Заветы Ильича. «Сим победиши» - Логинов Владлен Терентьевич (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
' Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 208, 209.
говоров и соответственно — амнистий по сугубо политическим мотивам1.
Юрий Пятаков и известнейший в последующем социолог Питирим Сорокин знали друг друга еще по Петербургскому университету. Потом дороги разошлись: Пятаков стал большевиком, Сорокин — активнейшим эсером, которого после Октября 1917 года неоднократно арестовывали и даже приговаривали к расстрелу за участие в подготовке вооруженных выступлений. В 1922 году он стал одним из ведущих сотрудников журнала «Экономист».
Незадолго до отъезда за границу Питирим Александрович зашел к Пятакову. «Почему вы изгоняете нас», — спросил он. «Ты не учитываешь, — ответил Юрий Леонидович, — что сейчас в России идут два процесса. Один из них — воссоздание буржуазного общества; другой — процесс приспособления Советской власти к нему. Первый процесс идет быстрее, чем второй. Наша задача — затормозить развитие этого первого процесса, но ты и другие ссылаемые ускоряете его» 839 840.
Один из ссылаемых, писатель Михаил Осоргин вспоминал: «…B одной бумажке оказалось изложение нашей вины — “нежелание примириться и работать с советской властью”. Думаю, что по отношению к большинству это обвинение было неправильным и бессмысленным. Разве подчиниться — не значит примириться? Или разве кто-нибудь из этих людей науки и литературы думал тогда о заговоре против власти и борьбе с ней? Думали о количестве селедок в академическом пайке! Непримирение внутреннее? Но тогда почему из ста миллионов выпали только пятьдесят человек?» 841
Среди депортируемых, безусловно, были достойные люди, думавшие не только о селедке. Но, отвечая Питириму Сорокину, Пятаков имел в виду то обстоятельство, что их стремление дискредитировать власть, вытаскивавшую страну из послевоенного хаоса и разрухи, их проповедь во благо свободного, не регулируемого государством рынка, могла стать объединяющей идеей для куда более широких мелкобуржуазных масс и куда более радикальных контрреволюционных элементов. А это уже пахло новой войной.
Уезжали небольшими партиями. Первыми, 23 сентября, поездом на Ригу отправилась группа, в которую входил и П.А. Сорокин. Следующая группа, пароходом «Обербургомистр Ха-кен», отплыла в Штеттин 29 сентября. Еще одна группа на пароходе «Пруссия» отплыла в Германию 16 ноября. Был еще и третий пароходный рейс, доставивший в сентябре из Одессы в Турцию трех украинских профессоров; был и четвертый — итальянский пароход «Жанна», на котором в Константинополь прибыл С.Н. Булгаков 842.
Какой же из них считать «философским пароходом»? Это словосочетание появилось в нашей исторической журналистике в самом конце XX века, а затем прочно вошло и в научный оборот. В 20-е годы, современникам, оно и в голову не могло прийти, ибо большинство среди 57 депортированных составляли кооператоры и агрономы, врачи, журналисты и преподаватели ВУЗов. Были среди них монархисты и черносотенцы, кадеты и эсеры, меньшевики и совершенно беспартийные.
Что же касается философов, то ПА Сорокин и ФА Степун уехали поездом. Философы НА Бердяев, ИА Ильин, С.Л. Франк — на пароходе «Обербургомистр Хакен», И.И. Лапшин, Н.О. Лососий и Л.П. Карсавин — на пароходе «Пруссия», С.Н. Булгаков — на пароходе «Жанна».
Есть и другой, более существенный вопрос. Вначале XX столетия философия, как наука, насчитывала в России немало известных имен. На международных конгрессах философов ее представляли Г.И. Челпанов, Е.В. Де Роберти, НА Васильев, В.Н. Ивановский, Б.В. Яковенко и другие. В 20-е годы на университетских кафедрах философии успешно трудились десятки профессоров, весьма далеких не только от марксизма, но и от материализма как такового. И никто из них не был подвергнут депортации. Именно тогда впервые в системе Академии наук был создан и Институт философии.
Философы, которых высылали в 1922 году за границу, принадлежали к особому направлению русской религиозной философии, тесно связанному со знаменитыми «Вехами» и именуемому ныне как «Русская философия Серебряного века». В последние десятилетия их труды многократно издавались и переиздавались в России, и так уж случилось, что само понятие «русская философия» стало ассоциироваться исключительно с этим направлением.
В № 5 журнала «Вопросы философии» за 2015 год была опубликована интересная статья С.Н. Корсакова «Мифы и истины в истории русской философии», в которой автор попытался разобраться в этой проблеме. «Если система догм отвечает идеологическому мэйн-стриму данного социума, — пишет он, — то противостоять ей практически невозможно. Никакими ссылками на факты не опровергнуть то, что принято в качестве идеологической “истины”.
Исследователь, который хочет остаться верен самому себе, попадает тогда в положение Галилея, изготовившего телескоп и предложившего коллегам самим убедиться в справедливости полученных им результатов. Коллеги отказались смотреть в телескоп. Им и так было ясно, что купол неба создан Всевышним в неизменном виде и с раз и навсегда определенным количеством небесных тел».
Сергей Корсаков приводит слова философа Ивана Луппо-ла: «“Русская душа” вместе с “развесистой клюквой” входила в ассортимент российской экзотики. Якобы национальной чертой русских является наклонность в сторону этико-религиозных вопросов и мистическое их решение… Все, что не укладывалось сюда, считалось не русским».
Попытка Корсакова определить реальный спектр российской философской мысли в 20-е годы тем и закончилась. В этом же номере журнала «Вопросы философии» один из коллег обвинил его в «русофобстве».
О том, какие страсти будут кипеть вокруг их рейса, пассажиры «Обербургомистра Хакена» и не помышляли. Они ожидали в Штеттине торжественной встречи и тщательно готовили ответные речи…
Но вот пароход причалил, и никто их не встретил. Шел дождь. Мужчины пошли искать какую-нибудь подводу. Потом погрузили на нее вещи и побрели вслед до ближайшей гостиницы.
«Нагнать другие государства»
А в Подмосковье в эти дни с конца сентября стояла отличная погода. Ленин много гулял, голова уже не болела, всех своих собеседников он дотошно расспрашивал о делах, о положении на местах и… считал дни до отъезда. В письме Инночке Арманд Крупская пишет, что Владимир Ильич рвется к работе и добавляет: «Впрочем, публика приезжает уже к нему и в одиночку, и высыпками». 29-го они еще раз объехали на автомобиле окрестности Горок, а 2 октября перебрались в Москву 843.
Все лето шли разговоры о ремонте московской квартиры Ленина. Помимо ремонта комнат, надо было построить на крыше застекленную веранду, подвести к ней лифт, обновить старую вытяжную вентиляцию. Владимир Ильич писал Авелю Енукидзе грозные записки: «Убедительно прошу Вас внушить (и очень серьезно) заведующему ремонтом квартиры, что я абсолютно требую полного окончания к 1 октября. Непременно полного… И внушить еще от себя. Я нарушения этой просьбы не потерплю».
Но, естественно, по-настоящему за дело взялись лишь в конце сентября, когда на ремонт вместо десяти нагнали чуть ли не полторы сотни рабочих. И все-таки, когда Ленин вернулся в Москву, выяснилось, что «ремонт был почти закончен, но в комнатах так сильно пахло краской от заново выкрашенных окон и дверей, что пришлось на некоторое время поселиться в другой части здания Судебных установлений, рядом с кабинетом Цюрупы в трех небольших комнатах»1.
А 3 октября, в 17 часов, впервые после долгого перерыва Ленин вновь председательствовал на заседании Совнаркома. «Заседание было многолюдным, — вспоминала Лидия Александровна Фотиева, — присутствовало 54 человека. Пришли не только члены Совнаркома и их заместители, но все, кто имел хотя бы отдаленное право присутствовать на заседании СНК..
