Философия. Книга третья. Метафизика - Ясперс Карл Теодор (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Тогда в области исторического, как прошедшего человеческого рода, я припоминаю, смотря на эту основу моего существования, как пространство пробуждающих меня экзистенций. Я уже не вижу более произвольный материал прошедших миров, но узнаю то, что встречается мне в истории, как то, к чему я сам извечно принадлежу, или оставляю его, как безразличное. На протяжении всего моего существования моя жизнь с историей есть один-единственный переход пробуждения в общности с духами прошедшего, и только тем самым она есть и возможная укорененность в настоящем, будущее которого лишь благодаря этому может предстать для меня содержательным.
4. Философско-историческая спекуляция
— Метафизическая спекуляция — представляющая собой, как осуществленная мыслительная формация, редкое растение из глубины человеческого припоминания — говорит о бытии трансценденции, которое она изначально читала в шифре своего собственного экзистенциального существования. В истории, для которой прошедшее, изучаемое мироориентирующей исторической наукой, составляет только материал, мы читаем шифр существования, как некоторого целого от начала до конца времен.
Представление о тотальности истории есть для науки всякий раз только определенное в известных аспектах представление. Например, представление о человеке, который, в сущности, повсюду одинаков: историческое понимание возможно потому, что собственные возможности и возможности других всегда одинаковы, даже если они и получают чрезвычайно несходное развитие и осуществление. Или: Есть одна всемирная история, в том смысле, что все остававшееся до сих пор рассеянным человеческое существование вовлекается в одну-единственную взаимосвязь. Или: Есть нескончаемость перемен во множественности человеческого существования, однако в них есть известные типы процессов, возникнувших и исчезнувших безотносительно друг к другу, как многообразие, без какого бы то ни было адекватного припоминания о целом, потому что этого целого вовсе нет.
Иначе обстоит дело с шифром целого, как историчной самой по себе спекуляцией, в которой постигает себя экзистенция в тотальности своего доступного для нее самой существования. Сознание бытия может высказываться в некоторой сверхчувственной философии истории, которая охватывает прошедшее и будущее, с тем чтобы понять все как язык вечного настоящего. Так были выдуманы спекулятивной мыслью исчезающие идейные формации: в христианской истории мира от творения и грехопадения до конца света и Страшного суда; затем другие истории в прямой зависимости от нее, но в конце концов совершенно преобразованные в философии истории Гегеля, полагающей в полной мере одно прошлое и полагающей как шифр только эмпирический ход событий, в мифологии истории Шеллинга, объемлющей прошедшее и будущее и лишь чуть-чуть касающейся эмпирического момента. Спекуляции подобного рода по самому своему смыслу могут быть проверены лишь экзистенциально. Их подлинное содержание не может осмысленно подлежать какому-либо научному исследованию.
Если здесь закругленная завершенность картины кажется чересчур окончательной, мир — чересчур определенным, форма чересчур объективной, а потому опасность уклонения в знающее обладание целым чуть ли не с самого первой попытки приводит к поражению предающейся этому целому экзистенции, то можно все же искать не столь определенный шифр, который, однако, остается также почти немым для нас:
Припоминание выводит перед нами царство духов, в которое я могу вступить как тот, кто я в своем действии подлинно есмь. Припоминание есть одновременно предвидящее усмотрение: как вопрос, стану ли я членом этого царства или нет, и как именно я им стану. Я ощущаю себя в некоторой возможной общности, которую я слышу в глубине совести, которая уже давно есть, и, однако, никогда не бывает замкнутой и окончательной.
Там, где я чувствовал, что вхожу в соприкосновение, — там люди из истории и современники стали неприкосновенны для меня. Я втайне прислушиваюсь: есть ли у другого подобные неприкосновенности, и не сообщаемся ли мы в молчании, потому что мы оба без всякой объективности и сказуемой фиксации нашли путь доступа в ряды этих людей.
Не бытие и не сверхчувственная история всего становится здесь зримой как целое, но припоминание о царстве духов через ведущее в будущее становление самости становится, как шифр, присутствием настоящего, хотя артикулированное выдумывание истории, местонахождения и персонажей этого царства и не имеет смысла. Найти доступ к нему мы можем только в шифре действительного существования.
Но все-таки всякая великая метафизика была чем-то большим: артикулированным чтением тайнописи. Здесь отчетливо выражается то, что говорит бытие в существовании и что поэтому оно есть. К этому сомнительному предприятию, которое, однако, никогда не должно безоговорочно отвергать, если вообще мы исторично ищем возможности сообщения из одиночества читающей шифр экзистенции, следует присмотреться повнимательнее.
Что говорит шифр целокупности существования (спекуляция бытия)
Что такое бытие без существования — это для нас абсолютно недоступно. То, что трансценденция вообще есть, — это спекулятивно мыслили в рассуждениях, которые носят сбивающее с толку название доказательств бытия Божия. То, что шифр, как существование, вообще есть, — это следовало постичь как непостижимость. Действительность присутствия чтения шифров прояснялась в спекулятивном припоминании и предвидении.
Но то, что, собственно, говорит шифр целокупности существования, это дало бы нам, если бы только оно могло стать достоянием спекулятивного знания, глубочайшее познание, какое возможно в существовании. Однако существование, как шифр, остается многозначным, оно не становится окончательно каким-либо целым. Поэтому то, что говорит нам существование, есть опять-таки лишь форма движения, в котором возможная экзистенция положительно наполняет шифрами свое сознание трансценденции:
Ориентируясь в мире, она изучает действительное и желает при помощи всеобъемлющей гипотезы совлечь покров с того, что лежит в основе целого. Она хотела бы познавать и, вместо шифра, обрести некое знание в позитивизме.
Она, исследуя, проходит по всей действительности с экзистенциальным сознанием сплошь соотнесенного внутри себя единства духовного целого, которое, в бесчисленном множестве вариаций, она находит повсюду, в идеализме.
Она видит необходимость краха гипотетического познавания и границу единства и духовного целого. Хотя она и возвращается к позитивизму с непреклонной зоркостью на всякую эмпирическую действительность, но эту действительность она не считает абсолютным бытием; хотя она и оставляет в относительной силе сознание единства и духовного целого, но раздробляет его как абсолютизацию и антиципацию. Ибо экзистенция должна оставаться там, где она только и может быть действительной: во временном существовании, из которого ей видна множественность бытия, неопределимость трансценденции, многозначность шифра. Только в историчной конкретности она может верить в то, что она фактически совершает как чтение шифров в философии экзистенции.
1. Позитивизм
— Сильная сторона позитивизма в том, что он не желает упустить никакой эмпирической реальности. Он отвергает всякое средство, позволяющее превратить какую-нибудь действительность в нечто недействительное, под именем случайного, безразличного, несущественного, больного, аномального. Но слабая сторона его состоит в том, что он хочет изучать недоступное для изучения. Его гипотеза о мире, будучи в качестве исследования заблуждением, подчинена побуждению толковать шифр существования. Поскольку в этом методе этот импульс неверно понимает себя самого, он утрачивает свой собственный исток: в конце концов вместо шифров он получает пустые категориальные механизмы или пустое незнание.
