дмитрия Черкасского и Дмитрия Пожарского. Но состав войска определили явно недостаточный, 5600 чел. Снять стрельцов из Москвы так и не решились, войско предполагалось собирать с миру по нитке — призывались дворяне, ранее разъехавшиеся из-под Смоленска, излечившиеся раненые, дворовые, служилые “царицына чину” и патриаршие стольники и дворяне…
Рейд Волынского желаемых последствий не вызвал. Восставали только малороссийские крестьяне, ограничиваясь погромами и разграблениями ближайших имений, а главная сила Украины, казачество, от Владислава не откололось. А повстанческие отряды Ивана Балаша, действовавшие на Северщине и сперва оказавшие большую поддержку войскам, за год разложились, превратились в банды образца Смутного времени, грабили всех подряд, в том числе и на русской территории, и царским воеводам самим пришлось разогнать их.
Осажденный Шеин держался, отбивался очень активно, его части предпринимали вылазки и диверсии. У воеводы кончилась казна, а наемники требовали жалования — с этим у них было просто, плати или уходим. А реально — переходим к противнику. И чтобы заплатить, солдатам, боярин занимал деньги у офицеров-иноземцев. Но и получив плату, многие перебегали. Были ссоры и столкновения между иностранцами. Когда партию воинов тайно выслали из лагеря за дровами, поляки напали на них и многих перебили. Стало ясно, что кто-то предупредил врага. Шотландец Лесли обвинил в измене англичанина Сандерсона и застрелил из пистолета. Англичане в ответ озлобились на шотландцев. А противник все сильнее сжимали кольцо осады, в лагере начался голод, болезни.
Поляки могли оперировать куда более комфортабельно, опираясь на жилье и ресурсы Смоленска. Тем не менее и Владиславу приходилось несладко. Потери росли. Расходы тоже. Его армия без оплаты и подавно рассыпалась бы, а со средствами у короля было туго. Паны серьезно опасались за тылы, до них доходили слухи о мятежах, спровоцированных конницей Волынского. Узнали и о подготовке второй рати в Можайске, польская разведка весьма преувеличивала ее численность, сообщая цифры в 15–20 тыс. И король предложил Шеину перемирие на весьма выгодных условиях — войска разменяются пленными и разойдутся “каждое в свои пределы”.
Но ведь у полководца был приказ не отступать! И нарушить его без санкции царя он не имел права. Слал гонцов в Москву, но сквозь польские кордоны добраться сумел лишь один. Михаил Федорович, обсудив с боярами информацию, послал своего псаря Сычева с ответом, выражая согласие на такие условия. Хотя Сычев до Шеина не дошел, был перехвачен поляками. Как и еще несколько царских посланцев, у одного из которых нашли в сапоге зашитый “наказ” начать переговоры с Владиславом, поскольку государь и бояре “желают мира”. Воевода этого наказа не получил. А король, узнав из перехваченных писем о плачевном состоянии осажденных, раздумал мириться на высказанных условиях.
Со второй армией дело не клеилось. Дворяне и дети боярские зимой привыкли не воевать, а находиться в поместьях. Сказывался и сборный состав, и ослабление центральной власти без Филарета, и к назначенному сроку мобилизации, 6 января 1634 г., к Черкасскому и Пожарскому прибыло… лишь 375 бойцов. Тут уж правительство “стукнуло кулаком”, рассылало новые, грозные указы. Кроме можайской, стала формироваться еще одна рать, в Калуге. А время утекало. И за 4 месяца блокады положение под Смоленском стало критическим. 1 февраля в Москву проскочил еше один гонец Шеина, дворянин Сатин. Воевода доносил, что “ему и ратным людям от польского короля утесненье и в хлебных запасах и в соли оскуденье большое”.
Царь и Дума, похоже, не могли однозначно определиться, мириться или продолжать войну. Официальных послов для переговоров к Владиславу не направили, а послали окольничего Григория Волконского в Можайск “для совета” с Черкасским и Пожарским, могут ли они оказать помощь Шеину? К ним, с запозданием, воины уже стекались, и ответ был: “Да, могут”. Волконский вернулся и доложил это 6 февраля. Через 2 дня Разрядный приказ послал грамоту в Можайск, а 11 февраля — в Калугу. Идти к Смоленску…
Но было уже поздно. Исчерпав возможности сопротивления, Шеин вступил в переговоры. Его голодающая армия была обречена. И о том, чтобы свободно разойтись, уже не могло быть и речи. Но и Владислав понимал, что если русские упрутся стоять до конца, прольется еще много крови. Да и угроза можайской рати сохранялась. Поэтому воевода сумел выговорить такие условия, лучше которых в сложившейся ситуации трудно было придумать. Его бойцы давали присягу не участвовать в войне против поляков в течение 4 месяцев, и им разрешалось уйти, взяв с собой холодное оружие, мушкеты с 20 зарядами на каждый и 12 полевых пушек. Остальная артиллерия и обоз доставались победителю, но за это король брал на свое попечение и излечение 2 тыс. раненых и больных, обязуясь отпустить их по выздоровлении. 56 польских подданных, перебежавщих к русским, пришлось выдать, все они были повешены.
