Шлем из Городца - Негин Андрей Евгеньевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Кроме того, следует отметить, что трехчастные шлемы с яйцевидной тульей, чуть приостренной к макушке формы (IV типа по А.Н. Кирпичникову), очень похожи на большую группу четырехчастных боевых наголовий, распространенных на территории золотоордынского улуса Дешт-и-Кыпчак, и особенно в Прикубанье во второй половине XIII — начале XV в. Эти шлемы по форме практически идентичны трехчастным, но состоят из четырех сегментов и, как правило, не снабжались полумасками или наносниками. Правда, иногда на таких шлемах имеются надглазные выкружки, которые могли быть вполне самостоятельным элементом купола шлема, но могли предназначаться и для приклепывания назальной пластины (Кривуша-4, Пролетарский) [115]. Околыш у четырехчастных черкесских шлемов также отсутствовал. Навершия встречаются редко. Не было и отверстий или петелек вдоль нижнего края шлема, а это свидетельствует о том, что они имели приклеенную подкладку и надевались поверх кольчужного капюшона [116].
Рис. 46. Шлем из частной коллекции, проданный с торгов на аукционе Fischer Luzern (рисунок А.Е. Негина).
Если на территории Древней Руси «крутобоко-куполовидные» шлемы присутствуют, хотя бы в слоях, связанных с монгольским погромом, то совершенно иная ситуация сложилась на Ближнем Востоке, и в частности в Хулагуидском Иране. Там довольно значительна иконографическая база (рис. 48, 49), но отсутствуют реальные находки этого типа шлемов. Их бытование несомненно, поскольку такой вид боевого наголовья, как шлем с круговой кольчужной (изначально чешуйчатой) бармицей, прослеживается на Востоке в Сасанидском Иране приблизительно с VI в. [117] Возможно, некоторые наголовья из Вальсъердских захоронений (Швеция) изготовлены под влиянием сасанидских образцов, которые, в свою очередь, значительно повлияли на позднеримские образцы [118], под влиянием которых и созданы образцы, происходящие из раскопок в Швеции [119]. Однако в Западной Европе такая форма защиты лица, как круговая кольчужная бармица, прикрепленная тыльной своей частью к тулье шлема, а лицевой к полумаске, не получает широкого распространения. Крутобоко-куполообразный шлем с кольчужной бармицей, закрывающей лицо, можно видеть на миниатюре середины XIII в. из сельджукского манускрипта поэмы «Варка и Гульшах», а в последней четверти XIII — начале XIV в. — и в других иракских и иранских источниках (тебризские и ширазские миниатюры рукописи «Шах-наме»). Наиболее репрезентативные изображения таких шлемов можно видеть на миниатюрах датируемого 1330-ми гг. так называемого «демоттовского» списка «Шах-наме» («Большой монгольской», как ее теперь называют историки исламского искусства) [120]. Их появление на страницах ближневосточных манускриптов, несомненно, связано с монгольским завоеванием Багдада, разгромом Аббасидского халифата и образованием улуса Хулагуидских иль-ханов. После разгрома Хорезма и захвата севера Ирана иранские мастера-оружейники, славившиеся своим искусством, были согнаны в качестве рабов в карханэ — работные дома и привлечены к изготовлению доспехов для войска Хулагуидов [121]. Местные мастера под присмотром своих монгольских коллег изготавливали монгольского образца вещи, иногда привнося в них элементы местного декора. Основываясь на возможном наличии на шлеме из Городца куфической надписи, М.В. Горелик попытался даже локализовать место производства шлема. Им было выдвинуто предположение, что он мог быть изготовлен в мастерских, организованных монгольским наместником северного Ирана Аргуном-акой в Азербайджане [122]. В пользу широкого распространения подобных шлемов на Востоке могут свидетельствовать некоторые их детали, «перекочевавшие» на более поздние так называемые «тюрбанные» шлемы. Рифленые купола, навершие с «яблоком» (в качестве некоего прототипа «яблока» можно трактовать круглое расширение в средней части наверший шлемов из Городца, Моску и Чингула) и быстро исчезнувшая полумаска и горбатый нос, который был заменен на подвижной наносник. Отсутствие реальных находок «крутобоко-куполовидных» шлемов на данной территории следует связывать с особенностью погребального обряда мусульман (запрещение помещать в могилу какие-либо предметы), а также с отсутствием таких масштабных и катастрофических нашествий и разорений, которые постигли в XIII в. русские княжества и благодаря которым в опустевших на время русских городах образовались слои, содержавшие утерянные артефакты.
Рис. 47. Гипотетическая реконструкция шлема из Лыково (рисунок Ф.Г. Солнцева).
К сожалению, приведенные выше данные недостаточны для точного определения генезиса «крутобоких» шлемов. Однако из всего сказанного можно сделать вывод о практически полном отсутствии обоснованных доказательств теории о русском происхождении куполовидных шлемов, поскольку экземпляры, найденные на территории древнерусских городов, происходят, как правило, из горелого слоя, связанного с монгольским разорением. Конечно, в нашем распоряжении есть упоминание во французской героической поэме «Рено де Монтобан» о «добром хауберке» (кольчуге), сделанном на Руси [123], а также раскопано пять ремесленных мастерских, производивших оружие (в Новгороде, Воине, Гомеле, Полоцке, Можайске), но эти данные об оружейном производстве на Руси никак не свидетельствуют о русском влиянии на оружейные традиции кочевников Золотой Орды.
Рис. 48. Изображения шлемов с полумаской или наносником и круговой кольчужной бармицей из так называемого «демоттовского» списка «Шах-наме», 1330-е гг.
С другой стороны, находки и многочисленные изображения свидетельствуют о широком распространении данного типа шлемов на всей территории татаро-монгольского государства: от Руси до Закавказья и Ближнего Востока. На каждой из этих территорий могли находиться свои центры производства крутобоких шлемов, изготавливавшихся по одному образцу, лишь с незначительными изменениями, вносившимися местными мастерами. Бытовали шлемы этого типа на протяжении XIII и в первой половине XIV в., что подтверждается и вещественными находками с широкой датой — XIII век, и изображениями (опять же «демоттовского» списка «Шах-наме» — первая половина XIV в.). Причем шлем из Городца, по всей видимости, также надо датировать началом XIV в., а его утрату можно предположительно связать с событиями 1408 г., когда такие шлемы уже давно вышли из моды и являлись довольно архаичным элементом воинского снаряжения. Очевидно, что боевое использование городецкого шлема во время нашествия Едигея маловероятно; скорее всего, он просто где-то хранился, передаваясь по наследству, ведь на Руси мода на «крутобокие» шлемы распространилась так же широко, как и на других территориях монгольской империи, о чем свидетельствует стремление к переделке по новой моде даже старого шлема, что видно на примере так называемого «шлема Ярослава Всеволодовича».
Рис. 49. Миниатюра «Фарамарз преследует шаха Кабула» из «демоттовского» списка «Шах-наме», 1330-е гг.
