Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

Гегель утверждает, что «сверхчувственное есть чувственное и

воспринятое, как они существуют в истине». «Сверхчувственное» есть

идеальное выражение чувственного и конкретного. Гегель, однако,

останавливается на этом идеальном, которое одно и есть истина.

Таким образом, действительный мир исчезает и растворяется в

тумане абстракций. Но истина — это конкретное; она требует, чтобы

мы воспроизвели в человеческом сознании это конкретное и

чувственное. Гегель, понимая единство чувственности и мысли, остается на

точке зрения мысли, отожествляя с ней чувственный,

материальный мир. Последний представляет собою противоположность,

которой определяется абстрактное, отвлеченное. В этой

противоположности–абстрактное, мысль, находит свою границу. Логическое и

абстрактное имеют свою противоположность и находят свое общее

определение в конкретном, не–логическом. Конкретное, чувственное,

материальное есть отрицание абстрактного, отрицание мысли, ее иное,

имманентная отрицательность логической идеи, ее реальное

содержание. Мысль и с точки зрения Гегеля должна перестать быть чистой

абстракцией, отвлеченным понятием, а должна стать «конкретной

мыслью», «объективным понятием», т. е. переходящим в свою

противоположность, в материальное содержание. Словом, мы можем

формулировать эту точку зрения таким образом: истина формального и

абстрактного, истина идеального есть конкретное, чувственное,

материальное.

Для нас не подлежит сомнению, что Шмитт в своей критике

гегелевской диалектики находится под влиянием, с одной стороны,

Фейербаха, а с другой стороны, возможно, и Маркса, хотя его работа

носит на себе печать полной независимости и самостоятельности.

Но как бы там ни обстояло дело с вопросом о влиянии Маркса на

Шмитта, одно — несомненно; в основном критика Шмитта совпадает

с критикой Маркса и Энгельса,

IV.

Мы уже привели выше мнение Энгельса о гегелевской диалектике

как о крайне отвлеченной и абстрактной. Маркс первый указал на

ее мистифицирующую форму, противопоставляя последней

рациональную форму. «В своей мистифицированной форме, — писал Маркс, —

диалектика стала модной в Германии, так как, повидимому, давала

возможность набросишь покрывало (курсив мой. — А. Д) на

существующее положение вещей». Мистическая оболочка скрывала

действительные, реальные отношения, превращая конкретное в

логический призрак, а этот последний в единственную реальность, «Мой

диалектический метод, — писал Маркс, — не только в корне отличен

от гегелевского, но представляет его прямую противоположность.

Для Гегеля процесс мысли, который он, под названием Идеи,

превращает даже в самостоятельный субъект, есть демиург

действительности, представляющей лишь его внешнее проявление. Для меня,

наоборот, идеальное есть не что иное, как переведенное и

переработанное в человеческой голове материальное» *).

Таким образом, метод Маркса отличен от гегелевского в двух

отношениях: во–первых, он отличается по своему исходному пункту,

по своему теоретико–познавательному основанию (в смысле

разрешения вопроса о взаимоотношении мышления и бытия), и по своему

мировоззрению вообще; во–вторых, — и это обстоятельство имеет

также огромное значение, — метод Маркса противоположен

гегелевскому в смысле иного разрешения вопроса об отношении

абстрактного и конкретного, формального и материального, что

непосредственно связано с материалистическим мировоззрением Маркса вообще.

То, что Маркс донимает под мистической и мистифицирующей формой

гегелевской диалектики, раскрывается как действительно

конкретное, принявшее у Гегеля форму призрака, логической схемы Поэтому

Марксу предстояло прежде всего за мистической формой вскрыть

рациональную форму, ? е действительное содержание абстрактных

призраков.

В упомянутом уже послесловии ко второму изданию первого тома

«Капитала» Маркс пишет: «Мистифицирующую сторону гегелевской

диалектики я подверг критике почти тридцать лет тому назад, в то

время, когда она была еще очень модной». Маркс имел в виду опубли-

*) См Я Маркс, Капитал, ? I, послесловие к второму изданию.

XXXII

кованную только ныне т. Рязановым «Критику философии права

Гегеля» и «Подготовительные работы для Святого семейства», где мы

находим специальную главу под названием: «Как нам быть с

гегелевской диалектикой?» *). Мы лишены здесь возможности

подвергнуть эти работы Маркса теоретическому анализу. Считаем только

необходимым подчеркнуть, что критика Марксом гегелевской

диалектики имеет своей задачей вскрыть указанные уже нами

противоречия между абстрактным и конкретным у самого Гегеля для того,

чтобы утвердить, так сказать, права конкретного. Маркс с большим

знанием дела показывает, как повсюду за призрачной

действительностью, которой оперирует Гегель, происходит движение подлинной

действительности. В этом отношении работы молодого Маркса

представляют огромный интерес. В подтверждение нашей мысли приведем

несколько цитат. «Конкретное содержание, — пишет он, —

действительное определение, выступает как формальный момент; совершенно

абстрактное же определение формы выступает как конкретное

содержание. Сущность определений государства состоит не в том, что они

являются определениями государства, а в том, что они в своей наиболее

абстрактной форме могут быть рассматриваемы как

логико–метафизические определения. Центр тяжести интереса лежит не в сфере

философии права, а в сфере логики. Философская работа Гегеля

направлена не на то, чтобы наполнить абстрактное мышление

конкретным содержанием политических определений, а на то, чтобы испарить

содержание существующих политических определений и превратить

их в абстрактные мысли. Не логика дела, а делю логики является

философским моментом. Не логика служит для оправдания государства,

а государство—для оправдания логики» **).

Маркс неустанно бьет в одну точку. Он постоянно доказывает,

что для Гегеля действительное бытие есть абстракция, а

абстракция — действительное бытие; что реальные сущности он берет только

в их отвлеченной форме как отвлеченные сущности и отчуждение

чистого, т. с. абстрактного, мышления. «И подобно дожу как сущность,

предмет, у него всегда отвлеченная сущность, — пишет Маркс, —

так и субъект есть всегда сознание, или самосознание, или, вернее,

предмет является всегда только как абстрактное сознание, а человек

только как самосознание» ***).

*) См «Архив К Маркса и ? Энгельса», кн. Ш, еар. 2Ь9.

**) «Архйо К. Маркса и ? Энгельса», кн III, стр 153

***) Там же, стр 264

Абстрактные формы мышления в понимании Гегеля, говорит

Маркс, присущи всякому содержанию и безразличны ко всякому

содержанию, ибо они оторваны от действительной природы и

действительного духа. «Положительная сторона сделанного здесь Гегелем

в его спекулятивной логике заключается в том, что определенные

понятия, общие и неизменные формы мышления, представляют в их

самостоятельности по отношению к природе и духу необходимый

результат всеобщего отчуждения человеческой сущности, а значит

и человеческого мышления, и что Гегель поэтому изобразил их как

моменты процесса абстракции». Бытие у Гегеля снимается

сущностью, говорит Маркс, сущность — понятием, понятие —

абсолютной идеей. Абсолютная же идея снова снимает себя… природой.

Абстракция, постигающая себя как абстракцию, т. е. абсолютная

идея, знает, что она есть ничто. «Она должна отказаться от себя,

т. е. абстракции, и таким образом она приходит к сущности,