Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
Наконец понимаю — если бы это была граната, она сказала бы свое слово. Вскакиваю на ноги. Передо мной в траве еле-еле заметен светлячок. Надо же… Я наклоняюсь к светлячку, чтобы поймать его. И поймал… небольшую палку с привязанной к ней бумажкой и с чуть светящимся карманным фонариком.
Испуг прошел. Фонарик и записку я взял, а палку бросил в ту сторону, откуда она прилетела. Фонарик до того плохо светил, что нельзя было прочитать написанное на бумажке. И фонарик улетел вслед за палкой. Скорее в сарай! Враг готовит какую-то ловушку.
Офицеры по-прежнему сидели на КП. И я тоже сел на прежнее место. Но у меня до того все было напряжено, что я сидел окаменело. Нужна разрядка. И я чувствовал — надо заговорить.
— Как темно… — выдавил из себя. Но слова прозвучали нормально, и я продолжал: — Хоть глаз выколи.
— А разведчики задерживаются, — подал голос инженер.
— Да, задерживаются, — отзываюсь я и как можно спокойнее вынимаю из кармана брюк бумажку и читаю про себя:
«Командиру 32-го полка „яков“.
Уважаемый майор, не волнуйтесь. Отдыхайте по-прежнему. И будет полный порядок. Мы вас надежно стережем.
Доброжелатель».
В первый момент я был изумлен. Как они выследили меня и послание подбросили именно мне? Но, поразмыслив, решил: просто случайное совпадение.
Бумажка меня окончательно убедила, что враг пока не хочет применять оружие. Но не намерен ли он захватить нас живыми? Мы все уже в прицелах его пушек и танков. А наш КП — сарай — наверняка под особым наблюдением.
Что делать? Может, прав инженер Лебедев — бездействовать дальше нельзя?
А как быть с посланием? Прочитать его офицерам или нет? Нет!
Дверь на КП тихо отворилась. Неторопливо вошел капитан Мамонов. На широком, испещренном ожогами лице никакой тревоги. Он спокойно, точно на тактическом учении, доложил:
— Знаменный взвод с документами штаба прибыл на аэродром и занял оборону на своем участке.
Только Мамонов успел сесть за стол рядом со мной, как явился начальник разведки. Он, как и положено разведчику, подробно рассказал о противнике.
Основная сила — фашистские войска. С ними несколько небольших групп в гражданской одежде. Очевидно, бандеровцы. Сейчас они проходят, как на параде, колоннами перед какой-то трибуной. Видимо, опасаясь нашего нападения, враг танками с автоматчиками окаймил свою пехоту. На стоянку наших самолетов направил пушки. Разведчики насчитали около сорока танков и более пятидесяти орудий. В заключение начальник разведки сделал вывод:
— Против такой силы мы сейчас силой не можем действовать.
В такой обстановке нервозность и поспешность могут привести нас к опрометчивым действиям и заставят противника применить оружие. Он же, по всему видно, пока только демонстрирует на аэродроме свою силу, поэтому мне хотелось резко оборвать инженера, но я сдержался и, словно бы не слыша его, как можно спокойнее спросил:
— Теперь обстановка всем ясна?.. Раз ясна, давайте совет держать, как нам действовать в этих обстоятельствах. — И обратился к капитану-инженеру: — Вам слово.
— Нельзя ждать, пока фашисты нас всех раздавят! — решительно заявил ой. — Мы должны ударить по этому парадирующему сброду. Он понесет большие потери, а мы в темноте ускользнем от них на Львов.
Какие боевые слова! Ударить по сброду! Это в наших силах. А точнее, в моей власти. Отдать приказ — и все пойдут в атаку! А потом? Ускользнем? Вряд ли. Да и что мы сделаем этой банде, окружившей себя танками? К тому же немцы наверняка все предусмотрели. Иначе не устраивали бы здесь парад, как у себя перед Бранденбургскими воротами.
— Правильно, — одобрил я мысли Лебедева. — Но как мы ударим по этому сброду? Пока будем прорываться через оцепление из танков и автоматчиков к колоннам пехоты, расстреляем все патроны, А их у нас кот наплакал: на автомат — один диск, на винтовку — три обоймы, на пистолет — две. Да еще неизвестно, исправно ли все наше оружие: за время войны из него мало кто стрелял.
— Самолетные пушки используем… — в пылу нетерпения не унимался инженер. —
Но его никто не поддержал. Чтобы использовать наши пушки, нужно поднять хвосты самолетов. Для этого на каждый «як» надо пять-шесть человек. Прицеливаться будет очень трудно. Стоит нам сейчас дать хоть один выстрел, мы растревожим это сборище, и оно, включив фары танков, осветит аэродром и за какие-нибудь две-три минуты без единого выстрела гусеницами проутюжит все самолеты. К тому же наши пушки лобовую броню танков не прошибут. Значит, стрельба будет бесполезна, а мы погибнем.
— Но что же делать? Неужели будем ждать, пока нас раздавят? — как-то обреченно произнес Лебедев.
— А почему не ждать? — откликнулся Мамонов. — Время работает на нас — помощь к нам придет. Суть мужества не всегда заключается в том, чтобы с оружием бросаться на противника.
Далее Мамонов высказал предположение, что противник, вероятно, готовится тихо захватить наши самолеты и перелететь на них к себе. У него могут быть и свои пилоты. За Львовскую операцию сбито около пятисот вражеских машин. Многие летчики выпрыгнули с парашютами и приземлились на нашей территории. Часть из них могла присоединиться к этой недобитой своре.
Оказавшись впервые в такой необычной обстановке, мы без спешки и суеты обсуждали, как лучше организовать оборону. Война научила нас самообладанию. И мы пришли к единому мнению — ждать. Только ждать. Если фашисты сейчас и двинутся на нас, мы их встретим из окопов и щелей, а потом сожжем самолеты и, укрывшись в высокой траве, уйдем на Львов. А пока враг нас не тревожит, надо поднять на козелки хвосты самолетов и направить их пушки на противника.
За час до рассвета аэродром очистился от непрошеных гостей. Колонны недобитых фашистов как пришли под покровом ночи, так и ушли в темноте. Только когда взошло солнце, в бинокль можно было разглядеть последнюю колонну врага, втягивающуюся в лес.
От посланного на машине во Львов офицера с донесением не было ни слуху ни духу. Видимо, ночная стрельба имела с этим какую-то связь. Еще до рассвета капитан Мамонов улетел на По-2 в воздушную армию с докладом о ночном «церемониале» на нашем аэродроме и с просьбой прислать нам горючего, чтобы мы могли перелететь во Львов или же ближе к Висле, где теперь базируется наша дивизия. Для большей уверенности, чтобы установить связь со Львовом, мы послали в город еще двух человек. По земле или по воздуху, а доберутся наши тревоги до вышестоящих штабов.
