Введение в социальную философию - Момджян Карен Хачикович (лучшие книги .TXT) 📗
8 Увы, как не жестоко это суждение, приходится согласиться с тем, что творческий потенциал и нравственный пафос российской культуры всегда находился в прямой зависимости от числа неустроенных, униженных и оскорбленных людей, которых поэт, философ или писатель встречал в непосредственной близости от своего жилища. Было бы неверно абсолютизировать подобное рассогласование "социальной" и "культурной" динамики (если снова использовать терминологию Сорокина), но оно несомненно существовало и существует в России, придавая особую пронзительность и глубину высшим проявлениям национального духа.
В этом плане высокая российская культура всегда обладала странным "компенсаторным" механизмом развития, которое - в противоположность оптимистическим представлениям о духовной "надстройке", неуклонно прогрессирующей вслед за совершенствованием социально-экономического "базиса", - осуществлялось по обратному принципу "чем хуже, чем лучше".
В самом деле, чем хуже шли в стране дела практические, тем с большим рвением русская мысль штурмовала заоблачные выси духа. Факт, что именно в России XIX века, страдавшей от варварских пережитков крепостничества, уступавшей своим европейским соседям по всем параметрам экономического и политического благоустройства, осуществился беспрецедентный взлет искусства, были созданы непреходящие шедевры, покорившие "сытую и спокойную" Европу. Точно так же блистательные успехи "серебряного века" были достигнуты Россией не иначе, как в условиях гибнущей империи, в преддверии наступающего "века-волкодава", "сумерков свободы", о которых писал Мандельштам.
Именно этот менталитет сказался на успехе российского революционаризма, ставшего во многом порождением и проявлением российского антипрагматизма. Сказанное не отменяется тщетными попытками большевизма сочетать экстатичность "коммунистического духа" с рациональным построением нового общества, соединить - как гласил лозунг тех лет - "русский революционный размах с американской деловитостью". Хотя в результате этих усилий, как писал НА. Бердяев, "народ, живший иррациональными верованиями и покорный иррациональной судьбе, вдруг почти помешался на рационализации всей жизни, поверил в возможность рационализации без всякого иррационального остатка, поверил в машину вместо Бога" (Бердяев НА. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 102).
Тем не менее ясно, что в долгосрочном плане "прагматизм" большевиков оказался всего лишь обратной стороной российской "непрактичности", серьезно подорвал силы нации и привел богатейшую страну с талантливым народом к результатам, далеким от подлинной рациональности.
Это не значит, конечно, что мы должны единственно возможным путем принуждением - осуществлять бесперспективную политику культурной автаркии, бороться с реальной перспективой мировой универсализации культур. Но это не значит также, что место культурного синтеза должна занять односторонняя экспансия прагматизма. Это не значит, что высокая российская культура должна сама "наступать на горло собственной песне" - подстраиваться под чужой аршин, заранее хоронить свою реальную самобытность, изменять своим историческим корням и традициям с завидной лакейской расторопностью.
11 Франк С.Л. Духовные основы общества. М. 1992. С. 16 - 17.
12 Там же.
13 Нужно учесть, что отношение социальных теоретиков к возможностям стихийной саморегуляции общества уже неоднократно менялось на протяжении европейской истории. Так, по справедливому замечанию американского социолога Дж. Тернера, после "разрушительных социальных изменений, вызванных индустриализацией и урбанизацией" в континентальной Европе XIX века, утилитаристская доктрина "невидимой руки порядка" существенно потеряла свою популярность и "уже первое поколение французских социологов отказалось принимать предположение о том, что если оставить свободную конкуренции, между индивидами неприкосновенной, то социальный порядок последует автоматически" (Тернер Дж. Структура социологической теории. М. 1985. С. 42)
Раздел 1
Природа социально-философского познания
Глава 1
ВОЗМОЖНА ЛИ НАУЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ ОБЩЕСТВА?
1 НЕСКОЛЬКО ВВОДНЫХ СЛОВ О ФИЛОСОФИИ И ФИЛОСОФАХ
Бесспорно, что важнейшим условием успешного изучения социальной философии является элементарная охота к учебе. Но это не значит, что каждый пожелавший учиться непременно добьется успеха. Есть и другие условия, о которых мы должны предупредить.
Дело в том, что знакомство с социально-философскими идеями требует самой серьезной самостоятельной работы ума. Нам предстоит столкнуться со знанием, которое нельзя заучить на манер таблицы умножения, аксиом геометрии и прочих общепризнанных истин, которыми наполнены учебники физики, химии или математики.
По ряду особых причин ни социальная философия, ни общая социология не могут похвалиться большим числом таких бесспорных истин, которые нуждаются не столько в обсуждении, сколько в усвоении и запоминании. Напротив, эти области знания представляют собой извечное ристалище умов, сферу острейших идейных споров, в которой нет - или почти нет - безусловно правых и безусловно ошибающихся.
Эта особенность теоретического обществознания может нравиться одним и раздражать других. Однако с ней следует считаться как с непреложным фактом, имеющим серьезные последствия. Одно из них - проблемный способ изучения, который требует особой умственной активности.
Увы, человек, не привыкший думать самостоятельно, боящийся представить себя арбитром в социально-философских спорах, не извлечет из них серьезной пользы. Конечно, знакомство с ними не будет совсем бесполезным, поскольку любой человек, претендующий на интеллигентность, должен, как говорится в старом анекдоте, "отличать Гегеля от Бебеля" и время от времени ссылаться на них "с ученым видом знатока". Однако использовать глубины духа как средство поверхностного самоутверждения - столь же глупо, как хранить картофель в беккероввсом рояле. Философская мысль способна дать людям неизмеримо большее - но только тем, кто не боится самостоятельного духовного труда, открыт раздумьям и сомнениям, позволяющим оценить тонкий вкус философии, ее неповторимое интеллектуальное очарование.
Попробуем помочь читателю облегчить его задачу кратким рассказом о том, что представляет собой социальная философия. Ответ на этот вопрос, естественно, зависит от понимания философии как таковой - той системы мышления, частью которой являются философские суждения об обществе и истории. Обратимся к рассмотрению этого вопроса, имеющего тысячелетнюю историю, но до сих пор вызывающего жаркие споры.
В повседневной речи мы используем слово "философия", вкладывая в него самое различное содержание. Нередко оно бывает ругательным, когда мы просим праздно болтающего человека перестать "философствовать" и перейти, наконец, к сути дела. Иначе оно звучит, когда мы говорим о "философии спорта" или "философии образования", имея в виду самые общие, глубокие принципы, проявляющиеся в различных человеческих занятиях.
Увы, столь же неодинаково понимают философию и сами профессиональные философы. Может показаться странным, но именно вопрос - что такое философия? - является одной из наиболее спорных ее проблем. Уже много лет с тех пор, как философию перестали считать "мудростью вообще" (включающей в себя и риторику софистов, и геометрию Пифагора, и физику Архимеда - короче, все выходящее за рамки повседневного обыденного мышления), - ее представители спорят о своих задачах и способах их достижения.
Характерно, что спор идет не о частностях или нюансах - он затрагивает самые фундаментальные проблемы и прежде всего вопрос о концептуальном статусе философии, ее месте в системе человеческого сознания. Обладает ли философия собственными целями, позволяющими рассматривать ее как самодостаточное духовное образование, не сводимое к иным подсистемам сознания - науке, искусству, религии, морали? Если да, то каково системообразующее основание целостности философского мышления? Если нет, то к какой из подсистем сознания следует отнести философию? Можно ли считать ее разновидностью научного познания с присущим ему холодным аналитическим мышлением о мире? Или философия более похожа на своеобразную форму эстетического творчества - искусство яркой, образной, парадоксальной мысли? Может быть, она представляет собой разновидность морального сознания, советующего людям, как и ради чего стоит жить в этом мире, или религиозный дискурс - рассудочное обоснование веры (в той мере, в какой она нуждается в таком обосновании и допускает его) [1]?
