Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика - Ксендзюк Алексей Петрович
Если сталкинг+ спасает нас от иллюзий и фанатизма, то цель воина не дает погрузиться в апатию и неподвижность. "Золотая середина" дон-хуановского пути и здесь оказывается единственной возможностью для плодотворного развития.
4. Сталкинг сталкеров
"Мы так же таинственны и так же страшны, как этот непостижимый мир. И кто сможет с уверенностью сказать, на что ты способен, а на что — нет?"
На первый взгляд сталкинг — самая «земная», посюсторонняя дисциплина в учении дона Хуана. Если же пристально вглядеться в сущность производимой здесь работы, в ее истоки и конечные результаты, нас неминуемо взволнует мистическое дыхание Реальности, пронизывающее совсем простые, казалось бы, уловки подозрительных субъектов, именующих себя сталкерами. Ведь ими движет измененное (быть может, даже расширенное) сознание, слышащее, в отличие от нашего, неумолкающий океан чистого бытия. "Сознание, — писал М. Мамардашвили, — в принципе означает какую-то связь или соотнесенность человека с иной реальностью поверх или через голову окружающей реальности. Назовем это условно обостренным чувством сознания. Оно связано в то же время с какой-то иномирной ностальгией."
Разве не это "обостренное чувство сознания" повсеместно преследует мага? И разве не "иномирная ностальгия" делает воина печальным? Недаром дон Хуан назвал сталкинг проблемой сердца. Ибо как жить сердцу, несущему в себе угнетающую ношу такого «двоемирия»? Проблема судьбы перестает быть тривиальной — весь путь человеческой жизни на этой Земле оказывается до того зыбок, до того не уверен в себе, что поневоле стремишься к эвтаназии.
"Следовательно, проблема человеческой судьбы, человеческого предназначения начинает выступать при этом для человека, в душу которого запал осколок такого зеркала сознания, как задача нового рождения в реальном мире, хотя он является своеобразным гостем мира нереального, иного. Возможно ли такое рождение? Можно ли, не забыв гражданства неизвестной родины, родиться вторично гражданином уже этого мира? Можно ли существовать, будучи носителем той смутно ощущаемой гармонии, которая сверкнула случайно в зеркальном осколке сознания и превратила столь привычный до этого мир в нечто условное и не само собой разумеющееся? И к тому же — существовать, не подозревая о том, что указанная гармония (на что я хотел бы обратить особое внимание) имеет свой режим жизни, в корне отличный от наших ежедневных психологических состояний." (М. Мамардашвили. Как я понимаю философию. М.: 1992, с. 43.)
Этими словами философа можно прекрасно разъяснить причины сталкинга — ведь именно эта техника дает нам возможность такого существования, и вовсе не для того, чтобы забыть неудобную Реальность вовне, но для сохранения и усиления ее присутствия. Подобную роль в жизни мага играет "символическая смерть", смерть-символ. По сути дела, безупречность со всеми ее атрибутами и сталкинг — это медленная смерть эго, за которой только и возможно новое рождение.
"Одним из таких символов (первичных для философии) является «смерть». На первый взгляд, этот символ прост хотя бы по той причине, что мы можем, как я сказал, увидеть иную реальность, гражданами которой мы себя осознали, будучи готовы при этом расстаться с самими собой как не необходимыми, не абсолютными и т. д. Но это на первый взгляд, поскольку в действительности расстаться с собой оказывается очень трудно. И в то же время, если мы не готовы при расшифровке или освоении символа смерти расстаться с собой, то не увидим иное." (Там же, с. 43.)
Воин умирает, не умирая. Сталкер же словно учится иностранному языку — языку жизни «там» и жизни «здесь». Он внимательно «выслеживает» те импульсы своей натуры, которые неприемлемы для мира Реальности, затем переводит их на язык «инобытия», там принимает решение и, вернувшись, вступает в игру. От таких бесчисленных «переводов» язык в чем-то серьезно видоизменяется: его отдельные элементы делаются все более отточенными, другие — «отстраняются», т. е. становятся непонятными для внешнего наблюдателя. Это касается всей сферы повседневной жизни: эмоций, решений, поступков, манеры поведения, мотивации и т. д. и т. п. Но сталкинг достигает своей вершины в "идеальном переводе" (если уж и дальше пользоваться лингвистическими аналогиями) — когда все элементы личности, стереотипы поведения, декларируемые мотивы и способы их достижения ничуть не вызывают неприятия, подозрительности или раздражения. Здесь-то и начинается игра — довольно странная, но никому не причиняющая вреда. Эта игра включает в себя проверку собственного сталкинга в самых разнообразных ситуациях. При этом, скорее уж, страдают сами экспериментаторы, ибо часто выбирают себе поистине ужасающих партнеров. Вспомните, с каким юмором сталкеры составили классификацию "мелких тиранчиков" — подлинных мучителей всего живого вокруг себя. И это вовсе не природная склонность к мазохизму: просто экстремальные условия вынуждают воина «выслеживать» такие чувства, комплексы и подсознательные мотивы, которые при спокойном течении жизни могут не выявиться никогда. При любых обстоятельствах сталкер охотится за собой:
"Охотник просто охотится, — сказала она (Ла Горда). — Сталкер же выслеживает все, включая самого себя.
— Как он делает это?
— Безупречный сталкер может все обратить в жертву. Нагваль говорил мне, что мы можем выслеживать даже собственные слабости <…>
— Как может человек выслеживать свои слабости, Ла Горда?
— Точно таким же способом, как ты выслеживаешь жертву. Ты разбираешься в своем установившемся распорядке жизни, пока не узнаешь все действия своих слабостей, а затем приходишь за ними и ловишь их в клетку, как кроликов." (V, 510)
Всякая ситуация, мысль или реакция — то, что составляет повседневную жизненную практику — для сталкера является вызовом, проверкой и упражнением. Дон Хуан любит повторять два слова — вызов и шанс. Жизнь представляется воину вызовом, который одновременно есть шанс достичь высокого контроля. Подобные образы использует основатель логотерапии В. Франкл: "У человека с улицы мы можем научиться тому, что быть человеком означает постоянно сталкиваться с ситуациями, которые одновременно — шанс и вызов, которые дают шанс осуществить себя, не уклонившись от вызова осуществить смысл. Каждая ситуация — это призыв: сначала — услышать, затем — ответить. " (В. Франкл. Детерминизм и гуманизм: критика пандетерминизма.)
Для того, чтобы принять вызов и использовать свой шанс, сталкер следует выработанной стратегии. Сталкер Флоринда, описывая эту стратегию, иллюстрировала основные положения событиями из собственной жизни, когда она, вовлекаемая в мир магии, сама стала объектом сталкинга. Но следует помнить, что нижеприводимые принципы могут (и должны) применяться, главным образом, к самому сталкеру и его внутреннему пространству:
"Первым принципом искусства сталкинга является то, что воин сам выбирает место для битвы. Воин никогда не вступает в битву, не зная окружающей обстановки…
Отбросить все, что не является необходимым, — вот второй принцип искусства сталкинга…
Приложи всю имеющуюся у тебя сосредоточенность и реши, вступать или не вступать в битву, потому что любая битва — это борьба за собственную жизнь. Это — третий принцип искусства сталкинга. Воин должен хотеть и быть готовым стоять до конца здесь и сейчас. Но не как попало…" (VI, 225, 227)
Четвертый принцип состоит в правильном расслаблении: "Расслабься, отступись от себя, ничего не бойся. Только тогда силы, ведущие нас, откроют нам дорогу и помогут нам. Только тогда." (VI, 227)
Пятый принцип сталкинга можно было бы назвать "тактическим отступлением":
"Встречаясь с неожиданным и непонятным и не зная, что с ним делать, воин на какое-то время отступает, позволяя своим мыслям бродить бесцельно. Воин занимается чем-нибудь другим. Тут годится все что угодно." (VI, 227)