Философия кризиса - Сидорина Татьяна Юрьевна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
290 Там же. С. 57.
291 Там же.
292 Там же. С. 59.
Преодолеть же технократическую тенденцию можно, по мнению философа, лишь имманентно, "т.е. при помощи демократического стремления, проникающего в каждый индустриальный аппарат и желающего превратить его из хозяйственной ав
399
тократии в "хозяйственную демократию". Тенденция либерально-демократическая ведь тоже присутствует в каждом индустриальном аппарате, поскольку в нем присутствуют живые люди как свободные существа. Поэтому свобода и автономия может сразу же и немедленно отстаивать себя во всех клетках хозяйственного организма, постулируя хозяйственную демократию" [293]. Однако это возможно лишь при условии, что свобода и автономия признаны и гарантированы политической демократией.
293 Вышеславцев Б.П. Указ. соч.
Утверждая необходимость освобождения от технократической тирании, Вышеславцев осознает всю сложность этой проблемы. Для него не совсем даже ясно, что может означать такое освобождение, так как разбить индустриальный аппарат нецелесообразно и невозможно; передать его в другие руки не значит от него освободиться.
3.4. Будущее России: от утопии к антиутопии
События первой трети XX в. породили двойственное отношение к происходящим в России переменам, они вызвали к жизни как утопическое, так и трагическое видение будущего, устранив границы между фантазией и действительностью.
Вера в целенаправленные изменения закономерностей исторического развития послужила источником возникновения утопий "коммунистического рая", включая "Крестьянскую утопию" А.Чаянова (1920) и "Грядущий мир" Я. Окунева (1923). В то же время сомнения в позитивности казарменного коммунизма вызвали к жизни негативный образ будущего, что нашло отражение, например, в антиутопии Е. Замятина "Мы" (1920).
В рамках утопии конечным критерием научно-технического и социального прогресса являются "углубление содержания человеческой жизни", "интегральная человеческая личность" (А. Чаянов), которая совершенно свободна, но в то же время воля и желание каждого "согласуются с интересами всего человеческого коллектива" (Я. Окунев).
400
С позиций антиутопии единое государство будущего с неизбежностью ведет к такому развитию цивилизации, когда над всеми сферами жизнедеятельности человека устанавливается тотальный контроль, индивид превращается в "нумер", человеческое "Я" растворяется в безликом "Мы" и все становятся "машиноравны" (Е. Замятин).
В 1930-е гг. амбивалентное отношение к будущему у представителей "социалистического реализма" сменяется однонаправленным восприятием позитивных сдвигов в экономике, политике и культуре, преломленным через призму идеологии грядущего коммунистического общества. С эмиграцией русских мыслителей из России дистопическое видение будущего вытесняется из теоретического и обыденного сознания.
Выдвинутые русскими мыслителями негативные образы будущего не вписываются в идеологию грядущего рая, но сохраняют свою значимость за пределами России. Они оказывают влияние на возникновение таких произведений, как "Прекрасный новый мир" О. Хаксли и "1984" Дж. Оруэлла.
Опасения за последствия тоталитарной технократии (не только в природном, но, в первую очередь, социальном аспекте) после Второй мировой войны весьма определенно высказывали русские философы-эмигранты [294]. Серьезную критику технократического развития содержат работы русского философа и историка науки Т.И. Райнова [295]. Следуя идеям Н. Страхова, утверждавшего, что с природой нельзя обращаться, как с внешней косной материей, использовать ее как средство для привносимых извне целей, ибо она уже есть цель-в-себе, Райнов развивает предположение, что экологическому кризису предшествует концептуальное разрушение гармонии мироздания. Философские рассуждения приводят Райнова к видению определенных эсхатологических перспектив. При этом, обращаясь к истокам обострения экологической проблематики, Райнов связывает образ Антихриста с торжеством технократии [296].
294 См.: Вышеславцев Б.П. Угроза тоталитарной технократии. С. 54-59; Он же. Кризис индустриальной культуры. Нью-Йорк, 1993. С. 273-284.
295 Райнов Т.И. Odintzoviana 1947 (Публикация Н К. Гаврюшина) // Памятники науки и техники. 1989. М., 1990.
401
Одним из проявлений социокультурного кризиса в России стало переживаемое в 1920-е гг. так называемое "упрощение культуры", социокультурная тенденция, несущая в себе опасность социальной энтропии и проявляющаяся, как правило, в переходные периоды (революций, модернизирующих реформ) [297]. Так, Н.Н. Козлова отмечает, что большинство левых теоретиков в России рассматривали развитие этой тенденции в стране как позитивный результат революционных преобразований: "революция уничтожила старую культуру, подобно старой государственной машине. Новая культура будет создаваться посредством организованного упрощения" [298]. Упрощение культуры, согласно М. Левидову, понималось как величайшее завоевание, подлинный прогресс, безусловный знак плюса. А. Гольцман предполагал пропустить "человеческую массу" через гигантские лаборатории, устроив из земного шара "трудовой остров доктора Моро" [299]. А. Богданов и Н. Бухарин полагали, что упрощенная и приспособленная к целям пролетариата наука представляет силу в классовой борьбе. С позиций упрощения культуры рассматривалась и реформа орфографии. Лозунги типа "Философию за борт!" или "Сбросим Пушкина с парохода современности!" вписывались в рамки упростительских ориентации.
296 См.: Гаврюшин Н.К. Христианство и экология // Вопросы философии. 1995. № 3. С. 53-59.
297 См.: Козлова Н.Н. Упрощение культуры // Русская философия. С. 526.
298 Там же. С. 526.
299 См.: Гольцман А. Реорганизация человека. М., 1924; Левидов М. Организованное упрощение культуры // Красная новь. 1923. Кн. 1.
Согласно Н.Н. Козловой, тенденции упрощения получили широкое распространение во всех областях общественной жизни. В первой половине 1920-х гг. унифицировалась социальная структура общества, происходил возврат к натуральному хозяйству, исчезало денежное обращение, наблюдался упадок горо
402
дов, откат в области культуры и коммуникации. Шла атака на элитарные культуру и образование. Не только снижался уровень академических стандартов, но и исчезал профессионализм в различных областях деятельности. За какую бы задачу общество ни бралось, оно, казалось, стремилось разрешить ее как можно проще. "Общество и культура, - пишет Козлова, - сопротивлялись упрощению, однако все сложное и утонченное либо утрачивало почву, либо уходило в катакомбы, становилось маргинальным. Недаром для анализа советского общества существенно значимыми являются исследования массовых социальных процессов и проявлений массовой культуры" [300].
Н.Н.Козлова сопоставляет проявление "упростительских" тенденций в России и на Западе, отмечая универсализм в их распространении: "На Западе вхождение обществ в индустриально-урбанизированную культуру также вызвало появление человека массы. Но там не были сломаны механизмы цивилизации, а процесс упрощения культуры останавливался "фильтрами" академий, университетов, правовых институтов. Сохранялся высокопрофессиональный и в этом смысле элитарный статус гуманитарной культуры, науки. Существовали экологические ниши для противоэнтропийных тенденций. В России размах и темпы преобразований способствовали разрушению цивилиза-ционных структур, которые и без того были недостаточно прочны. Эти процессы подстегивались институциональными экспериментами, идеологическими гонениями на представителей "буржуазной интеллигенции". Не будучи инициированным только "сверху", процесс упрощения культуры многократно усиливался организованной системой идеологического производства, различными формами массовой культуры" [301].
300 См.: Там же. С. 526.
301 Там же. С, 527.
Феномен "упрощения культуры" в России фиксировался многими исследователями, в том числе и русскими философами-эмигрантами. Так, в статье "Завтрашний день (письма о русской культуре)" Г.П. Федотов, анализируя "созидательные про
