Демократия и тоталитаризм - Арон Реймон (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Единовластие какой-то партии после революционного этапа может быть полезным для построения государства. Оправдание бывает двух видов: «передовой отряд» и «школьный учитель». Допустим, единовластная партия — передовой отряд народных масс. Она ведет их на завоевание будущего. Она берет лучших, которые в свою очередь образуют отборную группу, контролирующую и поучающую всех прочих. Допустим, что единовластная партия — так сказать, школьный учитель. Ей открыта истина истории, которую она передает еще не просвещенным массам — как наставник передает истины детям.
Весь вопрос в том, чтобы узнать, когда такие оправдания считаются законными, — тут нет единой философской или социологической доктрины. Если вопрос в том, в каких обстоятельствах насилие оправдано, договориться будет нелегко. Жертвам насилия трудно согласиться с его необходимостью: современникам вообще труднее, чем потомкам, признать законность насилия. Все эти утверждения, однако, слишком очевидны. Важно, что пока нет единой теории, которая дала бы возможность определить, в каких случаях насилие оказывается обоснованным с исторической точки зрения. Можно вслед и Кантом утверждать, что насилие морально преступно, однако придется добавить — опять же вслед за Кантом, — что это морально преступное насилие оказалось исторически необходимым при создании государств и что без насилия не поднять людей до уровня разума.
Возможно ли окончательное определение режима; единовластной партией? На уровне идеи?
Такое определение можно было бы позаимствовать у Шпенглера. Человек — хищное животное, по природе своей он склонен к насилию, и режимы, пытающиеся устранить насилие, — это режимы упадка. Тут совмещены две системы аргументов: метафизическая, согласно которой насилие, хотя и отвратительно, присуще человеческой природе; и историческая — в соответствии с которой режимы, будь то юнституционные или уравнительные, являются провозвестниками упадка.
Но людям не свойственны пессимистические а строения Шпенглера, они не считают себя хищными зверями и не желают ими быть. Шпенглер, вероятно, возразил бы, сказав, что это лишь доказывает их лицемерие. Такой ответ достаточно серьезен все же не убедителен. Люди не считают себя склонными исключительно к насилию, их поведение частично определяют суждения о добре и зле. Невозможно руководствоваться шпенглеровской философией в политике. Став политиком, Шпенглер сам был бы обречен на лицемерие, потому что люди не приемлют роль, которую он им отводит.
Теория человека-агрессора привела бы в эпоху термоядерных войн к самоистреблению человечества. Контраргумент, хоть и основанный на частности, достаточно действен: если войны неизбежны, то человечество при технических средствах, которыми оно располагает, рано или поздно обречено на гибель. Псевдореалистическая философия Шпенглера опровергается исторической действительностью.
Современные общества подчинены рациональным началам. Антропологическая концепция Шпенглера не приспособлена к природе индустриальных обществ, характеризующихся совместным трудом, который требует равных шансов для отдельных личностей и уж во всяком случае минимального образования для всех. Социалистическая и уравнительная тенденция, по мнению Шпенглера, а может быть, и Ницше, представлявшая собой знамение упадка, сегодня следствие скорее социальной необходимости, чем человеческой воли.
Можно сделать вывод, что каждый режим несовершенен по-своему. Это вызовет многочисленные возражения, которые мне хотелось бы обсудить.
Вот два основных.
1. Соответствует ли государство партий назначению современного общества? Уместно ли во Франции 1958 года, наблюдая за пошлостями и гнусностями режимов партий (как их описывают изо дня в день), утверждать, что режимы эти соответствуют сути общества?
2. Не стремится ли государство с единовластной партией, государство, отражающее чаяния одной партии, создавать ценности, коре иным образом отличные от ценностей многопартийного государства?
Начнем с первого возражения. Не является ли государство партий столь же несовершенным, что и государство с партией, монополизировавшей власть?
Я думаю здесь об исследовании политических партий, проведенном Симоной Вейль. Она советовала запретить все партии, чтобы вернуть демократии ее чистоту. Жан-Жак Руссо безоговорочно осуждал фракции, частичные и односторонние объединения граждан в рамках Республики. По его мнению, подлинной демократии не свойственно соперничество убежденно оппозиционных группировок. А я изобразил множественность партий как одну из основ конституционно-плюралистических режимов. Не в моих намерениях отрицать недостатки, свойственные партиям. Если я и готов защищать партии вообще, то лишь потому, что не состою ни в одной. Для меня важна их отвлеченная правомерность, даже если я вижу частные недостатки. Если вообразить людей иными, чем они есть, вполне мыслим режим со свободными выборами и со свободой дискуссий, где механический характер выборов, всегда неприятный и зачастую скверный, не оказывает влияния на избирателей. Партии, так сказать, продуцируют демагогию, вынуждают своих членов не выходить даже в мыслях за некие пределы, не выступать в защиту непартийных интересов. Любому политику известно, что невозможно быть одновременно членом партии и ученым, и это так или иначе сводится к признанию: партиец не всегда в состоянии говорить правду. Принципиальность в духе Симоны Вейль, убежденность в том, что всякое отклонение от истины — абсолютное зло, приводят к безоговорочному осуждению свары, которую называют партийной борьбой. Это не избавляет от необходимости понимать черты, соответствующие сути современных многопартийных обществ.
Во-первых, следует наладить соперничество. Я уже говорил о конкуренции и о монополии. Используя параллель с экономикой, я предлагал допустить, что современным экономическим обществам свойственна конкуренция в большинстве областей. Политическое функционирование конституционно-плюралистических режимов — это организация соперничества, причем и организация, и соперничество неизбежны в наших обществах, так как уже немыслимы правители, ниспосланные Богом или традицией. Раз больше нет правителей, законных по праву рождения, то откуда возьмутся законные правители, если не в результате конкуренции? Если она не организована, она приведет к произволу и насилию.
