Самосознающая вселенная. Как сознание создает материальный мир - Госвами Амит (е книги txt) 📗
Однако во всех основных религиях имеются дуалистические тенденции. В большинстве религий происходит обожествление того или иного учителя или распространителя определенного учения или определенной системы убеждений. В конечном счете, все это необходимо превосходить [94]. Поэтому на своей заключительной стадии развития идеалистическая схема должна идти дальше всех религий, символов веры, систем убеждений и учителей.
Можно ли назвать идеалистическую схему наукой? Я полагаю, что большинство, если не все, из стадий взрослого развития допускают объективную проверку (в смысле слабой объективности), и потому могут считаться наукой. Не так давно психолог Гордон Оллпорт говорил, что у нас нет никакой психологии освобождения. Ладно, вот наконец такая психология.
Быть может, рассмотрение феномена духовного поиска человека как новейшего расширения психологии приведет к окончательному сближению между наукой и религией. В этой психологии освобождения наука и религия будут выполнять взаимодополняющие функции. Наука будет заниматься дальнейшими объективными — теоретическими и практическими — исследованиями, относящимися к феномену. Религия будет заниматься распространением полученного таким образом научного знания — но на субъективном уровне, поскольку объективное преподавание такого рода знаний по большей части бесполезно. Венчать их обе и служить для них ориентиром будет философия — идеалистическая метафизика, которая будет продолжать обогащаться новыми прозрениями.
Фундаментально недоступная для проверки (в научном смысле) идеалистическая метафизика может быть сформулирована предельно кратко: сознание — это основа всего бытия, и наше самосознание — это То сознание. Но в простоте этого утверждения заключено и его богатство. Свидетельством тому может служить обширная философская литература, в которой люди пытались излагать и объяснять эту метафизику в разные эпохи и в разных культурах. Данная книга представляет собой самый свежий вклад в продолжающееся дело идеалистической философии — вклад, подходящий для нашей преимущественно научной культуры.
В духовных традициях сформулированы две важные схемы духовного образа жизни: из них на первом месте стоит схема, основанная на отрицании мира. Будда говорил, что феноменальный мир — это дуккха, страдание. В христианстве вся жизнь человека считается наказанием за первородный грех. В большей части индуистской философии веданты феноменальный мир рассматривается как иллюзия. В этой традиции акцент делается на просветлении, отречении и нирване как различных формах спасения из иллюзорного мира страданий. Мы обращаемся к духу, поскольку материальный мир не может нам ничего предложить; мы объявляем духовный подъем высочайшим достоинством. С этой позиции наука, направленная на исследование мира, кажется противоположной и противодействующей духовности, и эта кажущаяся дихотомия порождала антагонизм между наукой и духовностью.
Однако в духовных традициях всегда были — хотя никогда не преобладали — настойчивые мироутверждающие голоса. Так, в Японии, наряду с риндзай-дзэн с его акцентом на просветлении, всегда существовал и сото-дзэн, который подчеркивает пробуждение сострадания для служения миру. В Индии среди всех мироотрицающих Упанишад одна — Иша упанишада — отличается тем, что провозглашает возможность бессмертия в самой жизни. В Китае даосы тоже проповедовали философию мира и радостной жизни в мире. В Индии баулы воспевали великолепие духовной радости [95].
В силу своего мироутверждающего характера духовная радость приветствует исследование проявленной природы, которым, в основном, и занимается обычная наука. Поэтому не удивительно, что мы наконец создали науку — идеалистическую науку, — которая действительно совместима с духовной философией радости. Эта идеалистическая наука призывает мировые религии сменить расстановку акцентов и признавать как фундаментальную радость, так и страдание, как дух, так и мир. Достижение этой цели ознаменует окончательное сближение науки и религии.
Помимо науки, религии и философии существуем мы сами и наша свободная воля. В одном из последних стихов Бхагавад Гиты Кришна говорит Арджуне, чтобы тот по своей собственной свободной воле решал, выбирает ли он идеалистический образ жизни. Это решение, которое вы, я и все мы должны принимать по своей свободной воле.
Многочисленные опросы показали, что у поразительно большого числа американцев были мистические переживания. Если бы только они могли сделать эти переживания основой для пробуждения к бытию уровня буддхи! А когда такое возвращение очарования станет доступным значительному числу людей, вполне может произойти изменение в движении сознания во всем мире.
Я полагаю, что такое массовое движение сознания можно назвать возрождением. Подобные переходные периоды случались во многих культурах и цивилизациях. Следующее такое возрождение будет совершенно особым, поскольку благодаря современным коммуникационным технологиям человечество стало взаимосвязанным. Следующее возрождение будет иметь последствия во всем мире; это будет глобальное возрождение мира.
Бхагавад Гита изображает такие события возрождения как приход аватары — учителя мира. В прошлом такими аватарами иногда были изолированные, отдельные люди; в других случаях это были группы людей. Но теперь мир стал гораздо больше и нуждается в том, чтобы беспрецедентное число людей становились аватарами, призванными руководить следующим возрождением. Представьте себе наше с вами путешествие в то время, когда происходит огромный подъем человечества от раздробленности к единству в многообразии. Это было бы поистине путешествие героя.
В мифах многих культур содержится тема, которую мифолог Джозеф Кэмпбелл назвал «путешествием героя». Герой мучительно переживает отделенность от мира, в одиночку отправляется, чтобы встретиться с таинственными силами, и наконец, возвращается со славой, принося с собой обретенное им знание [96]. Древние греки выразили свою благодарность за блага огня в мифе о Прометее: Прометей отправился на небеса, украл у богов секрет огня и подарил его людям. В Индии Гаутама Будда отказался от удобств своей жизни принца, чтобы совершить путешествие героя, которое привело его к просветлению [97]. Он вернулся, чтобы учить истинам Восьмеричного Пути. Моисей, герой Израиля, искал своего Бога на Горе Синай, получил Десять Заповедей и вернулся с ними, чтобы объединить свой народ. В каждом случае воссоединение рождало учение объединения — новый способ проявления духа в опыте обыденной жизни.
Я вижу, как миф о путешествии героя снова разыгрывается в научных поисках природы реальности. Однако индивидуальный героизм прежних дней уступил место коллективному героизму. Многие неизвестные ученые проложили героический путь через каждую из трех стадий мифа.
Картезианское разделение ума и материи было исторически необходимо для того, чтобы наука могла свободно идти своим путем, не будучи скованной теологией. Было необходимо изучать бессознательную материю без теологического предубеждения, чтобы обретать понимание механики и взаимодействий, формирующих всю материю, включая живую и сознательную. Потребовалось почти четыре столетия, чтобы достичь сегодняшнего относительного овладения этими физическими силами.
На этом пути разделения было много поворотных пунктов и много героев. Декарт поднял паруса, и очень скоро Галилей, Кеплер и Ньютон стали рулевыми корабля героев. Дарвин и Фрейд завершили разделение, распространив законы механики на область живого и сознательного, и сотни ученых-матросов поддерживали это разделение.
В двадцатом веке паруса корабля героев стал надувать свежий ветер, дующий в другом направлении. Планк открыл квант действия, Гейзенберг и Шредингер открыли квантовую механику, и, вместе взятые, эти открытия навсегда изменили прежний материалистический, сепаратистский курс. По словам Бертрана Рассела, в двадцатом веке материя стала выглядеть менее материальной, а ум — менее ментальным. Все было готово к наведению моста через разделявший их четырех-вековой разрыв: началось возвращение героя.
