"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Мельников Рафаил Михайлович (полные книги TXT) 📗
Странную смесь бюрократического высокомерия и откровенного цинизма представлял этот документ, предназначавшийся, по-видимому, для внутреннего пользования. (Был ли он "спущен" Балтийскому заводу – неизвестно). В нем министру по пунктам объясняли всю неосновательность претензий Балтийского завода. Оказывалось, что требуемая заводом "неизменность строительных чертежей во время постройки судна зависит главным образом", от кого бы вы думали? – правильно: от самого Балтийского завода.
Ибо если он представит на утверждение Технического комитета вполне разработанные подробные чертежи с исполнением на них всех его постановлений, то эти чертежи только проверяются теоретическими подсчетами и затем утверждаются при постройке". Понятно, что такие утвержденные чертежи остаются без каких- либо изменений на все время постройки, если их не потребует сам завод по ходу работ. Несостоятельность этой демагогической оговорки, пытающейся переложить на завод все те недоделки, которые МТК начинал с первых шагов по постройке кораблей, просматривается во множестве эпизодов всей истории отечественного судостроения.
Составителям безответственной отписки 1898 г. следовало вспомнить хотя бы такую колоритную резолюцию, которой управляющий Морским министерством Н.М. Чихачев недавно – 7 июня 1890 г. – напоминал о стиле работы МТК (речь шла о постройке "Рюрика"): "Из-за формальностей мы теряем самое золотое время, не приступают к заказу стали, и все стоит, завод бездействует, рабочие голодают, и все из-за замедления Технического комитета, разрабатывающего чертежи более года".
Вручив заводу утвержденные чертежи и спецификации, МТК тогда с первых шагов постройки (успели дать заказ только на одну партию стали) остановил работы, начав переделывать чертежи.
За время своего существования с 1867 г. МТК в постройку каждого корабля сумел внести немалую долю бюрократической толчеи, задержек с рассмотрением и утверждением чертежей и переделок уже сделанного. В вызванных этими обстоятельствами постоянных задержках готовности кораблей в разное время были повинны и управляющие Морским министерством (особенно И. А. Шестаков, любивший лично вершить процессом проектирования кораблей), и великие князья генерал-адмиралы (Константин Николаевич; 1827-1892 и Алексей Александрович; 1850-1908), и структуры ГУКиС. Свою роль мозгового центра флота не выполнял ГМШ. Но именно МТК был по своему положению последней творческой инстанцией, собранием самых просвещенных специалистов в области техники и вооружения флота. Имеющие обширный опыт службы (а в кораблестроительном отделе – пройдя через должности строителей кораблей) члены МТК, как никто, должны были понимать специфику, проблемы и нужды кораблестроения.
Но странное дело – немало натерпевшись от бюрократии в качестве строителей кораблей, все они, достигнув инженерного Олимпа, тотчас же забывали все те изъяны, которые мешали им строить корабли, и становились непререкаемыми столпами той самой системы, которую вчера им приходилось проклинать. И этот феномен человеческой психики, когда бюрократия без остатка одного за другим "переваривала" талантливых инженеров, остается непостижимым и доныне. А потому не поддается объяснению то упорство, с которым МТК настаивал на собственной безоговорочной непогрешимости. Допускалась лишь одна осторожная оговорка – о возможности в ходе постройки перемены по инициативе МТК некоторых "детальных вопросов", вроде водоотливной системы, якорных устройств, установки шлюпок "и тому подобных, вызываемых развитием техники". Но признания о том, что эти "детальные вопросы", проистекавшие от непредусмотрительности и непродуманности со стороны МТК, являлись в ходе постройки десятками, а возможно, и сотнями, у авторов доклада гражданского мужества не хватало.
И совсем уже беспомощным выглядел приведенный в докладе пример замечательно организованной МТК постройки Балтийским заводом минного транспорта "Амур". Ход работ по сооружению его корпуса, совершавшийся, как подчеркивалось в докладе, "по вполне утвержденным чертежам", производится безостановочно. Средних размеров транспорт, рядовая традиционная конструкция корпуса – сколь несостоятелен этот пример своей научной организованности, который приводили авторы доклада МТК.
В горькую насмешку над способностью МТК к предвидению обратилась и неосторожная похвальба с успехом сооружения "Амура". Из-за обилия оказавшихся предварительно – при утверждении проекта – нерешенных "частных вопросов" почти полной переделке подверглись не только главные устройства корабля, но и его благополучно и "безостановочно" сооружавшийся корпус. Его, чтобы обеспечить остойчивость, утраченную из-за частых проектных переделок, пришлось по завершении работ уширять приделкой первых в практике отечественного судостроения бортовых булей. Готовность корабля (и второго по его проекту) была задержана на год. Немало пострадать от переделок предстояло и кораблям новой программы.
Но пока МТК продолжал оставаться на вершине самодовольства.
Хамски отвечал МТК и на настояния Балтийского завода о праве делать при необходимости заграничные заказы и об освобождении его от обязанности заказывать сталь непременно на Ижорском заводе. По мнению МТК, завод этими правилами давно пользуется, и вообще эти вопросы, являясь административно-хозяйственными, МТК не касаются, а "подлежат благоусмотрению Вашего превосходительства". Это позднее МТК придется переменить свой взгляд на административно-хозяйственную сторону казенного судостроения и признать необходимость его реорганизации (формирования структуры "нового судостроения"). Пока же члены его продолжали оставаться преданными жрецами "чистой науки", знать не желавшей ни запаса водоизмещения, ни начал системного подхода.
7. Русский проект "Lagagne"
При всей унизительности и постыдности положения, в которое бюрократия поставила завод, приходилось продолжать работу по новому, предложенному ей же проекту. Нетрудно было видеть, как оно и оказалось в дальнейшем, что "оригинальное" подводное бронирование, предусмотренное французским проектом, состояло по существу в применении брони для имевшейся на всех кораблях продольной переборки. Не составило труда, коль скоро сам МТК не изменил собственных требований программы, перераспределить нагрузку в пользу удлинения броневого пояса. Ведь в программе четко указывалась желательная первоначальная протяженность: две трети длины корпуса. Очевидны были и ожидающие флот и казну потери по технологии, надежности, стоимости, а главное – срокам готовности будущих кораблей. Все эти мысли С.К. Ратник в той или иной форме не мог не высказать в МТК, можно даже допустить, что неофициально с ним могли даже согласиться. Но что можно было предпринять против того факта, что "Его высочество изволил…". Оставалось одно – скрепя сердцем и сжав губы, принять сложившуюся реальность и, отбросив самолюбие, начать работать над навязанным заводу проектом.
Так в проектировании кораблей новой программы совершалось великое глуповское неистовство, словно бы предсказанное в "Истории одного города" М.Е. Салтыкова-Щедрина (1826-1889). До безумия нелепой была складывавшаяся картина, и было от чего прийти в отчаяние! Вот вдруг явился и тут же ушел "в свободное плавание" проект Ч. Крампа. Воплощавший многие решения проектов "Князя Потемкина-Таврического" и "Пересвета", он стал единственным базовым проектом программы, как это предполагал адмирал В.П. Верховский. И тут же затем, оттеснив разработанные Балтийским заводом четыре проекта, также вдруг является из тени проект А. Лаганя и немедля директивно утверждается в качестве нового непререкаемого образца. Но и он в силу фактической неготовности оставался лишь ориентиром, важнейшие технические решения которого надо было еще продумать. Меры и последствия этого угадывания никто предвидеть не мог. И МТК и другие высшие чины могли безнаказанно вторгаться в те два проекта, которые по образцу А. Лаганя должны были теперь параллельно разрабатывать Балтийский завод и Петербургский порт.
