Эпистемология классическая и неклассическая - Лекторский Владислав Александрович (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Похожим образом можно представить обобщение причинных зависимостей, наблюдаемых нами в опыте.
Допустим, что однажды человек наблюдал сочетание событий А (дождь), В (ночь), С (ветер), D (удар молнии). Затем он наблюдал событие L — загорание дома. В другой раз дело было днем, сильного ветра не было. Были лишь дождь и удар молнии (т. е. события А и D). Загорелся другой дом (событие L). Однажды ночью (В) случились дождь (А), ветер (С). Удара молнии, однако, не было. Ничего не загорелось. И совсем необычное явление пришлось видеть однажды. Днем на небе собрались большие темные тучи. Дождя, однако, не было. Вдруг сверкнула молния (D). Загорелось дерево, которое стояло неподалеку от дома (L). Обобщая результаты своих наблюдений, человек пришел к выводу: всякий раз, когда молния попадает в какой-то деревянный предмет, он загорается. Схематически это может быть выражено так: когда несколько событий предшествуют другому (L), только то из предшествующих событий (в нашем случае D), которое повторяется постоянно и неизменно, может быть причиной последующего события.
Таким образом, и в случае этого вывода (который называется индуктивным), чем более обширен и разнообразен наш опыт (т. е. чем больше случаев мы наблюдаем и чем более различаются события, предшествующие тому или иному следствию), тем больше мы можем быть уверены в том, что между одним и другим событием существует всеобщая и необходимая причинная связь. Многие философы и ученые считали, что именно таким индуктивным путем устанавливаются законы науки. Индукция, таким образом, применяется и в обычной жизни (все наши житейские обобщения относительно причинных связей окружающей нас природы и относительно поведения других людей), и в научном мышлении. Ученый с этой точки зрения отличается от обычного человека только тем, что действует более последовательно и логически строго.
Обратим, однако, внимание на некоторые особенности мышления в естественных науках, которые противоречат такому представлению.
Каждый закон науки выражает всеобщую и необходимую причинную зависимость. Мы знаем, что, если законы науки установлены действительно научным образом, они не могут быть отменены. Правда, наши представления о сфере их действия могут измениться вместе с расширением нашего опыта (мы говорили об этом в предыдущем разделе на примере закона механики / = та). Но в той области, в которой эти законы были установлены на опыте, никакой последующий опыт не отменяет их действия. Между тем, когда мы пытаемся индуктивно установить причинные зависимости, наблюдая повторяемость предшествовавших и последующих событий, у нас никогда не может быть уверенности в том, что мы действительно напали на всеобщую причинную связь.
Представьте себе курицу, которая живет в тепле и довольстве в своем курятнике. У нее добрый хозяин, который каждый день приносит ей вкусную (по ее куриным представлениям) пищу. В соответствии с правилами индукции, курица должна была бы сделать такой вывод. Всякий раз, когда появляется хозяин, он дает пищу. Значит, появление хозяина — это причина появления пищи. Но вот в один далеко не прекрасный для курицы день хозяин появился не с корзинкой, наполненной едой, а с большим острым ножом. Оказывается, он откармливал курицу только для того, чтобы зарезать ее к рождественским праздникам. Индуктивное обобщение, которое оправдывалось предшествующим опытом, оказалось совершенно несостоятельным. Подобное может в принципе случиться с любым индуктивным обобщением. Как говорят, «после этого не значит вследствие этого». Однако мы уверены в том, что ничего такого не может произойти с теми обобщениями опыта, которые выражены в законах науки.
Обратим внимание и на другой факт, разительно отличающий простые индуктивные обобщения от тех, которые зафиксированы в законах науки. Индуктивное обобщение предполагает множество случаев. Чем больше этих случаев и чем более они разнообразны, тем лучше. Между тем, формулирование всеобщей причинной зависимости, обнаруженной в эксперименте, вовсе не связано с большим количеством повторений. Если эксперимент проводится правильно (что это означает, мы узнаем немного позже), то иногда достаточно всего лишь нескольких таких экспериментов для того, чтобы можно было уверенно формулировать некоторую общую зависимость.
А вот еще одна важная особенность, отличающая обобщения, выражаемые в законах науки, от тех, к которым мы приходим на основании простой индукции.
Возьмем для примера одно из основоположений классической механики, которое называется законом инерции. Вы помните, что согласно этому закону, всякое тело, на которое не действует внешняя ему сила, находится в состоянии покоя или равномерного прямолинейного и бесконечного движения. Но разве можно прийти к формулировке этого закона на основании индуктивного обобщения данных опыта? Где это вы видели, чтобы тело само по себе, без всякого внешнего воздействия двигалось, тем более прямолинейно, равномерно и бесконечно? Если уж индуктивно обобщать то, что мы действительно наблюдаем в опыте, мы, скорее, должны прийти к совершенно другому утверждению: всякое тело движется только до тех пор, пока на него воздействует внешняя ему сила. Как только это воздействие прекращается, прекращается и движение. Что касается траектории движения этого тела, то она может быть какой угодно, но только не прямолинейной. Примерно так рассуждал великий ученый и философ древности Аристотель, когда он формулировал основные законы своей теории механического движения. Законы механики в понимании Аристотеля как раз и являются индуктивными обобщениями данных опыта. Эти законы, как мы видим, противоречат законам классической механики Ньютона. Но тогда возникает естественный вопрос: а в каком же отношении к опыту находятся законы ньютоновской механики?
Это можно понять в том случае, если мы учтем, что для современного научного мышления характерно противопоставление «явления», т. е. того, что мы непосредственно наблюдаем в нашем обычном опыте, и «сути», или «сущности» вещей, т. е. таких процессов, которые очень сложно, а иногда и невозможно прямо наблюдать, но от которых зависит то, что дано в нашем опыте. Попробуем разобраться в этом.
Представьте себе, что вы сели в поезд. Как только поезд двинулся, все предметы за его окном пришли в движение. Вы однако понимаете, что в действительности движутся не предметы за окном, а ваш поезд. Ибо вы знаете, что все, что находится за окном, довольно прочно прикреплено к земле и не может двигаться. Значит, видимость движения этих предметов связана с движением поезда. (Между прочим, если бы предметы за окном могли двигаться так же свободно и в таком же ритме, как ваш поезд, вы не могли бы определить, что именно пришло в движение: то, что за окном, или вы вместе с поездом.) Вы много раз стояли на платформе и наблюдали проносящиеся мимо вас составы. Поэтому вам несложно представить себе, как выглядит с точки зрения постороннего наблюдателя движущийся поезд, в котором вы находитесь. Итак, в данном случае, «явление» для вас — это движение предметов за окном поезда, а реальная «суть» дела — движение поезда. Для того, чтобы перейти от «явления» к «сути», достаточно выйти из вагона, встать на платформу и наблюдать за движением состава. Сделать это нетрудно.
Но вот более сложный случай. Каждый из нас ежедневно наблюдает движение Солнца и каждую ночь видит движение звезд по небосклону. В результате индуктивных обобщений ученые-астрономы составили траектории этих движений для разных месяцев года и для разных широт земной поверхности. Эти траектории для многих звезд оказались довольно запутанными. Но вот Коперник высказал мысль о том, что движение небесных светил оказывается гораздо более понятным, простым и предсказуемым в том случае, если мы предположим, что не Солнце движется по небу (как нам кажется в нашем опыте), а Земля вращается вокруг Солнца. Если мы представим себя находящимися на Солнце, то мы увидим, что наша планета Земля движется по небосклону. Конечно, мы не можем попасть на Солнце и наблюдать оттуда Землю (это невозможно и сейчас, тем более во времена Коперника). Но мысленно, в воображении представить себе это мы можем. В случае с поездом мы видим движение предметов за окном, когда мы находимся в движущемся поезде, и движение поезда, когда мы стоим на платформе. По аналогии (т. е. по определенному сходству случаев) мы можем представить себя находящимися на Солнце и наблюдающими движение Земли. Итак, движение Солнца и звезд по небу оказывается «явлением» или даже «видимостью», а вращение Земли вокруг Солнца «сутью» дела.
