Кровавая расправа в Манор-Плэсе - Дойл Артур Игнатиус Конан (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

Конан-Дойль Артур

Кровавая расправа в Манор-Плэсе

Артур Конан Дойл

Кровавая расправа в Манор-Плэсе

Люди, изучавшие психологию преступления, знают, что главной основой преступления является непомерно развитой эгоизм. Себялюбец этого рода утрачивает всякое чувство меры. Он только о себе и думает; вся его цель заключается в том, чтобы удовлетворить собственные желания и прихоти. Что касается других людей, то соображения о их благе и интересах себялюбцу чужды и непонятны.

Иногда случается, что к преступлению человек побуждается импульсивностью своего характера, мечтательностью или ревностью. Все это бывает, но самая опасная, самая отталкивающая преступность - это преступность, основанная на себялюбии, доведенном до безумия. В английской литературе тип такого эгоиста выведен в лице сэра Виллогби Паттерна. Этот господин безобиден и даже забавен до тех пор, пока его желания удовлетворяются, но затроньте его интересы, не выполните какого-либо его желания - и этот безобидный человек начинает делать ужасные вещи. Гексли сказал где-то, что жизнь человеческая - это игра с невидимым партнером. Попробуйте сделать в игре ошибку, и ваш невидимый партнер сейчас же вас за эту ошибку накажет. Если Гексли прав, то приходится признать, что самой грубой и непростительной ошибкой в игре жизни является непомерный эгоизм. Люди за ошибку этого рода более платятся, - разве только посторонние следящие за игрой, не сжалятся над ними и не примут на себя часть проигрыша.

Я прошу познакомиться с историей Виллиама Годфрея Юнгмана, и вы убедитесь при каких иногда странных условиях приходится человеку расплачиваться за сделанные им ошибки. Ознакомясь с историей Юнгмана, вы убедитесь также в том, что эгоизм не есть невинная шалость. Это коренное, основное зло жизни, ведущее к ужасным результатам.

В сорока приблизительно милях от Лондона и в близком соседстве с Тонбридж-Велльсе, модным некогда курортом, есть небольшой город Вадхерст. Город этот находится почти на самой границе Суссекского и Кентского графств. Местность богатая, живописная, и фермеры благоденствуют, сбывая свои продукты в Лондон, который находится недалеко.

В 1860 году здесь жил некто Стритер. Он был фермер, вел небольшое хозяйство и имел дочь, очень красивую девушку. Звали ее Мэри Велльс Стритер. Ей было лет двадцать; высокая ростом и сильная, она прекрасно знала всю деревенскую работу, но в то же время она бывала и в городе, где у нее имелись знакомые.

У Мэри Стритер был приятель, молодой человек двадцати пяти лет. Познакомилась она с ним случайно, в одну из своих поездок в город. Девушка ему очень понравилась, он сделал визит в Вадхерст и даже ночевал в доме отца Мэри. Стритер не отнесся к ухаживанию дурно. Ему видимо понравился этот бойкий и красивый молодой человек. Разговаривал молодой человек интересно; оказался отличным собеседником и очень при этом общительным. Неопределенные и неясные ответы он давал только в одном случае, а именно когда Стритер расспрашивал, чем он занимается и каковы его виды на будущее.

Знакомство завязалось и кончилось тем, что ловкий горожанин Виллиам Годфрей Юнгман и простодушная, воспитанная в деревне Мэри Стритер стали женихом и невестой. Виллиам успел за это время изучить Мэри как следует, но зато Мэри знала о своем женихе очень мало.

29-го июля в этом году приходилось на воскресенье. Полдень миновал. Мэри сидела в гостиной отцовского домика; на коленях у нее лежала куча любовных писем, полученных от жениха, и она их внимательно и по нескольку раз перечитывала.

Из окна был виден хорошенький зеленый лужок. Это был типичный английский деревенский садик. В нем росли высокие мальвы, громадные, качающиеся на своих стеблях подсолнухи. На красивых клумбах цвела красная гвоздика и кустики фуксий. Через полуоткрытое окно в комнату проникал слабый, изящный запах сирени. Откуда-то доносилось жужжание пчел. Сам фермер, по случаю воскресенья, спал сладким, послеобеденным сном, и гостиная находилась в полном распоряжении Мэри.

Всех любовных писем было пятнадцать. В одних говорилось только о любви и они были восхитительны, - в других встречались деловые намеки. Читая эти намеки, девушка сдвигала свои хорошенькие брови. Взять хотя бы историю со страховкой: сколько хлопот стоила эта история ее возлюбленному прежде, нежели она не устроила ее! Конечно, ее жених знал лучше, чем она, но все-таки ее поразило то, что он несколько раз говорил ей о возможной смерти. Это ей-то умирать, такой молодой и здоровой! Иногда в самый разгар любовных объяснений он начинал пугать ее разговорами о смерти. В одном из писем он ей писал:

"Дорогая моя, я приготовил заявление и отнес его в контору страхования жизни. Контора напишет госпоже Джемс Бонн сегодня, а ответ она получит в субботу. Таким образом, мы с вами можем проехать в страховое общество в понедельник".

В следующем письме, всего два дня спустя, Виллиам писал так:

"Помните, дорогая моя, что вы мне обещали. Вы обещали выйти за меня замуж, и до замужества никому не говорить о страховке. Напишите, пожалуйста, миссис Джемс Бонн, чтобы она сходила в страховое общество, а в понедельник мы съездим вместе и застрахуем вашу жизнь".

Эти выдержки из писем смущали Мэри; она в них ничего не понимала. Но, слава Богу, теперь все это кончено. Теперь деловые хлопоты не будут мешать их любви. Мэри уступила прихоти своего жениха и застраховала свою жизнь за сто фунтов. Ей пришлись заплатить за первую четверть десять шиллингов, четыре пенса, но Мэри не жалела о деньгах. Она успокоила своего Виллиама и избавилась от скучного дела.

Садовая калитка скрипнула, и на тропинке показался рассыльный со станции. В руках его было письмо. Увидав в окне девушку, он приблизился и подал ей письмо, а затем удалился, лукаво улыбаясь. Курьезен был этот посланник Купидона в плисовой куртке, панталонах и тяжелых сапогах.

Да, этот парень считал себя вестником любви, но увы! Он был посланником не Купидона, а другого, более мрачного, языческого бога.

Девушка нетерпеливо разорвала конверт и прочла письмо.

"16 Манор-Плэс. Невингтон. Суббота вечер. Июль 28.

Дорогая моя Мэри. Сегодня после полудня я отправил вам письмо и только после этого выяснилось, что мне не придется ехать завтра в Брайтон. В письме этом было все то, из-за чего я должен был ехать. Поездка стала, таким образом, излишней. Дела мои покончены все, и я могу теперь с вами увидеться, о чем уведомляю вас этим письмом. Письмо это отправлю завтра утром к поезду, отходящему в 6 часов 30 минут со станции Лондон-Бридж. Письмо я передам кондуктору, чтобы он отвез его в Вадхерст. Кондуктору я заплачу сам, а рассыльному с Вадхерстской станции дайте что-нибудь. Ждать я вас буду, дорогая, в понедельник утром, с первым поездом. Встретить вас надеюсь на станции Лондон-Бридж. Завтра я должен быть у дяди и поэтому приехать к вам не могу. Но в понедельник вечером, или самое позднее во вторник утром, я провожу вас назад домой. Вернусь же в Лондон я во вторник вечером, чтобы быть готовым в среду делать дела. Вы знаете, какие это дела: я вам говорил. Итак, я вас жду в понедельник утром. Надеюсь устроить все как следует. До свиданья пока, дорогая Мэри, извините, что не продолжаю письмо. Нужно ложиться спать, чтобы завтра встать пораньше и отвезти это письмо на почту. Не забудьте, дорогая моя невеста, привезти мне или сжечь все мои письма. Целую вас, жду в понедельник утром в четверть десятого. Не забудьте сжечь письма. Вечно любящий вас

Виллиам Годфрей Юнгман".

Это было чрезвычайно настойчивое приглашение приехать повеселиться в городе. Но в письме попадались и курьезные вещи. Про какие такие дела, известные будто бы его невесте, говорил Юнгман? Никаких дел Мэри не знала. И затем, что это вздумалось Виллиаму требовать, чтобы она сожгла его любовные письма? Это требование не понравилось девушке, да и вообще повелительный тон письма задел ее самолюбие. Мэри решила в этом случае ослушаться своего жениха. Письма ей были слишком дороги. С ними нельзя обращаться таким бесцеремонным образом.