Мария кровавая - Эриксон Кэролли (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
В основе всего этого оккультного знахарства лежало фундаментальное представление о том, что жизнь человеческая определяется Провидением. Люди эпохи Тюдоров воспринимали такую напасть, как потница (так же, впрочем, как и неурожай, и массовый падеж скота) как часть обширного, неведомого человеческому разуму замысла. Автором этого замысла, разумеется, был Бог, а раз так, то, хотя появление потницы, конечно, никто не приветствовал, но все же любой мог «утешиться» тем, что напасть ниспослана высшими силами не просто так, а с определенной целью.
Впрочем, логика этих высших сил была какой-то странной. Дело в том, что потница поражала сильнее всего именно тех, кто, казалось бы, должен был быть больше всего от нее защищен. Лихоманка забирала «юных и красивых», а также «полных жизни мужчин среднего возраста». Как это ни парадоксально, по шанс выжить имели беднейшие и слабейшие из всех. Детей, женщин в возрасте материнства, а также чрезвычайно худых мужчин, в особенности занимающихся физическим трудом, болезнь либо вообще обходила, либо, если они и заболевали, то быстро проходили кризисную фазу и в конце концов выздоравливали. А вот состоятельные мужчины среднего возраста гибли в больших количествах.
Тот факт, что жертвами коварной болезни в первую очередь становились самые богатые и привилегированные члены общества (те, кто лучше всех питался), нарушал общепринятую веру в порядок вещей. Он возбуждал лишающие спокойствия размышления о том, что, вполне возможно, победа порядка над хаосом (благодаря Божьей воле) не такая уж основательная и что будущее непредсказуемо и таит в себе много неожиданного. Людей XVI века терзал подспудный страх, что весь заведенный порядок может внезапно рухнуть. Во время второй волны потницы этот страх среди англичан обострился еще сильнее. Но зимой 1518 года, с приходом холодов, эпидемия стихла и, к всеобщему безмерному облегчению, весной не возобновилась.
Именно среди этой паники, когда королевские резиденции сменяли одна другую, принцесса Мария и провела первые месяцы жизни. Вначале уход за ней был поручен кормилице, Екатерине Поул, невестке графини Солсбери. Позднее Екатерину Поул сменила леди Маргарет Брайан с титулом леди-наставница. В подчинении у леди Брайан была небольшая группа слуг: четыре няньки (Марджери Паркер, Анна Брайт, Эллен Хаттон и Марджери Кузен), прачка, Эвис Вуд, а также капеллан и постельничий, сэр Генри Роут. Принцесса имела и штат придворных, возглавляемый графиней Солсбери, который включал постельничего, казначея и камеристку. Все были одеты в костюмы цветов Марии, то есть голубое и зеленое. Впрочем, когда к дворцу начала подступать эпидемия, эти формальности были забыты. Король с семьей и несколькими приближенными пустился в бегство от потницы. О лондонских резиденциях — покоях в Тауэре и великолепном замке Бейнард на Темз-стрит — не могло быть и речи. Любимая резиденция короля — дворец из красного кирпича в Гринвиче на берегу Темзы с прекрасными лужайками и цветущим садом — слишком близко располагалась к центру города, чтобы во время эпидемии можно было чувствовать себя в безопасности. Вначале Генрих принял решение поселиться в королевских апартаментах, расположенных в башне Ричмондского замка в графстве Суррей, но очень скоро пришла весть, что в соседней деревне начался мор от потницы. Через час король был снова в пути. Пришлось расположиться в великолепном средневековом замке в Виндзоре, хотя он Генриху решительно не нравился. Ему в нем было тесно до клаустрофобии, к тому же обстановка здесь была слишком уж аскетической. Королю нравилось, когда дворец расположен в большом парке и чтобы поблизости обязательно была река. Как, например, в Гринвиче, где он имел возможность прогуляться до доков, чтобы проинспектировать корабли и поговорить с моряками и комендорами. В Виндзоре же имелся небольшой двор с часовней Гарт, где находились склепы и памятники рыцарям ордена Подвязки, а также военные реликвии королей династии Плантагенетов. Чем дальше в глубь страны, тем королевские резиденции становились меньше, а в некоторых случаях здания были довольно обветшалыми. Например, Эйлам в Кенте мог вместить существенно меньше домочадцев, а поместье Вудсток в Оксфордшире, построенное еще в норманнские времена для летней охоты короля и свиданий, было тесным и неказистым и для того, чтобы находиться там долгое время, не годилось.
К осени 1518 года, когда Марии исполнилось два с половиной года, двор начал возвращаться к своей обычной жизни. Конечно, по-прежнему имели место периодические «переезды» из одного дворца в другой. Королевская семья жила полукочевой жизнью и редко проводила больше нескольких недель в каком-нибудь одном дворце, но при нормальном ходе вещей смена резиденции планировалась заранее и проходила по заведенному порядку. Вот к этому порядку двор Генриха теперь и вернулся.
Марии в это время было суждено в первый раз сыграть важную роль в государственных делах. Отношения между Англией и Францией были, как всегда, напряженными. Именно для ослабления этой напряженности Генрих и решил использовать свою дочь. Незадолго до того вступившему на французский престол королю Франциску I не терпелось доказать свою силу и силу Франции. Было ясно, что удовлетворить его сможет либо война, либо по-настоящему дружеский, скорее даже братский жест со стороны Генриха. У Франциска имелся сын, у Генриха — дочь, так что очевидной альтернативой войне был брачный союз.
Переговоры завершились к сентябрю 1518 года. Договор о всеобъемлющем мире, связывающий Англию и Францию, должен был быть скреплен браком дофина и апглийской принцессы, который состоится, как только дофину исполнится четырнадцать лет. Среди условий, касающихся приданого принцессы, была записана одна весьма существенная оговорка: если у Генриха так и не появится сын, то корону наследует Мария. Это самое первое по времени установление ее прав на престол. При тогдашних переговорах это условие было чисто формальным и несущественным. Генрих пока еще возлагал большие надежды на появление сына — Екатерина снова была беременна и почти что на сносях, — да и в любом случае в те времена казалось немыслимым, чтобы женщина по праву наследования стала королевой Англии. Но, как мы знаем, именно эта, тогда весьма маловероятная возможность и оказалась реализованной.
В середине сентября в Англию для подписания договора прибыли посланники французского двора. Это была довольно живописная процессия. Французы в шелковых камзолах верхом на конях скакали по Лондону, окруженные гвардией французского короля, целиком состоящей из шотландцев, и в сопровождении хозяев, английских вельмож, и стражи. Всего кавалькада насчитывала четырнадцать сотен всадников. В последующие дни на каждой из церемоний и во время пиршеств французы потрясали английских придворных, появляясь всякий раз в новых шелковых одеяниях с какими-то чудными прорезями. Казалось, кошельки посланников были столь же неисчерпаемы, как и их гардеробы. Они играли только по-крупному, причем ни один дворцовый прием не завершался без игры в карты или кости, которые так любил король. На щедром пиру в честь подписания мирного договора, устроенном Вулси, самым могущественным человеком в Англии после короля (теперь он уже был кардиналом и папским легатом), сразу же после трапезы на стол были выставлены золотые кувшины, полные дукатов, и кости. После полуночи, когда большинство гостей разошлись, Генрих остался «с некоторыми французами, решившимися играть по-крупному».
Соглашение о договоре было подкреплено торжественными клятвами с обеих сторон у главного престола собора Святого Павла. Затем прошла церемония помолвки, которая состоялась в восемь утра 5 октября в большом зале Гринвичского замка. Епископ Дарэмский произнес длинную торжественную речь во славу предстоящего высочайшего брака. С момента приезда французских гостей это была по крайней мере третья речь такого рода. Генрих стоял у своего тропа, с одной стороны — Екатерина, а с другой — его сестра Мария, кардинал Вулси и еще один папский легат, кардинал Кампед-жио. Рядом с Екатериной находилась нянька Марии, держа на руках принцессу. На Марии было одеяние из золотой парчи, а на золотистых кудрях украшенная драгоценностями бархатная шапочка. Для своего возраста она была некрупным ребенком, худенькая, с унаследованной от отца нежной кожей и светлыми глазами. В общем, симпатичный ребенок с правильными чертами лица и приятным румянцем. Во время длинной церемонии она улыбалась и вела себя спокойно, тем самым подтверждая горделивое утверждение Генриха, что его дочь «никогда не плачет». Когда епископ закончил, посланники попросили Генриха и Екатерину дать согласие на брак, а от имени дофина такое согласие дал французский адмирал Бонниве. Затем Вулси надел на безымянный пальчик принцессы крошечное колечко. Играя роль отсутствующего жениха, адмирал поправил колечко, укрепив его на пальчике, на чем торжественный ритуал закончился, и все присутствующие двинулись в великолепно украшенную часовню, где была отслужена торжественная месса. Празднества завершил еще один пышный пир, а танцы в этот вечер продолжались до трех утра, в то время как невеста уже давно спала в своей кроватке.
