Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1 - Гитин Валерий Григорьевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

Сарацинский след

Мусульман в те времена называли сарацинами, что соответствует арабскому слову, означающему «человек с Востока». Согласно древнему стереотипу, «человек с Востока» ассоциируется с экспансивным брюнетом, не отягощенным излишней эрудицией и вообще всем комплексом знаний и навыков, которые являются показателем уровня цивилизованности личности.

Этот стереотип очень живуч, и прежде всего потому, что пришельцы с Востока бывают, как правило, людьми несостоявшимися, не нашедшими себе позитивной реализации на родине, собственно, как и все эмигранты — за очень и очень редкими исключениями. Иной, не похожий на западный, уклад жизни, иной менталитет и, соответственно, иные ценности — и все это в комплекте с дерзкой энергией выживания не может не провоцировать массовой негативной реакции, где замешанной на примитивной ксенофобии, где на интернациональной зависти по поводу чужого успеха.

К середине девяностых годов уже прошлого века в России (да и не только в России) назрела проблема сарацинской монополии на розничную торговлю. Власти, как правило, держали неплохо оплаченное подобие нейтралитета в этом вопросе, так что на защиту интересов той части коренного населения, которая сетовала на ущемление ее прав вольно торговать на своей исконной земле, выступили радикальные организации правого толка.

Воодушевленные заявлениями некоторых политиков о том, что нужно навести порядок, что «в наших городах за прилавками киосков мы должны видеть голубоглазых блондинов» и т.п., решительные парни правого толка в ряде мест пригасили торговую активность пришельцев, но увы… образовавшийся таким образом вакуум почему-то не заполнили голубоглазые блондины. По крайней мере, настолько, насколько это было бы желательно.

Вакуум всегда заполняется в соответствии с законами Природы, так что искусственный отбор здесь едва ли целесообразен.

В средневековой Европе тоже был заполнен образовавшийся вакуум, причем во многих сферах бытия одновременно. Собственно, то же самое можно сказать и о Ближнем Востоке, и о Северной Африке, и о Северо-Западной Индии, обо всех объектах сарацинской экспансии.

Но если битвы, походы и территориальные захваты со временем стираются со страниц книги бытия подобно следам на пляжном песке, то сугубо человеческие достижения вечны и нетленны, как скалы на том же пляже…

Таким был сарацинский след в истории того бурного времени. Впрочем, найдется ли когда-нибудь такое время, которое не назовут бурным?..

Сарацинский след необычайно ярок и богат шедеврами культуры мирового уровня, чему способствовало немало факторов, среди которых не последнее, пожалуй, место занимал либерализм ислама того периода. Задачей ислама было объединение общества, цементирование его с помощью простых и понятных формул благополучия, формул, но никак не безжизненных догм и такого же пошиба жестких правил социального поведения.

То была благодатная пора, когда правоверному мусульманину никто не мог запретить пить вино, любить женщин, философствовать, искать свой индивидуальный смысл жизни, не оглядываясь пугливо на священников, которые в те времена еще знали свое место и не пытались контролировать политику, экономику, идеологию или, скажем, секс.

Был, правда, жесткий запрет на изображение Бога и человека (визуальное), но на фоне скандальных иконоборческих эксцессов в Византии этот запрет не выглядел таким уж одиозным. Во всем же остальном культура ислама переживала свой поистине золотой век.

Ислам терпеливо возродил и творчески развил все наработки европейской науки, загубленные уже к тому времени христианскими мракобесами, дал мощный толчок бурному развитию ремесел и искусств.

Галерею образов главных героев той поры с полным на то правом могли бы открыть легендарный халиф Гарун аль-Рашид (786—809 гг.), герой «Тысячи и одной ночи», и халиф аль-Мамун (813—833 гг.). Оба внесли весьма значительный вклад в развитие исламской культуры. Достаточно упомянуть о том, что аль-Мамун построил в Багдаде так называемый «Дом мудрости» — аналог Александрийского научно-культурного центра, уничтоженного в 389 году римским христианским императором Феодосией. В «Доме мудрости» были размещены огромная библиотека (400 000 книг), обсерватория и множество лабораторий.

Средневековые мусульмане славились своими блестящими достижениями в области точных и естественных наук. Этому в немалой степени способствовала тенденция к освоению мировой сокровищницы научных знаний. Арабские ученые перевели множество греческих, римских, византийских, персидских научных трактатов, что дало резкий толчок развитию собственных изысканий с учетом уже накопленного опыта.

Например, индийский опыт, осмысленный арабскими математиками, дал миру арабскую цифровую систему, включающую доселе неведомый в Европе и на Ближнем Востоке ноль. Но арабы пошли дальше, создав алгебру и тригонометрию. Одним из отцов-основателей алгебры считается среднеазиатский математик аль-Хорезми, который, кстати, подарил миру и такое понятие, как алгоритм. Тригонометрией же мы обязаны прежде всего математику аль-Баттини.

Основателем минералогии по праву считается ученый Ибн-Хайтан, а «светилами» передовой медицины безоговорочно признаются такие исследователи, как Рази, аль-Хайсам, аль-Харави, аль-Маджуси и, конечно же, «князь ученых» Ибн Сина, известный в Европе как Авиценна.

Это они подарили миру основы медицинской диагностики, фармакологии и офтальмологии, в том числе и очки.

Ибн Сина — автор 273 трактатов по всем возможным в то время отраслям знаний и философии, а его коллега и сподвижник аль-Бируни вошел в историю как автор гипотезы о вращении Земли вокруг Солнца и фундаментального труда по топографии Средней Азии.

А еще были знаменитые философы, такие как аль-Кинди, аль-Фараби, аль-Газали, Ибн-Рушд (Аверроэс)…

Сарацины впервые, пожалуй, в истории четко определили суть такого понятия как «элита общества». У них это были халифы, их приближенные, то есть те, кого эти халифы считали достойными своего общества, и люди, отмеченные Божьей печатью, обладатели незаурядных способностей и талантов — разумеется, в сугубо человеческом понимании этих свойств, то есть в интеллектуально-творческом.

И никаких «народных избранников», у которых столько же оснований называться элитой общества, сколько их имеет самый распоследний из тех, кто голосовал за них, клюнув на удочку популизма или соблазнившись дармовой бутылкой дешевой водки.

И никаких финансовых воротил, за быстрыми успехами которых неизменно стоит преступление, тяжесть которого находится в прямой пропорциональной зависимости от суммы состояния и скорости его обретения.

И, конечно же, никаких спортсменов, «защитивших честь державы» посредством быстрого бега, плавания, прыгания и тому подобных действий, в принципе доступных любому здоровому животному.

Ну и, разумеется, никаких чиновников, торговцев, военных или политиков.

Сарацины «денежную аристократию» не признавали, и вовсе не из презрения к материальной стороне бытия, а лишь вследствие уразумения ее природы и места в Природе как таковой.

Что же до взаимодействия материальной и духовной сторон бытия, то оно нашло отражение в такой сарацинской области знании как алхимия (по-арабски «аль-хешйа»). В алхимии самым прихотливым образом соединялись гуманитарные приоритеты той эпохи и естественно-научные методы познания мира.

Между прочим, независимо от степени ироничности восприятия алхимии, от всех существующих стереотипов этого восприятия, нельзя не признать, что именно благодаря кропотливым изысканиям средневековых алхимиков родились многие из современных технологий.