Философия права - Чичерин Борис Николаевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Кроме отдельных мотивов, человеческие действия определяются и другим, более общим и постоянным фактором, который сами эмпирики признают и не могут не признавать, ибо это сама очевидность. Этот фактор есть характер субъекта. Детерминисты делают его даже одним из главных оснований своей теории. Они утверждают, что действия человека следуют из его характера с такой же непреложной необходимостью, как физические следствия из физических причин; кто знает характер человека, тот может с полной достоверностью предсказать, как он будет действовать в том или другом случае. Но эмпирики не замечают, что этим самым опровергается вся предыдущая теория о борьбе мотивов и победе сильнейшего. Оказывается, что сила мотивов зависит не от них самих, а от постоянного характера субъекта, который на основании собственных своих свойств решает, которому из мотивов он даёт предпочтение. Этим самым признаётся и существование субъекта, ибо нельзя приписать характер изменчивому ряду состояний, связанных законом последовательности: это была бы чистая бессмыслица. Характер не есть совокупность общих свойств известного вещества, принимающего многообразные формы и вступающего в разные соединения с другими, каковы, например, свойства физических тел и химических элементов. Характер есть исключительная принадлежность единичного существа, то, что отличает его от всех других. Характер можно приписать только постоянному, единичному субъекту, который таким образом перестаёт быть пустым вместилищем разнообразных ощущений и представлений, а сам становится определяющим началом своих действий. Следовательно, вопрос переносится на совершенно иную почву. Тут уже не спрашивается, действует ли всегда роковым образом сильнейший мотив, а действует ли характер таким же роковым образом, как физические силы или химическое сродство, следующие законам необходимости?
Чтобы решить этот вопрос, надобно знать, что такое характер. Есть ли это нечто данное, установленное самой природой, от чего человек не может уклоняться, и что он не в силах изменить, как не изменяются свойства физических тел? В приложении к практике вопрос сводится к тому: вправе ли человек в оправдание того или другого поступка сослаться на то, что таков данный ему природой или Богом характер? В таком случае, действительно, все действия человека определялись бы таким же законом необходимости, как химическое сродство и явления электричества. Ни о какой свободе не могло бы быть речи.
Однако сами эмпирики отвергают подобный взгляд, который разрушил бы всю нравственную сторону человеческой жизни. Они прямо признают, «что не только наше поведение, но и наш характер частью зависят от нашей воли; что мы можем, употребляя приличные средства, совершенствовать свой характер, и если наш характер таков, пока он остаётся тем, что он есть, он необходимо заставляет нас делать зло, то будет справедливо прилагать мотивы, которые заставят нас стремиться к его улучшению и, таким образом, освободить себя от другой необходимости». Милль признаёт даже, что «учение о свободе воли, устремляя внимание на ту сторону истины, которую слово „необходимость“ устраняет из вида, именно на власть ума содействовать образованно собственного характера, дало его приверженцам практическое чувство, гораздо более близкое к истине, нежели то, которое вообще существовало в умах детерминистов». Но так как Милль всё-таки ничего не признаёт, кроме опыта, то в конце концов, он само желание изменить свой характер производит от внешних причин. По его мнению, к этому наша воля может побуждаться только опытом дурных последствий известных сторон нашего характера или же каким-нибудь случайно возбуждённым чувством. Таким образом, внешние мотивы зависят от характера, характер от воли, а воля опять от внешних мотивов. Мы имеем тут логический круг, которого эмпирики не замечают единственно оттого, что они отреклись от логики, заменив её привычкой. Между тем, такой результат противоречит и всем известным фактам. Сила воли, проявляющаяся в воздержании своих естественных побуждений и в изменении в этом смысле своего характера, чаще всего проявляется под влиянием религиозных мотивов, которые ничего общего с опытом не имеют. Факир, который всю свою жизнь стоит неподвижно, стремясь слиться с Божеством, делает это не вследствие уроков жизненного опыта и не под влиянием случайного возбуждения, а в силу присущих ему стремлений иного рода, побуждающих его отрешаться от всего земного, частного и условного и погружаться в созерцание единого, вечного и безусловного бытия. Исследователь природы человека, старающийся выяснить практические начала его поведения, не вправе обходить такого рода явления. Как скоро мы в своём анализе дошли до воли как власти, господствующей над характером, так мы не можем уже пробавляться одними эмпирическими данными; мы должны принять во внимание и те метафизические начала, которые для огромного большинства людей служат высшим руководством в их деятельности. Только анализ воли в её внутренней природе и в полноте её элементов может раскрыть нам, насколько она свободна и в чём состоит эта свобода. Этот анализ был превосходно сделан Гегелем. Немногое следует изменить или дополнить в сказанном им.
Тут надобно прежде всего отличить формальную сторону воли и её содержание. Формальная сторона состоит в движении воли от определения к неопределённости и от неопределённости к определению. Первоначально она погружена в окружающий мир и находится под влиянием его определений. Детерминисты далее этого не идут; они останавливаются на первой ступени, где никакая ещё свобода не проявляется и где человек находится в состоянии животного. Но истинная его природа состоит в том, что он отрешается от этих непосредственных определений. Человек имеет возможность воздерживать свои естественные влечения; это – факт, который не подлежит сомнению. Чем менее он к этому способен, тем более он остаётся на степени животного, и наоборот, чем более в нём проявляется эта сила, тем более он становится истинным человеком, то есть разумным существом. Способность воздерживать свои влечения есть явление разума, возвышающегося над естественными определениями и пришедшего к сознанию самого себя как независимой силы; это – первый акт свободы. А так как разум, по существу своему, идёт за пределы всякого частного определения, то это отрешение может быть полным и абсолютным. Вследствие этого руководимая разумом воля переходит в состояние полной неопределённости. И это опять факт, не подлежащий сомнению. Человек способен отрешиться от всякого определения и погрузиться в полную неопределённость; факиры делают это в течение всей своей жизни. В этом состоит то, что можно назвать потенциальным состоянием воли; это – отрицание всякого частного определения, достигшее крайнего своего предела.
Однако и это не более, как односторонний момент в определении воли. Чисто отрицательная неопределённость сама есть известное определение, в противоположность многообразному частному содержанию. А потому отрицание всякого определения ведет к отрицанию самого этого неопределённого состояния. Оно выражается в том, что воля стремится из состояния неопределённости перейти в состояние определения, то есть из потенциального состояния в деятельное. И это опять факт, который нельзя отрицать. Человек может всю свою жизнь оставаться в состоянии неопределённости, как делают факиры; но это противоречит истинной его природе, которая стремится к деятельности. Вследствие этого он по внутреннему побуждению переходит из потенциального состояния в деятельное. И это, так же как первое, есть акт свободы. Человек действует потому, что он этого хочет. Он сам себя определяет к действию. Эта способность самоопределения, составляющая само существо свободы, неразрывно связана со способностью отрешиться от всякого частного определения. Это две стороны одной и той же силы, которая собственной внутренней деятельностью переходит от определения к неопределённости и от неопределённости обратно к определению, оставаясь всегда тождественной с собой. Эта сила есть сам разум как практическое начало, или как разумная воля. Существо разума состоит именно в том, что он от частного возвышается к безусловно общему и от безусловно общего опять переходит к частному. В приложении к практической области это и даёт двоякое определение свободы, отрицательное и положительное; первое есть независимость, второе есть самоопределение.
