Тропой флибустьеров (Очерки) - Верников Владимир Леонидович (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Ответ полковника пришел довольно быстро: мне разрешалось несколько дней побыть среди марунов в общине Аккомпонг, одной из двух существующих на острове. Свыше тысячи человек живет здесь, высоко в Голубых горах, за двести с лишним километров от Кингстона, по своим строгим, устоявшимся веками законам, следуя давно рожденным традициям. Почти невероятную историю происхождения марунов я слышал не раз и, карабкаясь по узкой гравийной дороге все выше и выше в горы, невольно вновь вспоминал ее.
Маруны — не нация и не племя, а группа людей, ведущих свое летосчисление с далеких веков, когда Ямайка была еще испанской колонией. Примерное значение этого слова — люди, живущие вдали от всех. Собственно, так оно и было. Невольники, привезенные на остров из Восточной Африки, в отчаянии бежали в горы, спасаясь от жестокости и кабалы плантаторов, и там начинали новую, вольную жизнь с последними уцелевшими от истребления индейцами — араваками. Позже, когда разгорелись колониальные страсти между Испанией и Англией за право владеть островом, к марунам присоединились тысячи других беглых рабов, с оружием ушедших в горы.
Так зарождалась горская вольница, существование которой было бельмом на глазу у английской колониальной администрации Ямайки. Со временем появились целые деревни марунов, тщательно ими охранявшиеся, со своим натуральным хозяйством и примитивным товарообменом, с выборными вождями, которых на английский манер называли полковниками, с собственным кодексом чести и укладом жизни. Это были воинственные, храбрые люди, готовые до конца сражаться за обретенную свободу. Тем более, что попыток отобрать ее предпринималось немало.
Но десятки английских карательных экспедиций так и не смогли ни разу подняться высоко в горы: маруны всякий раз останавливали их продвижение, заманивая в хитроумные ловушки. Их союзниками были непроходимая дикая сельва и подлинно партизанская тактика ведения борьбы. Сами же они нередко нападали на плантации колонистов и на армейские казармы, всякий раз напоминая англичанам о том, что лучше было бы их оставить в покое…
Однако война все же вспыхнула. Несколько десятилетий пытались колониальные власти расправиться с марунами, но тщетно. Тогда на помощь был призван британский флот. В 1732 году на рейде Спаниш-Тауна, хорошо укрепленной морской крепости неподалеку от подножия Голубых гор, бросила якорь целая эскадра. Моряки жаждали приключений и рассчитывали на легкую прогулку в горы. Но добраться до них так и не смогли: в одном из боев были почти полностью перебиты марунами, у которых были лишь легкие мушкеты.
Лондон окончательно вышел из себя. В бой были брошены крупные армейские силы и артиллерия, но и их ждало поражение: жители гор даже близко не подпустили их к своим деревням. Тогда-то англичане и вынуждены были пойти на невиданный по тем временам шаг: в январе 1738 года непокорным и непокоренным горцам был предложен… мирный договор. Его подписали вождь марунов легендарный Куджо и губернатор Ямайки, имевший прямое указание от английского короля.
С тех пор — почти за столетие до отмены рабства — в этом всемирном центре работорговли общины марунов получали право на свободу и самостоятельность, а жители наделялись в вечное пользование землями. Ежегодное празднование этого события тех далеких времен происходит и поныне. А некоторые даже называют его «марунским рождеством».
И хотя потом англичане не раз нарушали договор, стремясь подчинить себе марунов, их поселения в горах продолжали существовать даже после провозглашения в 1962 году независимости Ямайки. Часть завоеванных ими когда-то привилегий сохранилась, хотя сейчас маруны — равноправные граждане страны. А вот какие они, маруны, как живут, что их волнует, ответ я должен был получить в этих редко рассыпанных домишках, сбегающих с крутых каменистых склонов, что так неожиданно появились перед глазами.
Полковника Мартина Лютера Райта, вождя марунов общины Аккомпонг, в поселке не оказалось. Он работал в поле, и нам посоветовали пойти в дом к Бените Коули, вдове предыдущего вождя и руководительнице местных женщин. Большой и заметный дом ее, сложенный из дикого, необработанного камня, был совсем рядом.
С металлической крыши шел деревянный желоб к цементному резервуару: дождевая вода в этих краях — на вес золота. В огромной клетке — крупный яркий попугай, картаво переговаривавшийся со своим вольным приятелем с соседнего перечного дерева. Хозяйка дома оказалась немолодой симпатичной женщиной. Без излишних вопросов она впустила нас в дом и предложила отдохнуть с дороги.
— Еду я сейчас приготовлю, — сказала она на несколько странном английском и, крикнув что-то дочери, ушла на кухню и через какое-то время появилась вновь. — Если не возражаете, я зажарю козленка с бананами. Но могу предложить и боа…
От змеиного мяса мы дружно отказались, по крайней мере до следующего обеда — слишком уж много экзотики для одного дня, — и вышли на просторную веранду, где стояли деревянные кресла-качалки. Высокие дикие горы, кое-где выжженные ровными квадратами под поля, наползали со всех сторон. А здесь, почти в долине, повсюду видны были могучие пальмы, эвкалипты и бананы, помидорные, кофейные и хлебные деревья с неправдоподобно большими и круглыми плодами. И птицы. Сотни разноцветных комочков всех калибров создали такой оглушительно стрекочущий оркестр, что, казалось, летит и переливается в звуках все вокруг — и дома, и деревья, и горы.
Но вот возвращается хозяйка и, усевшись в кресло, начинает рассказывать. Ей за шестьдесят, она из этих мест, у нее десять детей. Старшая дочь родилась в 1932 году, младший сын — в 1952-м. Работала в поле всю жизнь, даже когда был жив муж, полковник. Своей семьей они выращивают сахарный тростник, бананы, ньяме и дашин — клубневые растения, похожие на картофель, — перец, кокосовые орехи. Тростник продают соседнему заводу по производству рома. Остальное — для себя и на обмен.
Наша веранда постепенно заполняется гостями. Люди идут «на огонек», не ожидая никаких приглашений. Похоже, это понятие здесь не существует. И, запросто усевшись где и как придется, свободно вступают в разговор.
Ведут себя степенно, как лорды, говорят долго и сосредоточенно, словно решают мировые проблемы. А если хотят дополнить или поправить кого-то, этому предшествует почти парламентский набор словесных реверансов. Так было в самый первый вечер, так было и в последующие дни.
Как-то та же Бенита Коули стала вновь говорить о своих детях — тема эта среди марунов очень популярна. Очевидно, потому, что понятие семьи здесь свято. И, наверное, нет заезжего человека, которому марун первым делом за обязательной рюмкой легкого самодельного напитка не рассказал бы о своих детях. Ревнивые, недоверчивые и амбициозные, маруны живут довольно замкнуто, а семья в их представлении — это мир, покой, любовь и дети. Причем не только свои, но и приемные — от бедных или городских марунов, от умерших родственников или из многодетных семей.
Так вот, прежде чем дополнить рассказ Бениты, один из гостей дольше извинялся за это, чем говорил по существу. Оказывается, в доме у нее воспитывалось 35 детей, из которых лишь 10 были собственными. Все они вышли в люди, стали врачами, учителями, нянями, один служит полицейским.
Днем поселок пустел. Дети уходили в школу — длинное одноэтажное здание барачного типа, внутри разгороженное деревянными перегородками на классы, взрослые — на свои участки. Оставались лишь совсем пожилые и полицейские. Один из них, невысокий, плотный, в белой рубашке и синих шортах 30-летний Эдвард Роу, был моим постоянным собеседником и компаньоном в прогулках. Он закончил школу второй ступени (примерно наша десятилетка) и школу сержантов в столице, что считается у марунов довольно высоким уровнем образованности.
Мистера Роу, казалось, распирали вопросы о нашей стране. В особенности о работе «криминальной полиции», как он говорил. К сожалению, кроме того, что Москва — столица СССР и что есть еще где-то город Одесса, хотя он так и не смог вспомнить, откуда и по какому поводу знает этот город, ничего больше о нас мой собеседник не слышал.
