Разыскания истины - Мальбранш Николай (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
260
рою и аналитикою, введенными вновь и усовершенствованными в | нашем веке Виетом и Декартом. 1
Мы видим, что эти лица принялись за решение весьма сложных 1 и трудных вопросов только после того, как ясно познали самые i простые, от которых те зависят; они занялись рассмотрением кривы» | линий, как-то: конических сечений — лишь после того, как хорошо ';
усвоили простую геометрию. Особенность же аналитиков составляет -то, что они, видя невозможность для разума одновременно занимать- > ся несколькими фигурами, даже воображать тела, имеющие больше • трех измерений, хотя часто приходится мыслить тела, имеющие больше трех измерений, воспользовались обыкновенными буквами, ':
нам весьма знакомыми, чтобы выражать и сокращать свои идеи. '• Благодаря этому, разум, не будучи ни затруднен, ни занят представлением нескольких фигур или бесчисленного множества линий, ' может одним взглядом охватить то, чего иначе он не мог бы увидеть, , так как разум понимает гораздо лучше и схватывает гораздо больше вещей, когда берегут его силу. 1
Стало быть, все искусство сделать его проницательнее и обширнее ;
состоит, как мы это объясним в другом месте', в том, чтобы беречь его i силы и способности, не прилагать его некстати к вещам, которые ему > не необходимы для открытия искомой им истины, что следует себе I хорошенько заметить. Ибо это одно показывает, что обычные логики 3 скорее могут уменьшить способность ума, чем усилить ее, так как, ] очевидно, если пользоваться в исследовании какой-нибудь истины | теми правилами, которые они дают, способность ума будет раздваич :i ваться, так что у разума будет меньше силы, он будет менее внима-1 телен и не схватит рассматриваемого предмета во всем его объеме. <
Итак, из только что сказанного ясно, что большинство людей | совершенно не размышляет о природе разума перед тем, когда хочет| прилагать его к исследованию истины; ясно, что люди никогда не были| вполне убеждены в его ограниченности и в необходимости беречь| его силу и даже увеличивать ее, а это и есть одна из важнейших'! причин их заблуждений и их неуспеха в научных исследованиях, щ
Это не значит, однако, что мы утверждаем, будто были люди»| не знающие, что их разум ограничен и что его обширность щ способность невелики. Всем это, без сомнения, известно, и всЩ признают это, но большинство знает это лишь смутно и признает^ лишь на словах. То, как они поступают в своих научных исслеДОт^ ваниях, противоречит их собственному признанию, потому что онщ действуют так, как будто бы думают, что их ум не имеет гран! они хотят постичь вещи, зависящие от очень многих причин, которых по большей части ни одна им не известна.
V. Есть еще один недостаток, довольно обыкновенный в учены» они занимаются слишком многими науками разом, и если занимав ются шесть часов в день, то иногда изучают шесть разных предмете
i Первая часть книги шестой.
261
Очевидно, этот недостаток возникает из той же причины, что и другие, о которых только что говорилось; ибо по всей вероятности, если бы те, кто занимается подобным образом, знали с очевидностью, что этот способ не соответствует способности их ума и скорее внесет в него путаницу и заблуждение, чем истинное знание, то они не поддавались бы неумеренным побуждениям своей страсти и тщеславия: не этим способом можно удовлетворить свое тщеславие, такие занятия — верное средство ничего не знать.
ГЛАВА IV
I. Разум не может долго заниматься предметами, не имеющими к нему отношения или не содержащими в себе нечто бесконечное. — II. Неустойчивость воли есть причина этого недостатка прилежания, а следовательно, заблуждения. — III. Наши ощущения занимают нас больше, чем чистые идеи разума. — IV. В этом заключается причина порчи нравов. — V. И невежества большинства людей.
I. Разум человеческий подвержен заблуждениям не только потому что он не бесконечен и менее обширен, чем рассматриваемые им предметы, как мы это только что объяснили в двух предшествовавших главах; но также потому, что он непостоянен, в его действии нет никакой устойчивости, и он не может долго останавливаться на предмете, чтобы рассмотреть его весь в целом.
Чтобы понять причину этого непостоянства и неосновательности человеческого разума, должно знать, что его действием управляет воля; она прилагает его к предметам, которые любит; а сама она находится в постоянной неустойчивости и тревоге, причина которой следующая.
Не подлежит сомнению, что Бог — творец всех вещей, что Он создал их для Себя и обращает сердце человека к Себе силою природного и непреодолимого влечения, которое непрестанно сообщает ему. Бог не может желать, чтобы была воля, которая не любила бы Его или любила бы Его меньше какого-нибудь другого блага, если возможно иное благо, кроме Него; ибо Он не может желать, чтобы воля не любила того, что в высшей степени достойно любви, или любила всего больше то, что наименее достойно любви. Итак, природная любовь необходимо влечет нас к Богу, потому что она исходит °т Бога, и никто не может остановить движений ее, кроме самого bora, который сообщает их. Таким образом, нет воли, которая не ^едовала бы неизбежно движениям этой любви. Праведные и нечестивые, блаженные и осужденные любят Бога этою любовью; ибо эта "Риродная наша любовь к Богу есть то же самое, что природная "аклонность, которая влечет нас ко благу вообще, ко благу бесконеч-
262
ному, благу высшему, а потому, очевидно, все духи любят Бога этою любовью, потому что только Он один всеобщее благо, благо бесконечное и высшее. Ибо, наконец, все духи и сами бесы страстно желают быть счастливыми и обладать высшим благом; и они желают его бессознательно, не в силу рассуждения и не свободно, а по необходимости их природы. Итак, мы созданы для Бога, для блага бесконечного, блага, которое содержит в себе все блага, а потому движение нашего сердца прекратится только при обладании этим благом.
II. Таким образом, наша воля, всегда томимая неутолимою жаждою, всегда волнуемая желаниями, ревнующая и беспокоящаяся о благе, которым она не обладает, лишь с большим трудом терпит то, что разум останавливается на некоторое время на абстрактных истинах, не затрагивающих ее и не способных, по ее мнению, сделать ее счастливою. Вследствие этого, она непрестанно побуждает его к исканию других предметов; и когда в этом искании, сообщаемом ему волею, разум встречает какой-нибудь предмет, имеющий признак блага, я хочу сказать, при своем приближении заставляющий душу чувствовать некоторое удовольствие и некоторое внутреннее удовлетворение, тогда жажда сердца пробуждается вновь; желания, рвение, весь пыл возгораются, и разум, принужденный им повиноваться, исключительно обращается к предмету, который их причиняет или, по-видимому, причиняет их затем, чтобы приблизить предмет таким образом к душе, которая наслаждается им и удовлетворяется на некоторое время. Но ничтожество тварей не в состоянии удовлетворить бесконечной способности человеческого сердца, и эти мелкие удовольствия, вместо того, чтобы утолить его жажду, только возбуждают ее и внушают душе глупую и тщетную надежду найти себе удовлетворение во множестве земных удовольствий; это вызывает опять-таки в разуме, который должен ей раскрыть все эти блага, непостоянство и невероятную неосновательность.
Правда, когда разум встречает случайно какой-нибудь предмет, имеющий в себе нечто бесконечное или заключающий нечто великое, то его непостоянство и волнение на некоторое время прекращаются; ибо, видя, что этот предмет носит тот характер, которого желает душа, он останавливается на нем и привязывается к нему на довольно долгое время. Но эта привязанность или, вернее, это упорство разума в рассмотрении предметов бесконечных или слишком обширных ему столь же бесполезна, сколь бесполезна и неосновательность, с какою он рассматривает предметы, соответствующие его способности. Он слишком слаб, чтобы выполнить такую трудную попытку, и тщетно старается он достичь этого. Душу сделает счастливее не понимание, если можно так сказать, предмета бесконечного: на это она не способна; — но любовь и обладание бесконечным благом, на что воля способна, благодаря стремлению к любви, непрестанно сообщаемому ей Богом.
