Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц (адаптирована под iPad) - Акунин Борис (книги регистрация онлайн TXT) 📗
При этом современники, в том числе иностранные наблюдатели, оценивали Анну вовсе не так сурово.
Испанский посол герцог де Лириа пишет: «…Она приятна во всём, очень щедра ко всем и милосердна к бедным, щедро награждает тех, кто этого заслуживает, и сурово наказывает тех, кто совершил какое-либо преступление. Она очень страшится пороков, в особенности содомии, её размышления и идеи очень возвышенны, и она ничем так не занята, как тем, чтобы следовать тем же правилам, что и её дядя Пётр I. Одним словом, это совершенная государыня».
Анна Иоанновна с арапчонком. К.-Б. Растрелли
Граф Миних (сын знаменитого фельдмаршала, о котором речь впереди) считает, что всеми признаваемая некрасивость царицы компенсировалась «благородством и величественностью». О том же сообщает в письме и жена английского посла: «В выражении её лица есть величавость, поражающая с первого взгляда, но когда она говорит, на губах появляется невыразимо милая улыбка. Она много разговаривает со всеми, и обращение её так приветливо, что кажется, будто говоришь с равным; в то же время она ни на минуту не утрачивает достоинства государыни. Она, по-видимому, очень человеколюбива, и будь она частным лицом, то, я думаю, её бы называли очень приятной женщиной».
Даже брюзга Щербатов, которому мало кто нравится, отзывается об Анне сравнительно мягко: «Императрица Анна не имела блистательного разуму, но имела сей здравый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен… Не имела жадности к славе, и потому новых узаконеней и учрежденей мало вымышляла, но старалась старое учреждённое в порядке содержать. Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все её узаконении суть ясны и основательны».
В отечественной исторической традиции у Анны Иоанновны плохая репутация по трем причинам.
Первая – идеологическая, она же «патриотическая». Принято считать, что эта государыня продвигала только иноземцев и обижала русских. Вторая – эмоциональная, или «гуманистическая». Императрицу осуждают за жестокость казней и размах репрессий. В 1730-е годы зона нервозности действительно расширяется, затрагивая уже не только самую верхушку российского общества, но и более широкие слои. Оба эти обвинения в адрес Анны будут рассмотрены ниже. Но есть и третья причина традиционной антипатии, которую я бы назвал «анекдотической» – в старинном значении слова «анекдот». Государыня любила пожить в свое удовольствие, и ее забавы, впрочем, бывшие совершенно в духе эпохи, выглядели в глазах потомков весьма непривлекательно.
Как и ее предшественники, Анна увлекалась охотой, но по грузности и лени охотилась своеобразно: прямо в дворцовом парке убивала зверей, которых специально сгоняли туда загонщики, а то и просто палила из окна. Генерал-аншеф Петр Панин, в юности бывавший в дворцовом карауле, вспоминает, что царица «получила охоту к стрелянью из ружей и толикое искусство приобрела в оном, что не токмо метко попадала в цель, но наравне с лучшими стрелками убивала птиц на лету. Сею забавою, вовсе неприличною женскому полу, долее и почти до кончины своей занималась». В комнатах у подоконников всегда стояли заряженные ружья, каковых в личном пользовании ее величества насчитывалось более двухсот, не считая пистолетов.
Подобным образом – стрельбой и убийством живности – государыня боролась с главной своей бедой: скукой. Государственными заботами она занималась мало и неохотно, а досуга имела много и тратила его соответственно своим вкусам. Вкусы эти были вульгарны. Царицу окружал целый штат шутов и шутих, она любила с их помощью покуражиться над придворными, да и сами «дураки» иногда становились мишенью жестоких шуток. Исследователь придворных забав веселой государыни С. Шубинский рассказывает: «Всякий раз, как императрица слушала обедню в придворной церкви, шуты ея садились в лукошки в той комнате, чрез которую ей нужно было проходить во внутренние покои, и кудахтали, подражая наседкам. Иногда государыня заставляла их становиться гуськом, лицом к стене и, по очереди, толкать один другаго из всей силы; шуты приходили в азарт, дрались, таскали друг друга за волосы и царапались до крови. Императрица, а за ней и весь двор, восхищались таким зрелищем и помирали со смеху».
Но профессиональных шутов Анне было мало. Ей, не знающей чем себя занять, все время хотелось, чтобы вокруг плясали, пели или просто без умолку болтали. Говорливые приживалки, должно быть, помогали царице заполнить внутреннюю пустоту. Их специально доставляли ко двору издалека. «У вдовы Загряжской Авдотьи Ивановны в Москве живет одна княжна Вяземская, девка, – слала императрица указ московскому генерал-губернатору, – и ты ее сыщи и отправь сюда, только чтоб она не испужалась: то объяви ей, что я ее беру из милости, и в дороге вели ее беречь, а я ее беру для своей забавы: как сказывают, что она много говорит». Или же срочно требовала прислать из кабака говорящего скворца, про которого ей кто-то рассказал. Или приказывала списать слова потешной песенки, которую распевали крестьяне в какой-то деревне. Туда несся нарочный, наводил на всех страху, возвращался во дворец с драгоценной добычей. Текст этого шедевра сохранился и дает представление об Аннином чувстве юмора. [1]
Шуты при дворе Анны Иоанновны. В. Якоби
Конечно, императрица, выросшая среди измайловских шутих и приживалок, ничему толком не учившаяся и книг не читавшая, была натурой грубой. Осуждать Анну Иоанновну и ее окружение легко, а потешаться приятно. Однако отечественные историки новой, постидеологической формации числят за этой правительницей и определенные заслуги. И. Курукин пишет: «…Необразованной и не имевшей опыта большой политики царевне удалось, став императрицей, не только укрепить своё положение, но и создать надёжную и работоспособную структуру управления, обеспечить стабильность режима, пусть и несимпатичного».
По истории с «кондициями» мы видим, что эта женщина была очень неглупа и, когда требовалось, решительна. Анна прекрасно понимала про самодержавие главное: оно должно быть грозным и сакральным. В главе, посвященной внутренней политике «нервного» времени, будет рассказано о том, как последовательно и жестко царица восстанавливала репутацию престола, сильно ослабленную событиями предыдущего пятилетия.
Из всех наук императрица постигла только одну – науку власти, и здесь уж шуток не шутила. Обязанная своим самодержавием активности гвардейских офицеров, Анна отлично усвоила этот урок и приняла меры для того, чтобы нейтрализовать эту опасную силу. Вместо того чтобы наградить и задобрить старую петровскую гвардию, приведшую ее к власти (что еще больше усилило бы политическую роль преображенцев с семеновцами), императрица учредила и приблизила к себе новый полк, названный Измайловским в память о подмосковном дворце, где прошло детство государыни. В офицеры этого лейб-регимента брали преимущественно прибалтийских немцев, а возглавил двухтысячный контингент царских телохранителей близкий Анне человек граф Карл-Густав Левенвольде. С такой охраной можно было не бояться переворота и спокойно томиться скукой.
Да, царица мало занималась текущими государственными вопросами, но это вовсе не означает, что она была слабой и неспособной государыней. Наоборот, возникает ощущение, что Анна – умом или чутьем – уловила великую истину монархического института: «помазаннику» следует пребывать на недостижимой высоте, поражая воображение народа своим величием, а управление выгоднее делегировать верным людям, используя их в качестве громоотвода для общественного недовольства.
