Но и это не все. Мы можем видеть сейчас, как строительство социализма меняет людей и природу в масштабах, о которых никогда не мечтали. Фантазии Кокейна, проекты Бэкона, предсказания Эрнеста Джонса переводятся на язык фактов в планах, изменяющих теперь лик и климат СССР. Профессор Бернал, касаясь недавно лишь одной стороны этих планов, писал:
Осуществление Утопии силами рабочего класса, который Хаксли и Оруэлл находят столь страшным, является оправданием веры в то, что легло в основу всех великих утопических произведений прошлого, веры в способности и прекрасное будущее человечества.
Сегодня длинный ряд славных утопических писателей влился одним из потоков в могучую реку социалистического движения и внес в него свой благородный вклад. Сегодня миллионы людей убеждены в том, что Утопия — не в виде какого-то совершенного, а потому неизменного общества, а в виде живого общества, двигающегося все к новым победам, — будет достигнута, если люди будут готовы за нее бороться. Человеческое знание, человеческая деятельность, использование науки на службе народа, а не монополистов и поджигателей войны ведут к такому миру, который, хотя и не будет отвечать желаниям Мора, Бэкона и Морриса или неведомых поэтов, мечтавших о стране Кокейн, будет обогащен всеми ими и многими другими, кто внес свой вклад в ту неопределимую, но всегда живую и растущую реальность, которую я назвал Английской Утопией.
КОНЦОВКА.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
Я даю ниже полный текст «Страны Кокейн» в современном стихотворном переложении. Единственным достоинством этой обработки является ее точное соответствие оригиналу, насколько оно было совместимо с сохранением структуры и ритма. Более половины подлинного текста находится в Кембриджском сборнике прозы и стихов; более полный вариант помещен в таких изданиях, как «Altenglische Sprachproben» Метцнера или в «Thesaurus» Хикса. Насколько мне известно, перевод поэмы на современный английский язык до сих пор не публиковался. Я полагаю, что многие читатели найдут такой перевод удобным, потому что, хотя подлинный текст и не представляет никаких неодолимых трудностей, язык его обладает некоторыми особенностями, могущими воспрепятствовать надлежащему пониманию поэмы.
В море на запад от страны Спейн
Есть остров, что люди зовут Кокейн,
И хоть пройди весь белый свет,
Страны богаче и лучше нет.
Пускай прекрасен и весел рай,
Кокейн куда прекраснее край!
Ну что в раю увидишь ты?
Там лишь деревья, трава, цветы…
Услад там много, но тебе в рот
Всего попадет разве пресный плод.
Нет ни трактира и ни пивной,
Залей-ка жажду одной водой!
И нету людей. Вот рай чем плох,
Там двое всего: Илья да Енох.
Было б мне грустно попасть туда,
Где только у двух человек дома.
Чтоб в Кокейне поесть и попить,
Не нужно стараться и деньг и копить.
Вина себе вволю, любую еду
В обед и ужин всегда найду.
Я снова скажу — готов поклясться,—
Второго Кокейна не может попасться.
Другую страну ты найдешь навряд,
Где так же блаженство и радость царят.
Много видов сладостных там.
День постоянно, нет места ночам.
Ссор и опоров нету, поверьте!
Живут без конца, не зная смерти.
В одежде и пище нет нехватки,
У мужа с женой не бывает схватки,
Нету ни змей, ни лисиц, ни волков,
Ни коней и кляч, ни волов и коров,
Нету овец, ни коз, ни свиней,
Конюхов-холуев — нет и тех, ей-ей!
Жеребцов и конюшен совсем не ищи,
Другие там вещи зато хороши.
В одежде, постели, во всех домах
Ни вшей нет, ни мух, не слыхать о блохах.
Снег не валит, ни града, ни грома…
Улиток с червями нет возле дома.
Ни тебе бури, как нет и ветров
Или дождя. Нигде нету слепцов.
Одни там лишь песни, веселье, бал,
Счастлив человек, кто туда попал.
Широкие реки текут молока,
Меда и масла, а то и вина.
Там совсем не нужна водица,
Для виду разве да чтоб помыться.
Плодов бессчетно там «а растениях
В сладкое зреет всем утешение.
Аббатство здорово там красивое
Набито монахами — белыми, сивыми.
Ну, а комнат у них, а какие чертоги!
Паштетные стены стоят там, ей-богу,
И жирного мяса и рыб без костей,
Каких никогда не едали вкусней.
Из пышек пшеничных на крышах дрань,
На церкви и кельях, куда ни глянь,
Из пудингов башни стоят по углам —
Сладкая пища самим королям.
Любой приходи — выбирай, что по нраву,
И ешь, сколько влезет, как будто по праву.
Все вместе у всех — у юнцов, стариков,
У кротких, у смелых, худых, толстяков.
Светел, красив монастырь стоит:
Длинный, широкий — красивый вид.
Из хрусталя колонны стоят,
На солнце, как яркий свет, горят.
Из яшмы зеленой у них капители,
А низ из кораллов, чтоб все глядели.
Дерево есть за аббатства оградой,
Даже смотреть на него отрада.
У корней — имбиря запах летучий,
Ростки — из валерьяны пахучей,
Мускатный отборный орех — его цвет,
Ствол корой из корицы одет,
Плоды — ароматные гроздья гвоздики.
Всяких пряностей — запасы велики.
Розы повсюду пунцового цвета,
Лилии в снежные ризы одеты.
Не вянут они: цветут дни и ночи,
Лишь бы людские радовать очи.
В аббатстве том бьют четыре ключа.
Вода — для здоровья, лечить хороша.
Она, как вино иль лечебный бальзам,
Свободно течет на потребу всем нам.
В дивных ключи текут берегах —
В золоте все, в драгоценных камнях.
Там жемчугов рассыпанный клад,
Голубые сапфиры, алый гранат,
Хризопразы, ониксы, бериллы сверкают,
Изумруды зеленым огнем отливают.
Хризолит с аметистом, как напоказ,
Гелиотроп, халцедоны, топаз.
На каждом кусту там всякие птицы —
Дрозды. — певуны, соловьи, синицы;
Поют жаворонки, дятлы там тоже,
Больше, чем ты сосчитать когда сможешь!
Без пения птиц не проходит минутки —
Поют непрерывно круглые сутки.
Еще вот диковина там какая:
Гусей жареных летает стая,
На вертелах все — ей-богу, клянусь!
Гогочут: «Я — гусь, я — горячий гусь!»
Чесноком приправлены гуси не худо,
Изо всех это самое смачное блюдо.
А жаворонки, что так вкусны,
Влетают людям прямо во рты.
Тушенные в соусе с луком, мучицей,
Присыпаны густо тертой корицей.
И сколько захочет, всяк может пить:
Потеть не надо, чтоб счет оплатить.
Когда зазвонят к обедне в храме
И монахи молиться пойдут толпами,
Хрусталем обернется в окнах стекло,
Чтоб было монахам читать светло.
Потом же, когда отслужена месса
И книги аббат положит на место,
В окнах церковных стекло опять
Хрусталя место спешит занять.
Так вот, пообедав, монахи гурьбой
Бегут за ограду заняться игрой,
Летать так не сможет ни сокол, ни птица
Под небом, как по лугу мчится
Монах развеселый в большом капюшоне
И длинном белом своем балахоне.
Аббату монахов резвость по нраву,
Он тешится их разудалой забавой.
Но вот уже время обратно их звать,
Вечернюю службу пора начинать.
Но слушать аббата не хочет никто:
Играют монахи да дразнят его.
И только сверкают их резвые пятки —
Они от аббата бегут без оглядки.
Но вдруг он в лесочке девицу встречает:
Без слов он немедля ей зад заголяет,
И бьет по нему для монахов он сбор,
Спешили они, чтоб к вечерне в собор.
Монахи такую увидев забаву,
Бегут взапуски все к нему из дубравы.
Кружком обступили монахи девицу
И шлепают каждый по ягодицам.
Тут и конец их дневных трудов,
Осталось им бражничать до петухов.
На длинных столах сытный ужин их ждет,
Процессией пышной к ним братия идет.
От них недалеко еще есть аббатство.
По правде сказать, это женское царство.
Густым молоком там струится река,
В кладовых монастырских — цветные шелка.
И вот в добрый час, в летний день погожий,
Лодку монашки берут помоложе.
По речке приятной тихонько плывут:
Одни у них правят, другие гребут.
За поворот уплывают укромный,
Одежду с себя там снимают проворно
И весело в воду ныряют и ловко
Плавают, плещутся вволю плутовки.
Завидят монахи как эти затеи,
Бегут к ним, тропинки избрав попрямее,
Вплотную к монашкам они подбегают,
Спешат, по подружке себе выбирают.
Добычу несет всяк к аббатству скорей,
Укрыться торопится в келье своей.
Молитвам святым ее там обучает,
Забавится сам, и она не скучает.
Монах жеребец, как уж водится, славный,
Своим хохолком управляет исправно.
И еще прежде, чем минует год
Он жен как раз дюжину переберет.
Не по молитве, только по праву
Им достается такая забава.
А какой монах любит соснуть
И телу дать хорошо отдохнуть,
Надеяться может тот — бог мне судья,—
Что станет аббатом он, право, друзья.
В эту страну, чтобы путь найти,
Епитимью надо сперва пройти.
Надо сначала целых семь лет
В навозе свином просидеть,
По шею в него погрузиться —
Тогда сможешь там очутиться.
Милостивые, добрые лорды,
Если откажетесь гордо
Эту епитимью стерпеть,
Никогда вам тогда не суметь
Из этого света уйти туда
И остаться там навсегда.
Молитесь, чтобы вам помог
Туда попасть милосердный бог!
