Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Когда мы видим дом, Клеант, мы с величайшей достоверностью заключаем, что он был создан архитектором или строителем, потому что знаем из опыта, что именно такого рода действие следует за такого рода причиной. Но конечно, ты не станешь утверждать, будто вселенная настолько похожа на дом, что мы можем с такой же достоверностью заключать от нее к аналогичной причине, т. е. не станешь утверждать, что мы имеем здесь дело с полной и совершенной аналогией. Несходство в данном случае столь поразительно, что крайнее, на что ты можешь здесь претендовать,—это догадка, предположение о подобной причине, а как такое притязание будет принято обществом, об этом я предоставляю судить тебе самому.
Конечно, оно было бы принято очень дурно, сказал Клеант, и меня вполне заслуженно стали бы порицать и ненавидеть, если бы я допускал, что доказательства бытия Бога сводятся не более как к догадке или предположению. Но разве общее приспособление средств к целям в доме так мало сходно с подобным же приспособлением во вселенной? А экономность целевых причин? А порядок, соразмерность и устройство каждой части? Ступени лестницы явно приспособлены к тому, чтобы человеческие ноги могли пользоваться ими при восхождении,—это заключение достоверно и непогрешимо. Человеческие ноги также приспособлены для ходьбы и восхождения; я согласен, что последнее заключение не столь достоверно, как предыдущее, в силу того несходства, которое ты отметил; но разве оно заслуживает поэтому названия простой догадки, простого предположения?
Боже милостивый!—вскричал Демей, прерывая Клеанта.—1де мы находимся? Ревностные защитники религии считают, что доказательства существования Божьего далеки от совершенной очевидности! А ты, Филон, на содействие которого при обосновании чудесной таинственности божественной природы я рассчитывал, соглашаешься со всеми этими сумасбродными мнениями Клеанта? И действительно, могу ли я назвать их иным именем? Да и к чему мне воздерживаться от порицания, когда подобные принципы, защищаемые вдобавок таким авторитетом, высказываются перед столь юным слушателем, как Памфил?
По-видимому, ты не подозреваешь, ответил Филон, что я веду спор с Клеантом при помощи его же оружия и, указывая ему на опасные последствия его положений, надеюсь в конце концов привести его к нашему мнению. Но, как я вижу, тебя особенно смущает способ изложения Клеантом апостериорного аргумента, ты замечаешь, что этот аргумент как бы ускользает от тебя и расплывается в воздухе, и думаешь поэтому, будто он так искажен, что его едва ли можно считать истинным. Но как бы я ни расходился в других отношениях с опасными принципами Клеанта, должен сознаться, что он правильно изложил вышеуказанный аргумент; и я постараюсь так представить тебе все дело, что ты уже не будешь питать на этот счет никаких сомнений.
Если бы человек отвлекся решительно от всего, что он знает или видел, он был бы совершенно не в состоянии определить на основании одних своих идей, какого рода зрелище должна представлять собой вселенная, и не мог бы предпочесть одно какое-нибудь состояние или положение вещей другому. Ибо коль скоро ничто из того, что он ясно представляет, не могло бы считаться невозможным или заключающим в себе противоречие, то все химеры, создаваемые его воображением, были бы равноправны и он не мог бы указать достаточного основания, в силу которого он придерживается одной какой-нибудь идеи или системы и отвергает другие, одинаково возможные.
Далее. Если бы такой человек открыл глаза и стал созерцать мир в том виде, как тот существует в действительности, он совершенно не смог бы указать причину какого бы то ни было явления, а тем более причину совокупности всех вещей, или всей вселенной. Он мог бы дать волю своему воображению, и последнее доставило бы ему бесконечное разнообразие сведений и представлений; все они были бы возможны, но в одинаковой степени, поэтому человек собственными силами никак не смог бы удовлетворительно объяснить, почему он предпочитает одно из них остальным. Один лишь опыт может указать ему истинную причину любого явления.
Но согласно этому способу рассуждения, Демей, выходит (и это в самом деле молчаливо признается Клеан-том), что порядок, устройство или согласованность целевых причин сами по себе еще не являются доказательством существования какого-либо замысла, а становятся таким доказательством лишь постольку, поскольку мы узнаем это из опыта. Ведь насколько мы можем знать a priori, материя не менее, чем дух, может изначально заключать внутри себя источники порядка. Поэтому представить себе, что несколько элементов в силу какой-то внутренней неизвестной причины способны расположиться в самом чудесном порядке, нисколько не труднее, чем вообразить, что идеи этих элементов в силу действия подобной же внутренней неизвестной причины могут расположиться в таком же порядке в великом вселенском духе. Равная возможность обоих этих предположений не подлежит сомнению. Но из опыта мы узнаем (согласно Клеанту), что между ними есть разница. Бросьте в каком-нибудь месте несколько кусочков железа, не придавая им никакой определенной формы, они никогда не расположатся так, чтобы образовать часы. Камни, известь и дерево никогда не образуют дома без содействия архитектора. Но идеи в человеческом духе в силу некоторого неизвестного, необъяснимого приспособления располагаются, как мы видим, так, что образуют план часов или дома. Таким образом, опыт доказывает, что первоначальный принцип порядка находится в духе, а не в материи. От сходных действий мы заключаем к сходным причинам; приспособленность средств к целям во вселенной такова же, как и в машинах, изобретенных человеком, а следовательно, и причины их должны быть сходными.
Должен сознаться, что с самого начала я был сильно возмущен утверждением относительно сходства между Божеством и человеческими существами; по моему мнению, оно является таким унижением Верховного Существа, какого не в состоянии вынести ни один здравомыслящий теист. Ввиду этого, Демей, я попробую защитить с твоей помощью то, что ты так правильно называешь удивительной таинственностью божественной природы, а также опровергнуть рассуждение Клеанта, если только он согласится, что я верно изложил последнее.
Клеант согласился, и Филон после небольшой паузы продолжал следующим образом.
Что все заключения относительно фактов основаны на опыте, а все выводы из опыта основаны на предположении, согласно которому сходные причины являются доказательством сходных действий, а сходные действия—доказательством сходных причин, об этом, Клеант, я сейчас не стану много спорить с тобой. Но заметь, пожалуйста, какую крайнюю осторожность проявляют все правильно рассуждающие люди, умозаключая от своего опыта к сходным случаям. Если эти случаи не вполне сходны, люди не решаются с полной уверенностью положиться на свои прошлые наблюдения, рассуждая о каком-нибудь частном явлении. Всякое изменение в условиях заставляет их сомневаться в результате, и для достоверного доказательства того, что эти новые условия не имеют никакого значения, требуются новые опыты. Изменения объема, положения, устройства, возраста, состояния воздуха или окружающих тел—все эти обстоятельства могут сопровождаться самыми неожиданными следствиями; и, если только объекты не знакомы нам в совершенстве, с нашей стороны было бы величайшим безрассудством с уверенностью ожидать после одной из этих перемен наступления результата, подобного тому, который мы наблюдали раньше. Медленные и обдуманные шаги философов именно в данном случае особенно отличаются от опрометчивых движений простых людей, которые, увлекаясь малейшим сходством, становятся неспособными к разграничению и обдумыванию.
Неужели ты думаешь, Клеант, что твое обычное философское спокойствие не изменило тебе, когда ты сделал такой огромный шаг, как сравнение вселенной с домами, кораблями, мебелью и машинами, и заключил от сходства в некоторых отношениях первой и последних к сходству их причин? Мысль, замысел, интеллект, обнаруживаемые нами в людях и других живых существах,— все это не что иное, как один из принципов, одно из начал вселенной, так же как тепло или холод, притяжение или отталкивание и сотни других явлений, ежедневно наблюдаемых нами. Это действующая причина, при помощи которой, как мы видим, одна какая-нибудь часть природы производит изменения в других. Но разве мы вправе умозаключать от части к целому? Разве огромное несоответствие между ними не препятствует такому сравнению и заключению? Разве можем мы, наблюдая рост волоса, узнать что-либо о происхождении человека? Или же, зная, хотя бы и в совершенстве, как распускается лист, разве смогли бы мы узнать отсюда что-нибудь о произрастании дерева?
