Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Бэггет Дэвид (читаем бесплатно книги полностью txt, fb2) 📗
2. Самообман обычно выходит за рамки первоначального отрицания и увеличивается в масштабах
Аргументы в пользу самообмана говорят о том, что мы можем контролировать этот процесс, направляя его в определенное русло. Однако наше сознание не в состоянии держать под постоянным контролем самообман — этот процесс «добровольной слепоты, нечувствительности, демагогии и игнорирования»[9]. Если бы мы могли это делать, то наше сознание неизбежно отражало бы неприятные факты действительности, от которых мы попытались уйти. Защитники самообмана, как ни странно, признают эту фундаментальную проблему. В своей работе «Святая ложь, голая правда» Дэниэл Голман пишет, что самообман может привести нас к «тому, что мы столкнемся с необъяснимыми явлениями, игнорируя ту информацию, которую нам необходимо знать, даже если она неприятна»[10]. Автор этой работы рекомендует нам всегда находить «золотую середину» между правдой и ложью, но не дает никаких практических рекомендаций по тому, как это сделать[11]. Следовать подобному совету невозможно, так как для этого потребуется не только полная осведомленность о самообмане, но и знание той правды, которую он скрывает. Отрицательный пример Дурслей ярко иллюстрирует бесконтрольность и распространение самообмана.
Страх и ненависть Вернона и Петуньи ко всему, что связано с магией, не могут по своей природе иметь четкие границы и касаться только мира волшебства. Такое тщательное разграничение потребовало бы правдивого рассмотрения всех странных явлений, но невозможно ожидать этого от людей, которые и слышать не желают о Хогвартсе, летающих метлах и волшебниках (КО). Таким образом, самообман Дурслей охватывает все, что, по их мнению, «хоть чуть-чуть выходит за рамки обычного», и все, что «происходит не так, как должно» — будь это во сне, в воображении или в литературе (КО; ФК). Поэтому, когда Гарри рассказывает о летающем мотоцикле, который ему приснился, Вернон приходит в такое бешенство, что не может справиться с управлением автомобилем, а затем «поворачивается к Гарри и с лицом, похожим на огромную свеклу с усами, кричит: „Мотоциклы не летают!“». Гарри фактически запрещено расспрашивать о своих родителях: ведь ответы на такие вопросы откроют правду о его магических корнях. Итак, самообман Дурсли не ограничивается только их отношением к магии. В целях сохранения ядра этого обмана они вынуждены скрываться за пеленой банальности и неприятия от всего, что так или иначе является странным в этом мире.
В целом можно сказать, что любая попытка изолировать и ограничить самообман, направив его против определенных неприятных фактов, создает напряжение при восприятии тех фактов действительности, которые при этом искажаются, и тех, которые принимаются без иллюзий. Ни один из элементов реальности не может быть отделен от других, следовательно, любой конфликт между фактическими знаниями и притворством вынуждает человека либо признаться в обмане, либо продолжать обманывать себя далее. В результате самообман может вызвать волнообразную реакцию и перекинуться на другие сферы жизни человека, искажая всё его мышление.
Опасное воздействие всепоглощающего самообмана четко прослеживается в отказе министра магии Корнелиуса Фаджа признать возвращение Волан-де-Морта. После рассказа Гарри о том, как он стал свидетелем возрождения Волан-де-Морта и сборища Пожирателей смерти (КО), признания Барти Крауча (КО), вновь появившейся черной метки на руке Снегга (КО) и высказанного Дамблдором авторитетного мнения (КО) Фадж уже не может просто так уверять себя и других в том, что Волан-де-Морт мертв и исчез навсегда. Поэтому в конце Турнира трех волшебников Фадж говорит, что Гарри нельзя доверять из-за его «змеиного языка» и его подозрительного шрама (КО), что Барти Крауч — всего-навсего сумасшедший, который вбил себе в голову, что Волан-де-Морт руководит им (КО), и что Люциус Малфой, принадлежащий к благородному роду, не может быть Пожирателем смерти (КО), а Дамблдор и его сторонники намеренно сеют панику (КО). Абсурдный самообман Фаджа продолжался целый год, тем самым позволяя Волан-де-Морту и его слугам — Пожирателям смерти — беспрепятственно претворять в жизнь свои ужасные планы. Только когда Фадж своими глазами видит Волан-де-Морта в волшебном мире, все возведенные им иллюзии рушатся, несмотря на все его сопротивление (ОФ).
Подобно многим людям, которые обманывают себя в реальной жизни, Корнелиусу Фаджу приходится придумывать для себя и других множество абсурдных объяснений, вместо того чтобы проанализировать причину самообмана. Разумеется, каждый новый самообман в цепочке ему подобных будет увеличивать риск «разоблачения со стороны любого, кто обладает реальными фактами»[12]. Самообман отличается от обычного обмана: при самообмане человек не способен остановить процесс нарастания новых иллюзий, по крайней мере до тех пор, пока правду уже невозможно будет игнорировать. Следовательно, человек не в состоянии контролировать переход самообмана в иные, более опасные плоскости.
3. Самообман становится привычным способом уклонения от горькой правды
Отстаивая свою точку зрения, сторонники самообмана чаще всего ссылаются на быстрое эмоциональное облегчение, обеспеченное тем или иным самообманом. Отрицание горькой правды они считают удобным способом уменьшения тревоги, обретения надежды и сохранения «лица»[13]. Это близорукое представление о самообмане не учитывает долговременный эффект воздействия, которое самообман производ ит на психику человека и его характер. Пожалуй, одним из самых серьезных последствий этого воздействия является то, что самообман становится привычкой, даже если он касается незначительных вопросов. Люди, для которых самообман превратился в хронический недуг, являются примером того, как ежедневная ложь самому себе может стать универсальным способом маскировать нежелательную истину, даже если она имеет жизненно важное значение. Но как могут мелкие самообманы впоследствии перерасти в большие? Как и в прошлый раз, на этот вопрос нам помогут ответить Дурсли — в частности, Петунья.
Несмотря на то что природа ненависти к магии у Вернона остается для нас тайной, у Петуньи негативное отношение к магии уходит корнями в отрочество, когда ее сестра Лили поступила в Хогвартс. Поэтому, когда Гарри узнает от Хагрида, что он волшебник, Петунья приходит в ярость:
Как ты можешь не быть волшебником, если моя проклятая сестра была именно такой? Ох, она получила точно такое же письмо и тотчас же понеслась в эту школу — и каждый раз, когда у нее были каникулы, она приезжала домой с карманами, полными лягушек, и превращала чашки для чая в крыс. Я была единственным человеком, который понимал, кто она на самом деле: сумасшедшая чудачка! Но для мамы и папы это была «Лили, дорогая… Лили, любимая…». Они гордились тем, что у них в семье есть ведьма… Затем в школе она познакомилась с этим Поттером. Они уехали, поженились и завели ребенка — тебя, и, конечно же, я знала, что ты будешь как они — таким же странным, таким же… ненормальным… а потом она взяла и взорвалась, а ты свалился на нашу голову! (ФК)
Несмотря на то, что этот рассказ — лишь поверхностная интерпретация истории о Гарри и его родителях, в нем Петунья обнажает мучающие ее ревность и зависть к своей одаренной необычайными талантами сестре. Основываясь на предвзятом отношении взрослой Петуньи к волшебству, можно предположить, что она не обсуждала эти проблемы ни с родителями, ни с друзьями. Она не размышляла о своих собственных талантах и достижениях, не задавалась вопросом, насколько ее самооценка зависит от сравнения с сестрой, не хотела разобраться в своих чувствах, даже не пытаясь понять их причины и значение. Петунья решила не утруждать себя этими проблемами: она полностью и безоговорочно подчинилась общественным нормам и условностям, воспринимая их как нравственный долг, как единственно правильный способ существования. Она стала считать магию и волшебство ненормальностью и чудачеством, а ее зависть и чувство собственной несостоятельности преобразовались в ненависть и презрение.
