Октябрь (История одной революции) - Гончаренко Екатерина "Редактор" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Из дверей Совета, раздавая направо и налево быстрые приказания, вышел Дыбенко. В руках у него был все тот же большой револьвер. Во дворе стояла заведенная машина. Дыбенко уселся один на заднее сиденье и умчался — умчался в Гатчину разделываться с Керенским.
К ночи он доехал до предместья, вышел из автомобиля и дальше пошел пешком.
В 11 часов вечера в Царское из Гатчины, без ведома Керенского и Краснова, прибыла делегация от казаков в числе трех человек (один офицер и два казака) с предложением вступить с ними в переговоры. Офицер заявил, что если мы теперь же решим вести наступление, то казаки и юнкера окажут упорное сопротивление; кроме того, к Гатчине ожидается подход батальона ударников.
Терять время было нельзя. Не ставя в известность Смольный и невзирая на протест моряков против того, чтобы я поехал один, решаю выехать для переговоров в Гатчину. Выезжаю с делегацией в час ночи, взяв с собой одного лишь матроса Трушина.
В час ночи 1 ноября, в санитарном автомобиле, по грязной дороге, без освещения, пробираемся к Гатчине. По пути ехавшие со мной офицер и два казака заявили, что они — против гражданской войны, что их ввели в заблуждение, рассказывая о жестокостях и зверствах большевиков, о том, что большевиками руководят немецкие шпионы Ленин и Троцкий и что они хотят продать Россию немецкому кайзеру. Их убеждали, что весь гарнизон Петрограда и население ждет их, казаков, как избавителей от нашествия большевиков. Но теперь они, лично побывав в Царском после занятия его большевиками, убедились, что здесь не шпионы немецкие, а матросы, солдаты и рабочие. Они просили выступить на митинге перед всеми казаками, разъяснить им, что такое Советская власть, кто именно избран министрами и какая участь ждет казаков.
По пути к Гатчине как будто из-под земли вырастают одна за другой казачьи заставы. После переговоров с казачьим офицером пропускают, удивленно посматривая, почему вместе с казаками едут матросы. Около трех с половиной часов ночи подъезжаем к Гатчинскому дворцу. Прилегающая площадь слабо освещена. Автомобиль останавливается у ворот дворца. Выхожу из автомобиля.
Навстречу выходит дежурный офицер и, обращаясь ко мне, спрашивает:
— Вы кто?
В эту минуту невольно мелькает мысль: предательство. Вместо переговоров с казаками — ловушка. Отвечаю:
— Я прибыл для переговоров с казаками.
Дежурный офицер:
— Я вынужден вас арестовать. Сдайте ваше оружие.
— Оружие мое — револьвер. Его я не сдам. Если вы посылали делегацию для того, чтобы захватить одного из нас как заложника, то этим вы не достигнете цели. Знайте, мой арест вам дорого обойдется.
Мой единственный спутник, матрос Трушин, выхватив револьвер, направил его на дежурного офицера. Он готов был дорого продать нашу жизнь.
В этот момент группа казаков, постепенно окружавшая нас и следившая за разговором, потребовала от дежурного офицера немедленно освободить меня. Дежурный офицер упорствовал, заявляя:
— Я должен арестовать и доложить генералу Краснову. Что он прикажет, то и будет сделано.
Казаки стали между мною и дежурным офицером, заявляя:
— Пусть большевики сами расскажут нам обо всем. Мы хотим знать, что делается в Петрограде.
Тут же предложили следовать в казармы. Почувствовав себя как будто бы на воле, я обращаюсь к казакам с вопросом:
— Керенский здесь?
— Да.
— Я требую, чтобы немедленно был приставлен к нему надлежащий караул. В случае его побега — вы отвечаете.
Казачий офицер, приезжавший в числе делегатов в Царское, остался у дворца с целью усилить караул, охранявший Керенского. Как бы под конвоем казаков и охраной матроса Трушина, прихожу в казачьи казармы. Полумрак. Казармы переполнены только что проснувшимися казаками. Неряшливо одетые в шинели, со сбитой на затылок папахой, с растрепанными длинными чубами и неумытыми лицами, казаки казались усталыми, разбитыми, безразличными. Многие, свесив головы, посматривали на нас со второго яруса нар. Среди казаков вперемешку — офицеры и юнкера, злобным взглядом осматривавшие с ног до головы пришельцев-матросов. Взобравшись на нары, говорю им о систематическом предательстве Временного правительства, начиная с первых дней февральской революции и до последнего дня, когда Керенский вместе с русской и иностранной буржуазией пытался сдать немцам Петроград, чтобы задушить революцию; что Временное правительство, так же как и царское, не стремится добиться мира и прекратить братоубийственную бойню, спасти от разорения страну и передать землю крестьянам, а продолжает начатую царем войну, гонит на фронт все новые и новые десятки и сотни тысяч молодых солдат, не обеспечивая их ни вооружением, ни обмундированием, ни продовольствием, что наступающая зима грозит катастрофой на фронте.
И, наоборот, Советская власть ставит перед собой задачу немедленно добиться справедливого мира для всех, прекращения войны, передачи земли крестьянам, установления контроля над производством, отмены смертной казни на фронте. Советским правительством, избранным на Всероссийском съезде Советов, и самим съездом Советов по всем этим вопросам изданы декреты. Предательское Временное правительство низложено. Весь гарнизон Петрограда, Балтийский флот, рабочие и целый ряд армий и городов поддерживают новое Советское правительство. Армии посылают на поддержку Советского правительства войска с фронта, и в первую очередь двинуты полки 12-й армии. Попытка Керенского снова захватить власть бессмысленна и давно обречена на неудачу. Его поход вызывает лишь лишние жертвы со стороны казаков. Керенский снова пытается вас, казаков, превратить в жандармов и тем самым возбудить против вас всеобщую народную ненависть и преследование.
Злобно выкрикивают офицеры и юнкера:
— А немецкие шпионы в вашем правительстве — Ленин и Троцкий? Станичники, не верьте им. Это предатели и изменники России.
Вся казачья масса поворачивает свои головы в сторону выкрикивающих офицеров и юнкеров. Они смутно или почти ничего не понимают, что такое Советская власть, и еще чутко прислушиваются к голосу своего властителя — офицера. Для них еще до сих пор офицер в золотых погонах — грозная власть, заставляющая покорно выполнять свою волю. Минутами казалось, что злобно рычащее офицерство подаст команду:
— Гнать их, немецких шпионов! Бей их!
В ответ офицерам заявляю:
— Не немецкие шпионы взяли власть в свои руки, а рабочие, крестьяне, солдаты и матросы, такие же, как и вы, труженики-казаки. Флот первый доказал свою преданность революции и готовность к защите страны в моонзундских боях, где в борьбе с немцами он дрался до последней капли крови; он же первый выступил на защиту Советской власти.
Этот пример еще более убедительно подействовал на казаков; украдкой посматривая на офицеров, негромко заявляют:
— Правильно. Матросы — наши братья, мы с ними пойдем.
Через час-полтора казармы уже не вмещают собравшихся казаков, офицеров и юнкеров. Митинг затягивается. Офицерство более решительно выступает против, требуя, чтобы выгнали нас из казарм. Наконец, к 8 часам утра удается убедить казаков прекратить гражданскую войну и арестовать Керенского. Казаки согласны арестовать Керенского, но требуют сперва согласовать арест Керенского с казачьим комитетом.
Изнемогая от усталости, задыхаясь в непроницаемом табачном дыму, которым окутаны были во все время митинга казармы, еле держась на ногах, вылезаю на площадь. Пахнувший утренний холодок освежил, вдохнул новые силы. Ведь еще не все сделано. Они еще не примкнули твердо к Советской власти, они еще покорны своим офицерам, и что скажут они, когда перед ними выступит тот же грозный для них генерал Краснов, который не будет митинговать, а будет приказывать? Какой оборот примет дело, когда перед ними выступит Керенский как верховный командующий? На этой обширной дворцовой площади, освещенной восходящими лучами солнца и окруженной тысячами казаков и юнкеров, я чувствовал себя заложником. Следовавший позади матрос Трушин, держа все время в руках револьвер, говорит:
