Норвежская народная душа в свете германского духа (Антропософский очерк) - Рёснес Ольга (читать книги регистрация TXT) 📗
Каждый шаг Пера сопровожден насмешками и нападками: он «не такой», как остальные, хотя все и признают, что сильнее его нет никого. Люди признают, что Пер Гюнт сильнее всех, но никто ведь не задается вопросом: в чем источник его силы. Пер ищет в природе дух, как это и положено норвежцу, и как бы странно это не выглядело, Пер живет правильно, хотя и не осознавая этого. На пути Пера то и дело вырастает могучая фигура кузнеца Аслака, презирающего фантазии Пера и заявляющего в конце концов, что вместе им тут не жить. Чисто внешне Перу и Аслаку делить нечего, тем не менее, оба готовы к смертному бою: закон, на стороне которого рассудочная сила принуждения, не желает терпеть «беззаконие» стихийной, ясновидческой вольности. И как же поступает Пер Гюнт с «кузнецом закона»? Он хватает его левой рукой, а правой – дубасит. На стороне закона – достаточно уже развитая рассудительность, на стороне Пера – пока еще безрассудный порыв, и эти силы не равны. Пер не может осознать свою правоту, за него это делает природа, и чтобы научиться осознавать, надо пройти школу рассудка. Пер пока к этому не готов, и тяжба с Аслаком заканчивается для него отступлением, несмотря на то, что сам он сильнее. Ясновидческая наследственность дает Перу образ истинной понятливости, поднимающей сознание над уровнем рассудка:
Это ни что иное, как предчувствие импульса Христа, импульса глубины и подъема. Но внешне, материалистически ориентированное, рассудочное христианство ничего не может Перу дать:
Сам же себе дать подлинную, в духе Христа, свободу Пер пока не в силах. В этом ключ к разгадке ибсеновской драмы: жить своим повседневным, земным, национальным, локальным, эгоистическим «я» или превзойти его на пути к «Я» космическому? Это вопрос к Народной душе: вопрос о ее способности родить Дух.
В каком же отношении к норвежской Народной душе стоит индивидуальность Пера Гюнта?
Имея архангелическую сущность, Народная душа ведет свое самостоятельное существование, преследуя цели своего развития, а потому становясь в совершенно различные отношения к отдельным личностям одного и того же народа. Моральные устремления личности и есть, единственно, предмет наблюдения для Народной души, предмет ее идеального чувствования, своего рода «физическая реальность». Сами же человеческие чувства Народная душа не воспринимает, как бы человек не страдал и не мучался, и эта «бесчувственность» Народного Архангела сродни математическим рассуждениям гораздо более мощного, чем человеческий, ума. В конечном счете, Народной душе безразлично, сколько людей живет в этом народе и сколько уже умерло, но важно лишь то, есть ли в народе морально устремленные к духу индивиды. Только с ними Народная душа и работает, вступает в тесную связь, одухотворяя телесность человека: появляется так называемый народный тип, Пер Гюнт. В то же время индивидуальность, Я этого народного типа не идентична Народной душе, поскольку с индивидуальностью (а не с физической телесносттью) работает Народный дух. Таким образом, попадая в поле действия народной душевности, пронизывающей материальную сторону жизни, индивид может и не соответствовать Народному духу этой земной области, а может просто «не дотягивать» до его идеальных высот. Так же как и Народная душа, Народный дух имеет своих избранников, и ими становятся посвященные.
Пер Гюнт склонен к тому, чтобы стать «королем», как он сам об этом постоянно говорит: он предчувствует в себе для этого внутренние основания. Даже сегодня, в эпоху растления национальных ценностей, за Пером Гюнтом признают статус народного типа, но никто не задается вопросом о масштабе самой его личности. Питаемая мощными импульсами Одина, личность Пера все же оказывается добычей Великой Кривой, добычей лжи: воспринятые бессознательно, силы Одина схватывают в Пере лишь «природу», вырваться из которой можно только сознательными усилиями Я. Проверкой на прочность становится для Пера сватовство к Ингрид, чужой невесте: он впервые вступает в изначально чуждую ему область расчета, в область ненависти к ближнему, и эта игра полностью увлекает его: сначала он желает насолить недалекому жениху, потом с тем же безразличием бросает Ингрид. Здесь Ибсен вбивает свой первый «гвоздь» в судьбу Пера Гюнта: отсутствие в его моральных устремленностях любви. При всем своем крайнем самолюбии, нисколько не преодоленном даже и на склоне лет, после всех пройденных испытаний, Пер Гюнт даже и не подозревает о возможности самоотверженной любви, пока не возвращается в свою лесную избушку, где его ждет Сольвейг. Можно было бы сказать и так: где его ждет солнечный (sol) путь (veg), путь к Солнцу, к Христу. Пер скитался по всему миру, но солнечный путь для него возможен только в области Одина, в лесной избушке, когда-то построенной им самим. Что приобрел Пер в своих скитаниях? Рассудок. Но в отличие от кузнеца Аслака, для которого рассудочные истины являются единственными и окончательными, Пер не верит своему рассудку, что, собственно, и заставило его вернуться домой, в лес. И он возвращается не с пустыми руками, хотя и бедняком, теперь у него есть самосознание, выносящее ему самому приговор словами встретившегося на дороге пуговичника: «На переплавку!» На переплавку наследственного, стихийного, бессознательного отношения к Народной душе.
Пока мир меняется на глазах Пера Гюнта к худшему, а смысл жизни стремительно утекает в прошлое, солнечный путь скрывается где-то «в лесу», где никто не хочет жить, куда никто не стремится, чему никто не завидует. Сольвейг ждет, потеряв в своем ожидании внешнее зрение и обретя зрение внутреннее, позволяющее ей продолжать жить вместе с Пером, хотя тот и далеко. Тайна верности Сольвейг – в ее слиянии с Народной душой, пусть даже вдали от мира. Единственный контакт Сольвейг с людьми – в ее посещении по праздникам деревенской церкви: из своей лесной избушки она приносит туда свежесть вопрошания к Одину, к неизбывной переменчивости настроений – гнева, скорби и радости – Народного Архангела. В индивидуальности Сольвейг, неимущей, отвергнутой обществом женщины, Народная норвежская душа обретает не только свой дом, но свою неприступную крепость. Именно женщина, с ее мужским эфирным телом, внутренне расположена к стойкости и мужеству, питающими самоотверженную любовь. Для Сольвейг ничего не значат внешние обстоятельства, и никакое рассудочное «счастье» не стоит ее просветленного внутреннего покоя. Именно сила любви делает Сольвейг избранной среди своего народа: сила Христа.
Еще будучи дома, Пер Гюнт «украл» для себя Сольвейг, спрятал ее в лесу, словно зная наперед, что ждет его в будущем. Он не может вступить с Сольвейг в брак: она слишком чиста, а сам он полон сомнений. Пер сказочно богат, получив от своей матери Осе наследственный ясновидческий дар, но силу любви каждый развивает в себе сам как силу познания, в том числе и путем заблуждений и ошибок. В сказке о самом себе Пер Гюнт летит на олене над озером и падает прямо в свое отражение, чего бы не произошло, окажись его Я достаточно сильным, чтобы перенести всадника вместе с оленем на другой берег. Но ведь Пер Гюнт и не погнался бы за оленем, если бы не предчувствовал в себе эту будущую силу Я, силу такого Народного духа, который «сам уже содержит звучание духа, возвещает о духе» (Р.Штейнер), и это – дух германизма.
Германский дух (или немецкий, поскольку он с наибольшей силой выражен у немцев) всегда, как подчеркивает Р.Штейнер, способен подняться в духовный мир. Это дух превосходства над материализмом, способ видения внутреннего одновременно с внешним, гармония рассудка и созерцания. Германский дух проявляется во взгляде на мир из глубин Я, но достичь этих глубин можно лишь, покончив с повседневно-эгоистическим, поверхносно-рассудочным, бытовым «я»: принести это эгоистическое «я» в жертву Христу. Норвежская индивидуальность, при всей своей наследственной ясновидческой оснащенности и при всей своей рассудительности, еще не готова в лице Пера Гюнта к такой внутренней жертве: Пер поступает «по-домашнему», столковавшись в конце концев с троллями.
