Фихте - Бур Манфред (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Продолжая линию Руссо и просветителей, Фихте берет индивидуума в качестве исходного момента своего исследования и оказывается в этом отношении наследником развития буржуазного мировоззрения нового времени.
Это развитие начиналось с выделения свободного, не связанного средневековыми традициями индивидуума, с выделения разума в качестве судьи над всеми вещами и с объявления войны любому авторитету. Тем самым новое буржуазное мышление вступает в резкое противоречие со всей унаследованной средневековой философией, теорией права и государства. В отличие от всего классического буржуазного мышления, возникшего и развившегося от Декарта до Гегеля, идеология феодального общества была мышлением непререкаемых авторитетов и ради авторитетов, причем во всем строго иерархически построенном феодальном мире всякий авторитет рассматривался исключительно как проявление божественной воли.
Такое мышление было неприемлемо для нового, буржуазного класса. Социальное положение буржуазии внутри феодально-абсолютистского общественного строя, положение поднимающегося, но еще не пришедшего к политическому господству класса заставляло ее идеологов доказывать, что человек должен быть свободен от всяких внешних оков и авторитета. Поэтому буржуазное мышление первоначально стремится к отрицанию, к подрыву веры в авторитеты, к борьбе против возникающих отсюда предрассудков.
В своей «Истории цивилизации в Англии» историк Г. Т. Бокль так характеризует Декарта: «Он заслуживает благодарности потомства не столько за то, что им воздвигнуто, сколько за то, что им разрушено. Вся его жизнь была великою и весьма успешною войною против предрассудков и преданий. Он был велик как созидатель, но еще более велик как разрушитель… Он был великим реформатором и освободителем европейского ума» (37, стр. 237–238).
Отрицание, с которым идеологи поднимающейся буржуазии подошли к идейному наследию феодального общества, основывалось на осознании исторической миссии своего класса. Оно и должно было быть таким, чтобы каждому члену этого класса, борющегося за политическое господство, расчистить путь к этой цели и этим обеспечить ему неограниченную свободу действия. «Разум во всем должен быть нашим последним судьей и руководителем», — призывал Локк в «Опыте о человеческом разуме» (42, стр. 680). А Кант провозгласил девизом новой буржуазной идеологии: «Sapere aude!» [13]
В этой духовной атмосфере выросла и философия Фихте. Он тоже объявил войну всякому авторитету, и свободный, лишенный всяких оков индивидуум полагается им основой всего совершающегося, а разум провозглашается судьей всего, в первую очередь существующих условий жизни. «Кто поступает, опираясь на авторитет, тот по необходимости поступает бессовестно», — заметит Фихте в 1798 г. в «Системе учения о нравственности» и добавит, что это «очень важное положение, выдвижение которого во всей его строгости крайне необходимо» (20, стр. 175). Так Фихте встает в один ряд с лучшими представителями новой буржуазной идеологии, с Декартом и Кантом, Локком и Руссо, английским и французским просвещением.
Обращаясь к тем мыслителям, которые защищали старые феодальные порядки в Германии, Фихте пишет: «Вы, которым надели ярмо авторитета, когда ваша шея еще была наиболее гибкой, с усилием втиснутые в искусственно выдуманную, противоречащую природе форму мысли, потеряв самих себя из-за длительного всасывания чужих принципов, постоянного подчинения чужим планам, лишившие самих себя тысячами потребностями вашего тела, испорченные для высоких взлетов духа и для сильных величественных ощущений своего Я, как же вы можете судить о том, на что способен человек? Разве ваши силы являются масштабом человеческих сил вообще? Слыхали ли вы хоть раз шум полета золотого крыла гения — не того, что вдохновляет на песни, а того, что вдохновляет на дела? Внушали ли вы хоть раз своей душе волевое Я хочу и затем указали результат этого… после долголетней борьбы, сказав: вот оно? Чувствуете ли вы себя способными сказать в лицо деспоту: убить меня ты можешь, но не можешь изменить моего решения?.. Человек может то, что он должен; и если он говорит я не могу, то он не хочет» (13, стр. 72–73). Фихте развивает свою философию на основе этого оптимистического положения. Он сам называет ее «первой системой свободы» (см. 27, стр. 449), и она должна была стать лишь теоретическим обоснованием свободного человеческого решения, провозглашением максимальной независимости человека от всякого авторитета.
Отвергая утверждение популярной философии Просвещения [14], будто история служит человечеству для того, чтобы восторгаться мудростью провидения, Фихте восклицал: «Но ведь это неправда!» — и, указывая на творческие возможности человека, продолжал: «Можно бы с несравнимо большей вероятностью в прошлом ходе судьбы человечества увидеть план злого, враждебного человеку существа, которое все делает ради его максимального нравственного падения и несчастья. Но и это было бы неправда. Единственная истина состоит именно в том, что имеется бесконечно многообразное, которое само по себе не есть ни добро, ни зло, а лишь становится тем или другим благодаря свободному употреблению разумными существами, и что оно на самом деле не станет лучше, пока мы сами не станем лучше» (13, стр. 67).
Но человек может стать лучшим лишь благодаря своим собственным усилиям. Отсюда проистекает убеждение Фихте, что все зависит от свободного творческого деяния человека, — убеждение, к которому он пришел прежде всего в связи с размышлениями о Французской революции. Придя к такому убеждению, Фихте стремился к тому, чтобы на основе кантовской философии дать ему теоретическое обоснование. Этому преимущественно и посвящена разработка наукоучения.
ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (наукоучение)
В основу своего наукоучения (Wissenschaftslehre) Фихте положил абсолютное Я, которое из самого себя развивает свою деятельность разума и все многообразие внешнего мира. Это абсолютное Я не есть индивидуальное Я. Хотя в индивидуальном Я проявляется абсолютное Я в качестве особенного, как бы осуществляя генезис деятельности разума и создавая многообразие внешнего мира, но в самом теоретическом наукоучении индивидуальное Я должно забыть о самом себе — таково строжайшее требование Фихте. Иначе обстоит дело в естественном праве и в учении о нравственности, т. е. в практическом наукоучении. В естественном праве абсолютное Я, которое в наукоучении остается в сверхчувственном мире, становится чувственным существом, которое находит свои пределы в природе (и в обществе). Из-за этих границ абсолютное Я в области естественного права еще не достигает неограниченной автономии, т. е. еще не в состоянии выполнить свое истинное предназначение, которое указано ему наукоучением. Реализации своего подлинного предназначения абсолютное Я достигает в учении о нравственности. В области учения о нравственности снимается тот предел, который поставлен абсолютному Я в естественном праве природой (и обществом), ибо последние подчиняются человеческой свободе.
Философию Фихте, очевидно, необходимо рассматривать как целое. Вырывая наукоучение из этого целого, мы не проникаем в ее существо. Наукоучение не является также главным разделом, к которому естественное право и учение о нравственности примыкают в качестве добавления; наоборот, это три момента единого целого. Если к этому добавить страстное стремление Фихте к деятельности, то легко можно увидеть, какому из трех моментов сам Фихте отдавал предпочтение, и наукоучение тогда окажется не главным разделом, а теоретической подготовкой к естественному праву и учению о нравственности.
Развитые в наукоучении абстрактные рассуждения не являются для Фихте самоцелью, чистой теорией и представляют собой не только принципы, ограниченные лишь сверхчувственным миром. Они получают признание в мире явлений, хотя последний и понимается Фихте субъективно-идеалистически. Наукоучение достигает своего подтверждения лишь в естественном праве и в учении о нравственности. Цель у Фихте во всех трех областях одна и та же: теоретическое обоснование независимой деятельности человека, создающего общественные отношения, достойные его, т. е. соответствующие закону нравственности. Абстрактные и субъективноидеалистические рассуждения в наукоучении не должны вводить нас в заблуждение относительно этого фактического положения вещей.
