Прочь от реальности: Исследования по философии текста - Руднев Вадим (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Но пример с Гельдерлином не вполне показателен, это все-таки поэт, каким-то образом причастный культурным ценностям XX века (хотя бы тем, что его психическую болезнь задним числом назвали шизофренией). Но что если сказать, например, что у вождя племени на острове Пасхи обнаружилась шизофрения? Нелепость этого примера с очевидностью доказывает нашу правоту в том, что понятие шизофрения в очень большой степени является культурно опосредованным.
Сложнее обстоит дело с типологией характеров, идущих от Кречмера. Характер – совокупность каких-то чисто физиологических и психологических, соматических характеристик. И все же мы считаем неправильным говорить, что Юлий Цезарь был эпилептоид, а Фома Аквинский – шизоид-аутист. Потому же, почему не является истинным предложение: «Достоевский никогда не ездил на БМВ». Нет, так сказать, оперативного повода, чтобы назвать Аквинского шизоидом. Тогда так не говорили. Нет слова – нет и характера.
В своей книге «Язык и мышление» Хомский писал:
«Нормальное использование языка носит новаторский характер в том смысле, что многое из того, что мы говорим в ходе нормального использования языка, является совершенно новым, а не повторением чего-либо слышанного раньше и даже не является чем-то „подобным“ по „модели“ тем предложениям и текстам, которые мы слышали в прошлом» [Хомский 1972: 23].
В свете вышеизложенных размышлений о языковом происхождении безумия более чем уместным будет закончить это исследование словами автора фундаментального труда «Бред», профессора М. И. Рыбальского:
«Таким образом, бред может и должен рассматриваться как проявление патологического творчества» [Рыбальский 1993: 53].
«Это не я убил»: Verneinung Фрейда и бессознательные механизмы речевых действий
В 1925 году Фрейд опубликовал одну из самых коротких (не более пяти страниц), но несомненно одну из самых глубоких и значительных своих статей «Verneinung» («Отрицание»). Статья эта не привлекала к себе интересов широкой публики до тех пор, пока Лакан не попросил Жана Ипполита на одном из своих знаменитых семинаров выступить с ее устным комментарием [Ипполит 1998]. После этого (1953 год) статья Фрейда стала культовой.
На первый взгляд эта работа посвящена важному, но вполне частному наблюдению о том, что если в процессе анализа пациент что-то горячо отрицает, то это верный признак того, что его высказывание надо понимать с противоположным знаком. Например, если пациент говорит: «Я видел во сне такого-то человека. Вам интересно, кто бы это мог быть. Это была точно не моя мать». И вот, говорит Фрейд, можно не сомневаться, что это точно была именно его мать [Freud 1989: 667].
Здесь анализ Фрейда, говорит Ипполит, приобретает обобщенный философский смысл. Отрицание (Ипполит с Лаканом считали, что слово Verneinung точнее переводить на французский язык не как negation, но как denegation; в новейшем русском переводе – «запирательство»), которое является завуалированным утверждением, по Фрейду, служит основанием всякого мышления, которое сначала осуществляет выброс (Ausstossung) некоего содержания, но тем самым подготавливает почву для последующего принятия этого содержания. Внешнее становится внутренним. Подобно тому как сказано в Библии – время разбрасывать камни и время собирать камни. Как ребенок сначала разбрасывает игрушки, чтобы отделить свое тело от внешнего мира, а потом собирает их, чтобы вступить в контакт с внешним миром.
Отрицая, субъект тем самым уничтожает вытеснение, но еще не выводит вытесненный материал из бессознательного, однако непосредственно подготавливает его к этому выводу.
В настоящем разделе мы коснемся тех аспектов фрейдовского понятия Verneinung, которые связаны с функционированием речевой деятельности, с логико-философской проблематикой и философией текста.
1. «Не я ли, Господи?»
Мы начнем с того, что в свете высказанных замечаний дадим интерпретацию евангельской истории отречения Петра. (Кстати говоря, слово «отречение» представляется вовсе не плохим кандидатом на перевод фрейдовского Verneinung. Во всяком случае, «отречение» так же сохраняет лексико-семантическую связь с «отрицанием», как лакановско-ипполитовское denegation – с negation.) Наш вопрос будет заключаться в следующем: почему Иисус простил Петра, который, несмотря на предупреждение, трижды публично отрекся от Него? Ответить на этот вопрос поможет интерпретация механизма фрейдовского Verneinung'a, механизма отрицания/отречения.
Прежде, однако, напомним те события, которые предшествовали отречению Петра.
На тайной вечере перед Пасхой Иисус объявил ученикам, что один из них предаст Его, на что каждый (включая Иуду) стал говорить: «Не я ли. Господи?»
«При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал» [Мтф. 26, 25].
Иисус в данном случае выступил в роли аналитика, дезавуировав Verneinung Иуды. Спрашивается, зачем Иуда задавал этот вопрос, ведь он знал, что он предатель? Он не хотел выделять себя из других учеников, чтобы не выдать себя (кто не спрашивает, тот знает). Но скорее он вытеснил, во всяком случае на этот момент, свое знание в бессознательное. Слишком уж неприятным было это знание, чтобы носить его постоянно в сознании. А может быть, если принять апокрифическую версию предательства Иуды, по которой Иуда совершил предательство, чтобы помочь Иисусу пройти весь путь и окончательно утвердиться, вся эта сцена предстает как тестирование Иисуса со стороны Иуды. То есть вопрос «Не я ли, Равви?» означает: «Ты знаешь, что я тот, кто должен помочь тебе в трудную минуту?» А ответ «Ты сказал» означает нечто вроде «Знаю, не приставай». То есть в таком случае описанная сцена представляется чем-то вроде обмена паролем и отзывом.
После этого Иисус говорит ученикам, что все они в эту ночь «соблазнятся о нем». На что Петр отвечает что кто угодно, только не он:
«Петр сказал ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь.
Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» [Мтф. 26, 33-34].
Утром Иисуса арестовывают, причем Петр ведет себя при аресте крайне агрессивно – он отсекает у раба первосвященника ухо (которое Иисус тут же благополучно водворяет назад). Вероятно, этот эпизод можно интерпретировать как манифестацию комплекса кастрации, бессознательную готовность Петра к тому, чтобы его через очень короткое время в нравственном смысле кастрировали, «опустили». И вот когда Иисуса уводят в преторию, и разыгрывается знаменитый эпизод с отречением:
«Петр же сидел вне на дворе. И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином. Но он отрекся перед всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь. Когда же он выходил за ворота, увидела его другая, и говорит бывшим там: этот был с Иисусом Назореем. И он опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека. Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них и речь твоя обличает тебя.
Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух.
И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от меня. И вышед вон, плакал горько» [Мтф. 26, 69-75].
Вот такая история. Заметим, насколько психоаналитически (по-фрейдовски и по-лакановски) звучит фраза «и речь твоя обличает тебя». То есть ты говоришь, что не знаешь, и это означает, что знаешь (Фрейд). Но то, что ты знаешь, может быть выявлено лишь в режиме твоей речи, адресованной Другому (Лакан). (Хотя, конечно, на поверхности данная фраза означала лишь то, что Петр говорил на диалекте галилеян, поэтому его речь его и изобличала.)
Для того чтобы понять, почему после такого предательства Иисус не только простил Петра, но и сохранил все его привилегии как первозванного апостола и назначил его держателем ключей от рая, необходима психоаналитическая интерпретация личности самого Иисуса.
