Иудейская война - Флавий Иосиф (книги регистрация онлайн .TXT) 📗

3. В это время в римский лагерь прибыл Антиох Эпифан {56} во главе многих тяжеловооруженных воинов и со свитой так называемых македонян. Это были исключительно его ровесники, люди высокого происхождения, едва только вышедшие из отроческого возраста, вышколенные и вооруженные на македонский манер, откуда и их название: «македоняне». Большинство, однако, из них далеко не достигало славы этой нации. Из всех царей, подчиненных римлянам, самым счастливым был царь коммагенский; но и он испытал на себе изменчивость судьбы. Уже на закате лет он представлял собой пример того, что никто до самой смерти не может считать себя счастливым. Сын его, появившийся туда в такое время, когда отец его находился на высоте своего счастья, выражал свое удивление по поводу того, что римляне так медлят с покорением стены. Он сам был храбрый воин, обладал твердой, непреклонной волей и могучей телесной силой, которая в связи с его отвагой была почти непобедима. Тит на его слова, посмеиваясь, отвечал: «Наше желание вполне совпадает с вашим». Тогда Антиох со своими македонянами сделал приступ на стену. Благодаря своей силе и ловкости он лично успел увернуться от иудейских стрел, осыпая в то же время иудеев своими стрелами, но его юные воины, за исключением только немногих, были смяты; они [364] бились изо всех сил, чтобы доказать, что не отделяют слово отдела, но покрытые многочисленными ранами должны были все-таки уступить. Они узнали тогда, что и истые македоняне, для того чтобы побеждать, должны еще обладать счастьем Александра.

4. С большими усилиями и после беспрестанной семнадцатидневной работы римляне в 29-й день артемизия окончили сооружение валов, начатое ими 12-го того же месяца. Они построили четыре главных вала: один, против Антонии, был проведен пятым легионом посреди так называемого Воробьиного пруда; другой, почти в двадцати локтях от первого, был воздвигнут двенадцатым легионом; десятый легион возвел свое укрепление на значительном отдалении от последнего, у так называемого Миндального пруда, на севере, наконец, в тридцати локтях дальше, у гробницы первосвященника {57}, находились шанцевые сооружения пятнадцатого легиона. На всех этих валах были уже поставлены машины. Тогда Иоанн приказал провести изнутри под находившиеся против Антонии укрепления подземный ход и подпереть столбами как самый ход, так и сооружения, находившиеся под ним, затем он заложил туда дров, обмазанных смолой и асфальтом, и приказал все это поджечь. Когда подпоры сгорели, мина обвалилась и за ней с большим грохотом обрушились сооружения. Вначале поднялся густой столб пыли, так как огонь был наполовину потушен мусором, но когда весь свалившийся лес обрушился, огонь возгорелся ярким пламенем. Страх объял римлян при этом неожиданном зрелище, все мужество их пропало, они считали уже себя близкими к победе и вдруг лишились этой надежды даже на будущее. Тушить огонь они считали бесполезным делом, ибо если бы и удалось прекратить пожар, то самих валов уже больше не существовало.

5. Два дня спустя Симон со своими людьми предпринял нападение на другие валы, на которых римляне уже установили тараны и ими потрясали стену. Некий Тефтай из галилейского города Гарсиса {58} и Мегассар, из преданных слуг Мариаммы {59}, далее сын Наватая из Адиабены, по прозвищу Хагейр, что значит хромой, схватили факелы и сделали вылазку на машины. Более удалых и опасных воинов, чем этих трех, город не имел в этой войне. Словно навстречу товарищам, а не густо сплоченной вражеской массе, без страха и колебания ринулись они сквозь ряды неприятеля и начали поджигать машины. Обданные градом стрел, встреченные со всех сторон ударами мечей, они не покидали своего опасного поста до тех пор, пока огонь не охватил строения. Когда [365] пламя вспыхнуло, римляне бросились туда на помощь из стана, но иудеи старались со стены отгонять их прочь и завязывали также рукопашный бой с огнетушительной командой, нисколько не щадя при этом своей жизни. Когда римляне вытаскивали тараны из-под горевших уже защитных кровель, иудеи и тогда старались овладевать ими, бросались в самый огонь и не выпускали машин из рук, если даже им приходилось держаться за раскаленное железо. От машин огонь распространился дальше до валов, так что вспомогательный отряд прибыл уже поздно. Окруженные везде огнем, римляне увидели себя не в силах спасти свои сооружения и потянулись обратно в лагерь. Но иудеи, подкрепленные приливом сил изнутри и ободренные успехом, с неудержимой стремительностью бросились вперед, протеснились до лагерных шанцев и вступили в схватки с часовыми. (Перед лагерем у римлян всегда стоит особая вооруженная стража, которая каждый раз сменяется другой, а за оставление поста часовым закон наказывает его смертью). Стражники, предпочитая геройскую смерть в бою казни преступника, удерживали свои посты. Многие из бежавших устыдились, когда увидели своих товарищей в крайней опасности и опять вернулись на свои места. Они поставили на лагерный вал метательные машины и посредством их удерживали нахлынувшую из города толпу, не позаботившуюся ни о каких мерах предосторожности к своей безопасности и защите. Ибо иудеи схватывались с каждым человеком, попадавшимся им на пути, тяжестью своей массы они опрокидывали врагов, в своем порыве, не знавшем никакой осторожности, сами натыкались на копья; их превосходство заключалось не столько в успешных результатах, сколько в собственном своем мужестве, а римляне, если отступали, то не из-за того, что они терпели значительные потери, а больше всего потому, что избегали их бешеной отваги.

6. Вскоре, однако, появился Тит с замка Антония, где он высматривал позиции для других валов. Прежде всего он сделал солдатам строгий выговор за то, что они, господствуя уже над вражеской стеной, покидают свои собственные укрепления, что, выпустив иудеев из заключения, они как будто сами натравили их на себя и теперь сами пришли в положение осажденных. Затем он со своими собственными отборными отрядами набросился на неприятельский фланг. Хотя иудеи в то же время имели против себя римлян и с фронта, тем не менее они обратились также против Тита и храбро сопротивлялись. Среди общей свалки пыль ослепляла [366] глаза, а бранные клики заглушали уши – никто больше не мог различать друзей и недругов. В то время, когда иудеи боролись теперь уже не в сознании своей силы, а больше из отчаяния, римляне, напротив, воодушевлялись мыслью о славе, чести оружия и Цезаре, который предшествовал им в сражении. Я думаю, что они в пылу ярости на этот раз покончили бы со всей массой иудеев, если бы последние, не выжидая исхода, не отступили обратно в город. Но и римляне были сильно удручены разрушением валов, так как в один час они потеряли плоды многих дней усилий и труда; многие отчаивались уже в возможности покорения города обыкновенными машинами.

Глава двенадцатая

1. Ввиду этого Тит созвал военный совет. Более горячие из предводителей были того мнения, что следует всей армией сразу сделать приступ на стены. «До этих пор, – говорили они, – иудеи сталкивались только с разрозненными частями войска, но если сразу нагрянуть на них всей массой, так они не выдержат такого удара: они будут засыпаны стрелами». Из более рассудительных одни советовали опять строить валы, другие же – продолжать осаду без всяких валов, а только наблюдая за тем, чтобы жители не могли ни покидать города, ни получать припасов извне, и таким образом заставить неприятеля голодать, но отнюдь не вступать больше с ним в бой, ибо тщетна всякая борьба с людьми, которыми руководит отчаяние и которые считают смерть от меча лучшим благом для себя, их без того ожидает худшая участь. Что же касается самого Тита, то он хотя признавал, что это не сделает чести римлянам, если такая могущественная армия будет праздно стоять под стенами города, но, с другой стороны, он также соглашался, что излишне бороться с людьми, которые сами истребляют друг друга. «Строить новые валы, – сказал он, – дело трудное вследствие недостатка строевого леса, запереть все выходы еще труднее, ибо оцепить город кругом войском будет нелегко вследствие его огромной величины и его почвенных условий, кроме того, это и небезопасно [368] ввиду вылазок, которые будут совершать иудеи, последние, наконец, если даже все известные ходы будут охраняемы, по необходимости и вследствие своего знакомства с местностью отыщут себе тайные ходы. А раз жизненные припасы будут тайным образом поступать в город, то это только затянет осаду и можно опасаться, что долгая продолжительность ее умалит славу победы. Со временем, конечно, всего можно достигнуть, но для славы требуется также быстрота. А потому, – продолжал он, – чтобы соединить быстроту с безопасностью действий, следует весь город обвести стеной: только таким путем можно запереть все выходы и заставить иудеев или сдаться из отчаяния, или погибнуть от голода, без всяких усилий со стороны римлян. При всем этом я не думаю остаться совершенно праздным, а постараюсь также и новые валы строить, так как тогда можно будет ожидать лишь самое слабое сопротивление. Если же кому-нибудь такое сооружение покажется слишком грандиозным и невыполнимым, то пусть тот подумает о том, что мелкие предприятия недостойны римлян, а с другой стороны – совершить нечто великое без напряжения сил никому не дано и доступно разве одному божеству».