ДНЕВНИК КРИШНАМУРТИ - Кришнамурти Джидду (онлайн книга без TXT) 📗
Длинная желтоватая змея переползала дорогу под деревом баньяна. Он совершил долгую прогулку и возвращался назад, когда увидел змею. Он шёл за ней совсем близко, по обочине дороги; змея заглядывала в каждую ямку и совсем его не замечала, хотя он чуть ли не наступал на нее. Она была довольно толстая; в середине ее тела было большое утолщение. Крестьяне, возвращавшиеся домой, прекратили разговаривать и глядели; один из них сказал ему, что это кобра и что ему лучше быть осторожнее. Кобра скрылась в норе, а он пошёл дальше. Намереваясь встретить кобру снова на том же месте, он вернулся туда на следующий день. Змеи там не было, но крестьяне поставили там неглубокий горшок молока, положили несколько ноготков, большой камень, посыпанный золой, и некоторые другие цветы. Это место стало священным, и каждый день тут будут свежие цветы; все жители кругом знали, что это место стало священным. Он вернулся на это место через несколько месяцев; тут было свежее молоко, свежие цветы, и камень был заново украшен. А баньян стал немного старше.
Храм возвышался над синим Средиземным морем; он был в руинах остались только мраморные колонны. Во время войны он был разрушен, но по-прежнему был священным храмом. Однажды вечером, когда мрамор был освещен золотыми лучами солнца, ты почувствовал атмосферу святости; ты был один, не было вокруг туристов с их нескончаемой болтовнёй. Колонны сияли чистым золотом, а море далеко внизу было ярко-синим. Там находилась статуя богини, охраняемая и содержащаяся под замком, её можно было видеть лишь в определённые часы, и она теряла красоту святости. Синее море пребывало неизменным.
Это был милый коттедж в сельской местности с газоном, за которым хорошо ухаживали, подстригали и пропалывали сорняки многие годы. Всё вокруг выглядело хорошо ухоженным, процветающим, радостным. За домом был небольшой огород; это было чудесное место с тихим ручьём, почти беззвучно струившимся поблизости. Дверь открыли и припёрли её статуей Будды, которую ногой подпихнули к двери. Хозяин совершенно не сознавал, что он делал; для него это был просто удобный предмет для удерживания двери. Интересно, обращался бы он так же со статуей, которую он глубоко чтил, будучи христианином? Вы отвергаете священные вещи другого, но бережно относитесь к своим; верования другого — это суеверия, но ваше собственное — разумно и истинно. Что же священно?
Он сказал, что нашёл это на взморье; это был отшлифованный морем кусок дерева в форме человеческой головы, кусок твёрдого дерева, которому эту форму придали морские волны, омывая его долгие годы. Он принёс его домой и поставил над камином; время от времени он взглядывал на этот предмет и восторгался тем, что сделал. Однажды он положил около этой деревянной головы цветы, а потом это стало случаться каждый день; ему было не по себе, если около неё не было свежих цветов, и постепенно этот кусок отшлифованного дерева приобрёл очень важное значение в его жизни. Он никому кроме себя не позволял дотрагиваться до этой вещи; другие люди могли осквернить её; сам же, прежде чем её коснуться, мыл руки. Эта деревянная голова стала для него святой, священной, и он единственный был её высочайшим служителем, её представителем; она говорила ему такие вещи, которых сам он никогда не знал. Его жизнь заполнилась этим, и он был, по его словам, несказанно счастлив.
Что есть священное? Не вещи, созданные умом, руками или морем. Символ никогда не является реальностью; слово «трава» — это не трава, которая растёт на лугу; слово «бог» не является богом. Слово никогда не содержит в себе целого, каким бы искусным ни было описание. Слово «священный» не имеет никакого значения само по себе; оно приобретает священность только в своем отношении к чему-то, что иллюзорно или реально. Реальное — это не слова, идущие от ума; реальность, истина, есть нечто такое, к чему мысль не может прикоснуться. Там, где есть воспринимающий, нет истины. Мыслящий и его мысль должны прийти к концу, чтобы истина была. Тогда то, что есть, является священным — тот древний мрамор в золоте солнечных лучей, та змея и тот крестьянин. Где нет любви, там нет ничего священного. Любовь целостна, и в ней нет никакого дробления, никакой фрагментации.
Сознание есть его содержание; содержание есть сознание. Всякое действие фрагментарно, когда содержание сознания раздроблено. Такая деятельность порождает конфликт, страдание и смятение; тогда неминуема печаль.
С высоты полёта можно было видеть зелёные поля, каждое отличалось от других формой, размером и цветом. Поток стремился к морю, а далеко за ним были горы, покрытые снегами. Всюду по земле были рассыпаны большие, всё разраставшиеся города, деревни; на холмах стояли замки, церкви и дома, а за ними тянулись огромные пустыни — бурые, золотые и белые. Потом снова синее море и пространства суши, покрытые густыми лесами. Земля была обильна и прекрасна.
Он был там, надеясь встретить тигра, и встретил. Крестьяне приходили сказать хозяину дома (где он гостил), что предыдущей ночью тигр загрыз молодую корову и непременно вернётся в ближайшую ночь к своей жертве. Хотели бы они его увидеть? На дереве будет сооружена площадка, и оттуда можно будет видеть крупного хищника, а кроме того они привяжут к дереву козу, чтобы быть уверенными, что тигр придёт. Он сказал, что не хотел бы видеть козу, растерзанную ради его удовольствия. Этим вопрос был исчерпан. Но вечером, когда солнце скрылось за бугристым холмом, его хозяин выразил желание поехать покататься, надеясь, что может представиться случай увидеть тигра, растерзавшего корову.
Они проехали по лесу несколько миль; стало совсем темно, и с включёнными фарами они повернули назад. На обратном пути они потеряли всякую надежду увидеть тигра. Но тут как раз, делая крутой поворот, они оказались перед тигром, сидящим на задних лапах посреди дороги, огромным, полосатым, с глазами, сверкавшими в свете фар. Машина остановилась, и тигр, зарычав, пошел им навстречу.
Его рычание сотрясало машину; он был удивительно огромен, и его длинный хвост с чёрным кончиком медленно двигался из стороны в сторону. Зверь был раздражён. Окно машины было отрыто, и когда тигр, рыча, проходил мимо, он протянул руку, чтобы погладить этот громадный сгусток энергии леса, но хозяин быстро рванул назад его руку, объяснив позднее, что хищник мог оторвать её. Это было великолепное животное, полное величия и мощи.
Там, внизу, на земле существовали тираны, лишающие человека свободы; идеологи, формирующие ум человека; священники с их вековыми традициями и верой, превращающие человека в раба; политики с их бесконечными обещаниями, приносящие растление и рознь. Там, внизу, человек захвачен в сети бесконечного конфликта, печали и ярких огней удовольствия. Это всё так ужасающе бессмысленно — страдание, труд и сентенции философов. Смерть, несчастья и тяжкий труд, человек против человека.
Это сложное многообразие, все эти различные изменения в формах удовольствия и страдания представляют собой содержание человеческого сознания, которое сформировано и обусловлено взрастившей его культурой с её религиозным и экономическим давлением. В пределах такого сознания свобода невозможна; то, что принято считать свободой, в действительности является тюрьмой, ставшей до некоторой степени приемлемой для жизни благодаря техническому прогрессу. В этой тюрьме происходят войны, которые наука и прибыль делают всё более разрушительными. Свобода — не в смене тюрем, и не в какой-либо смене гуру, с их абсурдным авторитетом.
Авторитет не приносит разумного порядка. Напротив, он порождает беспорядок, и это та почва, на которой вырастает авторитет. Свобода не существует во фрагментах. Нефрагментированный, целостный ум пребывает в свободе. Он не знает, что он свободен; то, что известно, — в сфере времени, — прошлого, через настоящее переходящего в будущее. Всякое движение есть время, а время не является фактором свободы. Свобода выбора отрицает свободу, выбор существует лишь там, где смятение, неразбериха. Ясность восприятия, проникновения в суть — это свобода от страдания выбора. Абсолютный порядок — это свет свободы. Этот порядок — не дитя мысли, ибо вся деятельность мысли — это культивирование фрагментации. Любовь — не фрагмент мысли, наслаждения. Осознание этого — разумность. Любовь и разумность неразделимы, и из этого проистекает действие, которое не вызывает страдания. Порядок — основа такого действия.
