Типы религиозной мысли в России - Бердяев Николай Александрович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
«Петербургъ, Петербургъ! Осаждаясь туманомъ, и меня ты преследовалъ праздною мозговой игрой: ты—мучи-
— 41 —
тель жестокосердный; ты—непокойный призракъ; ты, бывало, года на меня нападалъ; 6егалъ я на твоихъ ужасныхъ проспектахъ и съ разбега взлеталъ я на Чугунный тотъ мостъ, начинавшийся съ края земного, чтобы вести въ безкрайную даль; за Новой, въ полусветной, зеленой тамъ дали—повозстали призраки острововъ и домовъ, обольщая тщетной надеждою, что тотъ край есть действительность, и что онъ—не воюющая безкрайность, которая выгоняетъ на петербургскую улицу бледный дымъ облаковъ».
. III.
А. Белаго можно назвать кубистомъ въ литературе. Формально его можно сопоставить съ Пикассо въ живописи. Кубистический методъ—методъ аналитическаго, а не синтетическаго восприятия вещей. Въ живописи кубизмъ ищетъ геометрическаго скелета вещей, онъ срываетъ обманные покровы плоти и стремится проникнуть во внутреннее строение космоса. Въ кубистической живописи Пикассо гибнетъ красота воплощеннаго мира, все разлагается и разслояется. Въ точномъ смысле кубизма въ литературе нетъ. Но тамъ возможно нечто аналогичное и параллельное живописному кубизму. Творчество А. Белаго и есть кубизмъ въ художественной прозе, по силе равный живописному кубизму Пикассо. И у А. Белаго срываются цельные покровы мировой плоти, и для него нетъ уже цельныхъ органическихъ образовъ. Кубистический методъ распластования всякаго органическаго бытия применяетъ онъ къ литературе. Тутъ не можетъ быть и речи о влиянии на А. Белаго живописнаго кубизма, съ которымъ онъ, по всей вероятности, мало знакомъ. Кубизмъ его есть его собственное, самобытное восприятие мира, столь характерное для нашей переходной эпохи. Въ извъстномъ смысле А. Белый—единственный настоящий, значительный футуристъ въ русской литературе. Въ немъ погибаетъ старая
—42 —
кристальная красота воплощеннаго мира и порождается новый миръ, въ которомъ нетъ еще красоты. Въ художественной манере А. Белаго все также смещается съ своего стараго, казавшагося вечнымъ, места, какъ и у футуристовъ. Онъ не пишетъ футуристическихъ агитационныхъ манифестовъ, онъ пишетъ другие, символические манифесты, но своимъ существомъ и своимъ творчествомъ разрушаетъ все старыя формы и создаетъ новыя. Оригинальность А. Белаго въ томъ, что свой кубизмъ и футуризмъ онъ соединяетъ съ настоящимъ, непосредственнымъ символизмомъ въ то время какъ футуристы обычно враждебно противополагаютъ. себя символистамъ. Такъ въ кубистически-футуристическомъ «Петербурге» повсюду являющееся красное домино, есть превосходный, внутренно-рожденный символъ подвигающейся революции, по существу нереальной. Въ европейской литературе предшественникомъ творческихъ приемовъ А. Белаго можно назвать Гофмана, въ гениальной фантастике котораго также нарушились все грани и все планы перемешивались, все двоилось и переходило въ другое. Въ русской литературе А. Белый прямой продолжатель Гоголя и Достоевскаго. Подобно Гоголю видитъ онъ въ человеческой жизни больше уродства и ужаса, чемъ красоты и подлиннаго, твердаго бытия. Гоголь воспринималъ уже старый органически-цельный миръ аналитически-расчлененно, для него распластовывался и распылялся образъ человека и онъ виделъ техъ уродовъ и чудовищъ въ глубине жизни, которые потомъ по другому въ живописи открывались Пикассо. Гоголь порвалъ уже съ Пушкинскимъ, вечно-прекраснымъ и гармоническимъ мироощущениемъ и мировоззрениемъ. Таковъ и А. Белый.
Но въ чемъ нельзя не упрекнуть его, такъ это въ томъ, что въ «Петербурге» онъ местами слишкомъ следуетъ за Достоевскимъ, находится въ слишкомъ большой зависимости отъ «Бесовъ». Некоторыя сцены, напримеръ сцена въ трактире и съ сыщикомъ, прямо скопированы съ манеры Достоевскаго. И въ этихъ местах
— 43 —
А. Белый сбивается на другой, не свой стиль, нарушаетъ ритмъ своего романа-симфонии. Онъ внутренне связанъ съ Достоевскимъ и за это нельзя упрекать его, но онъ долженъ былъ бы быть свободнее въ своихъ художественныхъ приемахъ, выдержанное въ своемъ собственномъ стиле. Есть большое различие между А. Белымъ и Достоевскимъ, они принадлежатъ разнымъ эпохамъ. А. Белый более космиченъ по своему чувству жизни, Достоевский более психологиченъ и антропологиченъ. Достоевскому раскрывались бездны въ глубине человека, но образъ человека былъ отделенъ для него отъ безднъ жизни космической. Человека Достоевский воспринималъ органически-целостно, всегда виделъ обраэъ Божий въ человеке. А. Белый принадлежитъ новой эпохе, когда пошатнулось целостное восприятие образа человека, когда человекъ проходить черезъ расщеплете. А. Белый погружаетъ человека въ космическую безмерность, отдаетъ его на растерзание космическихъ вихрей. Теряется граница, отделяющая. человека отъ электрической лампы. Раскрывается астральный миръ. Твердыя границы физическаго мира охраняли съ противоположной стороны независимость человека, его собственныя твердыя границы, его кристальныя очертания. Созерцание мира астральнаго, этого промежуточного мира между духомъ и материей, стираетъ границы, декристаллизуетъ и человека и окружающей его миръ. А. Белый—художникъ астральнаго плана, въ который незаметно переходитъ нашъ миръ, теряя свои твердость и очерченностъ. Bсе эти вихри—астральные вихри, а не вихри физическаго мира или мира человечески-душевнаго. «Петербургъ»—астральный романъ, въ которомъ все уже выходитъ за границы физической плоти этого мира и очерченной душевной жизни человека, все проваливается въ бездну. Сенаторъ видить уже два пространства, а не одно.
—44—
IV.
А. Белый художественно раскрываетъ особую метафизику русской бюрократа. Бюрократизмъ—эфемерное бытие, мозговая игра, въ которой все составлено изъ прямыхъ линий, кубовъ, квадратовъ. Бюрократизмъ управляетъ Россией изъ центра по геометрическому методу. Призрачность бюрократии порождаетъ и призрачную революцию. Не случайно Николай Апполоновичъ оказывается когенианцемъ, т.-е. по философскому направленно своему не ощущаетъ реальности 6ытия, не случайно связанъ онъ кровно съ бюрократией. До эфемернаго, уходящаго въ астральный планъ «Петербурга» ничто не доходитъ изъ глубины России, изъ недръ народной жизни. Централизмъ революционнаго комитета Такое же эфемерное бытие, какъ и централизмъ бюрократическаго учереждения. Гнилостный процессъ перешелъ отъ бюрократизма къ революционизму. Провокация, густымъ туманомъ окутавшая революцию, обнаруживаетъ ея призрачно-эфемерный характеръ—все перемешалось въ сатанинскихъ вихряхъ.
А. Белый совсемъ не врагъ революционной идеи. Его точка зръния совсемъ не та, что у Достоевскаго въ «Бесахъ». Зло революции для него порождено зломъ старой России. Въ сущности онъ хочетъ художественно изобличить призрачный характеръ петербургскаго периода русской истории, нашего бюрократическаго западничества и нашего интеллигентскаго западничества, подобно тому, какъ въ «Серебряномъ голубе» онъ изобличалъ тьму восточной стихии въ нашей народной жизни. По складу своего художественнаго дарования А. Белый, подобно Гоголю, не призванъ раскрывать и воспроизводить положительное, светлое и прекрасное. Въ одномъ своемъ стихотворении А. Белый призываетъ свою Россию, любимую имъ странной любовью, къ тому, чтобы она разорялась въ пространстве. И отъ романовъ его, написанныхъ о России, остается такое впечатление,
— 45 —
что Pocciя разсеивается въ пространстве, превращается въ астральную пыль. Онъ любитъ Россию уничтожающей любовью и веритъ въ ея возрождение лишь черезъ гибель. Такая любовь свойственна русской природе.
Все призрачности—бюрократическая, революционная и кантиански-гносеологическая — сходятся въ Николай Апполоновичъ. Но въ немъ открываетъ авторъ еще одинъ ужасъ. Отъ Вл. Соловьева унаследовалъ А. Белый ужасъ передъ монгольской опасностью. И онъ ощущаетъ монгольскую стихию внутри самой России внутри русскаго человека. Николай Апполоновичъ, какъ и отецъ его—глава учреждения,—монголъ, туранецъ. Монгольское начало правитъ Россией. Монгольский Востокъ раскрывается въ самомъ русскомъ Западе» Туранско-монгольское начало мерещится А. Белому и въ кантианстве. А. Белый изображаетъ конецъ Петербурга, его окончательное распыление. Медный Всадникъ раздавилъ въ Петербурге человека. Образъ Меднаго Всадника господствуетъ надъ атмосферой «Петербурга» и повсюду посылаетъ свой астральный двойникъ.
