Герцен - Володин Александр Моисеевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Хотя первые упоминания о подготовке статьи, названной впоследствии «Эмпирия и идеализм», встречаются лишь в дневниковой записи Герцена от 4 июля 1844 г. и в письмах, отправленных им 6 июля своим друзьям — Т. Н. Грановскому и Н. X. Кетчеру из подмосковного имения Покровского, можно, однако, думать, что уже за несколько месяцев перед тем Герцен начал работу над статьей. В дневниковых записях 14 и 19 апреля 1844 г., вызванных изучением гегелевской «Философии природы», отчетливо намечается тема будущих «Писем»: «Конечно, Гегель в отношении естествоведения дал более огромную раму, нежели выполнил, но coup de grace [13] естественным наукам в их настоящем положении окончательно нанесен. Признают ли ученые это или нет — все равно, тупое Vornehmtuerei des Ignorierens [14] ничего не значит. Гегель ясно развил требование естественной науки и ясно показал всю жалкую путаницу физики и химии, — не отрицая, разумеется, частных заслуг. Им сделан первый опыт понять жизнь природы в ее диалектическом развитии…» (9, II, стр. 350).
Очевидно, уже в это время у Герцена возникает замысел написать работу на тему об отношении философии Гегеля к естествознанию. Во всяком случае 27 апреля он пишет Кетчеру: «Теперь я занимаюсь Naturphilos[ophie] [15] Гегеля, хочу писать в деревне» (9, XXII, стр. 184). 2 июня 1844 г., дочитав «Философию природы» и подытожив впечатления от нее («я не знаю никого, кто бы так вполне понял жизнь и так умел сказать понятое, разве Гете»), Герцен записывает в дневнике: «В деревне перечитаю еще и составлю записки» (9, II, стр. 355–356).
В конце июня, уже трудясь, по-видимому, над «записками» («Собираюсь работать для журнала. Пока еще только читаю» — 9, XXII, стр. 187), Герцен знакомится со статьей В. Иордана «Философия и всеобщая наука, вступление в критику философии вообще», помещенной в первой книжке «Wigand’s Vierteljahrsschrift» за 1844 г. «Весьма замечательна»— так отзывается Герцен об этой статье, давая изложение основного ее содержания, с которым солидаризируется (во всяком случае, идеи этой записи получают в «Письмах» свое отражение и развертывание). Особенно бросается в глаза анти-гегелевская, материалистическая направленность данной записи Герцена: «Критика, снявшая религию, стоя на философской почве, должна идти далее и обратиться против самой философии. Философское воззрение есть последнее теологическое воззрение, подчиняющее во всем природу духу, полагающее мышление за prius [16] не уничтожающее в сущности противуположность мышления и бытия своим тождеством. Дух, мысль — результаты материи и истории. Полагая началом чистое мышление, философия впадает в абстракции, восполняемые невозможностью держаться в них; конкретное представление беспрерывно присуще; нам мучительно и тоскливо в сфере абстракции, — и срываемся беспрерывно в другую. Фил[ософия] хочет быть отдельной наукой, наукой мышления [17] и тем самым наукой о мире, ибо законы мышления якобы те же, что и законы мироздания; это надо прежде всего перевернуть: мышление — не что иное, как сам мир, каким он сознает себя, мышление — это мир, познающий себя в человеке [18]. А потому нельзя наукою мышления начинать и из нее выводить природу. Фил[ософия] — не отдельная наука, на место ее должно быть соединение всех ныне разрозненных наук» (9, II, стр. 361).
Солидарность Герцена с этими мыслями подтверждается еще и тем, что всего лишь через день, переписывая в дневник отрывок из обращения Гегеля к слушателям (1818), в котором содержался призыв проникнуться «верой в мощь духа», Герцен приписывает от себя: «К этому надобно только присовокупить, что такую же веру, твердую и непоколебимую, должно иметь и к природе, к этой Вселенной, которая не имеет силы скрыть свою сущность перед духом, потому что она стремится раскрыться ему. Потому еще, что, открываясь ему, она открывается себе» (9, II, стр. 362).
Таким образом, к началу июля 1844 г. основные моменты проблемы единства и взаимоотношения природы и духа, естествознания и философии уже осознаны и намечены Герценом. 4 июля он помечает: «Писал статью для нового журнала… об натурфилософии» (9, II, стр. 362).
Первоначально «статья об натурфилософии» предназначалась для журнала, который предполагал издавать Грановский при содействии Герцена и других «московских друзей». Просьба о разрешении этого журнала была направлена министру С. С. Уварову, и имелись некоторые основания для надежды, что она будет удовлетворена. И Герцен явно торопился с написанием своей статьи. Уже 6 июля он сообщал Грановскому: «Я читаю и пишу; одно письмо, составляющее целую статью, готово, может, и выйдет что-нибудь путное» (9, XXII, стр. 188). «Я пишу статейку для нового журнала», — писал Герцен в тот же день Кетчеру.
Однако «готовая» статья оказывается еще далекой от завершения. Вслед за просмотром «Истории новой философии от Бэкона до Спинозы» Фейербаха, «Истории натурфилософии от Бэкона до Лейбница» гегельянца Ю. Шаллера и фихтевской брошюры «Назначение человека» Герцен вновь обращается к Гегелю: в середине июля он перечитывает первую часть его «Энциклопедии» — «Логику». Это перечитывание приводит к мысли о том, что собственная концепция еще недостаточно совершенна: «Всякий раз подобное перечитывание открывает целую бесконечность нового, поправляет, дополняет, уясняет и самым убедительным образом показывает неведение или неполноту знания» (9, II, стр. 365). Правда, всего лишь через несколько дней, 20 июля, Герцен вновь отмечает: «Кончил первое письмо об естествоведении». Но и добавляет сейчас же: «Надобно перечитать через месяц или два» (9, II, стр. 365).
27 июля в письме Е. Ф. Коршу Герцен подробно характеризует направление и содержание своих научных занятий. Философствуя по поводу того, что «дождь льет как из ведра», и шутливо связывая этот факт с сообщением «Allgemeine Zeitung» об открытии какого-то «пятна на солнце», Герцен сообщает, что, «имея досуг от пятна», вновь «почти до конца» перечитал первую часть гегелевской «Энциклопедии»: «Черт знает, что за мощный гений. Перечитывая, всякий раз убеждаешься, что прежде узко и бедно понимал. Все новое филос[офское] движение внутри его. Человечество в 20 лет только успело раскусить его и понять как надобно, прежде оно его понимало, как Редкин — т. е. как не надобно.
1-е письмо для журнала готово, — оно, кажется, недурно, но следовало бы побольше развить — время на это много в Москве будет, здесь нет книг. Может, и 2-е напишу скоро — да что-то страшно ценсуры, которая, как костоеда, выест кости и оставит мякоть» (9, XXII, стр. 193). «Принимаюсь за 2-е письмо, а 1-е готово, только надобно будет дать dernier coup de serviette» [19] (9, XXII, стр. 198), — сообщается в другом письме Герцена этого времени. 2 августа все из того же Покровского Герцен пишет Грановскому: «Я занимаюсь. Окончил статью для журнала и начал другую» (9, XXII, стр. 198–199).
Можно, очевидно, считать, что к этому времени действительно закончился важный этап работы Герцена над статьей. Но, несмотря на многократные заверения об окончании статьи, в целом она еще не готова. Работа над ней вступает в новый и довольно продолжительный этап, связанный с тем, что Герцен всерьез принимается за изучение естественных наук.
В связи с этим несколько меняется, по-видимому, и сам характер статьи. Уже переехав в Москву, в октябре Герцен в письме Н. X. Кетчеру сообщает: «Моя статья для 1 № готова, в ней только рассматривается отношение греческой философии к естествоведению, и преимущественно Аристотель. Да и две или три следующие заготовлены, вероятно, их хватит №-ов на пять, а потом напишу о Розенкранцевой биографии Гегеля. — Занимаюсь теперь вообще довольно» (9, XXII, стр. 202). Однако в окончательном тексте первого письма «преимущественно Аристотеля» нет; он «оттеснен» в третье письмо. Это, вероятно, объясняется тем, что гораздо большее место в первой статье заняло рассмотрение проблем самого современного Герцену естествознания.
