Ранний буддизм: религия и философия - Лысенко Виктория Георгиевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
Учение о дхармах в махаяне — мадхьямика
Абхидхармистские школы рисовали психику человека как некое динамическое функциональное целое, каждый элемент которого — дхарма — имеет смысл только в качестве составной части системы. Классификации дхарм придавали этому целому определенную структуру. Вне классификаций отдельный элемент не имел никакой реальности. Авторы праджняпарамитских сутр отправлялись именно от этого. Взаимозависимые дхармы не могут быть подлинной реальностью, ведь зависимое по индийским представлением есть всегда нечто вторичное, производное. От чего же производны дхармы? Есть ли что-то такое, что свойственно всем им? Единственное, что у них общего — это сам факт их взаимозависимости, относительности, пустоты (шуньята). Стало быть, пустота есть то, к чему сводятся все дхармы, что лежит в их основе — последняя, высшая реальность. Так свершился переход от плюрализма раннего буддизма и хинаяны к последовательному монизму махаяны. Содержание праджни в праджняпарамитских сутрах связывается прежде всего с осознанием пустоты дхарм. Для сравнения— в абхидхарме праджня сводилась, напротив, к видению мира как потока дхарм.
Идея пустоты дхарм легла в основу учения крупнейшего буддийского философа Нагарджуны (2 в.), основателя школы мадхьямика («срединная») или шуньявада — учение о пустоте. Шуньята, преодолевающая оппозицию между существованием и не-существованием дхарм, тождественна «срединности» абхидхармистов, утверждавших существование дхарм. Нагарджуна критикует абхидхармитских философов за превращение буддизма из живого учения, пути спасения, в доктринальную систему основанную на концептуальных разграничениях. В действительности, все доктрины тоже «пусты», и Нагарджуна доказывает это методом «негативной диалектики». Цель этого метода показать, что, если какие-то дискурсивные идеи противопоставляются другими идеями (существование — несуществованию, бытие — небытию, самость — несамости), то из-за своей взаимозависимости и те и другие «пусты». Прочитаем отрывок из его сочинения «Шуньясаптати» в переводе С.Ю.Лепехова:
В сарвастиваде нирвана абсолютно противоположна сансаре, в мадхьямике же они отождествляются: нирвана (пустота) есть сущность сансары. В каждом сансарном существе подлинной его природой является «природа Будды», а «природа Будды» — это пустота. Люди испытывают неудовлетворенность от пустоты, страдают от отсутствия самостоятельной ценности своего сансарного существования, но та же пустота же, осознанная как таковая, есть источник и залог их прозрения и достижения высшего блаженства. С этим связаны два уровня реальности в учении Нагарджуны: 1) вьявахарика — уровень эмпирического, сансарного существования; и 2) парамартхика — уровень высшей истины, связанный с осознанием пустоты.
Если многообразие сансарного бытия есть лишь многообразие сосудов, емкостей для пустоты, то вполне естественно, что психотехническая практика мадхьямики основана на медитировании над пустотой. Практики хинаяны сохраняются, на их основе создаются более сложные, неизменно связанные с пустотой. Известны классификации из 16, 18 и 20 видов пустоты. Например: пустота внутреннего, пустота внешнего, пустота внутреннего и внешнего, пустота пустоты, великая пустота, пустота высшей истины (парамартха), пустота санскрита-дхарм, пустота асанскрита-дхарм, пустота беспредельного (атьянта), пустота безначального и бесконечного (анаварагра), пустота неотвергаемого (анавакара), пустота пракрити и другие. В отношении даже самых высоких «безубразных» (арупи) дхьян Будда говорил, что они «непостоянны» (аничча), Нагарджуна же сменяет рефрен «непостоянный» на рефрен «пустой». Раннебуддийский монах должен обязательно практиковать медитативные состояния, уметь входить в них и выходить из них. Здесь же «пустое» значил еще и «зряшное», «напрасное». Бодхисаттвы не нуждаются ни в каких упражнениях, они «безопорны», их праджня (пробуждение) не основана на практике. Практика тоже не должна превращается во что-то «существенное» — доктрину самоценную структуру, ведь в этом случае она становится объектом привязанности и тем самым — препятствием к праджне.
Меняется не только философское, но и религиозное отношение к сансаре. В раннем буддизме сансарный мир есть только неизбежное зло, которое следует преодолеть, в мадхьямике, как и в махаяне вообще, сансарное становится носителем высшей реальности пустоты, оттого и мир приобретает религиозную ценность, а вместе с ним приобретает ценность и мирская жизнь — обычная жизнь людей с ее радостями и заботами. Чтобы достичь духовного совершенства, необязательно уходить из мира, становиться монахом, можно продолжать свою обычную жизнь, но при этом видеть ее истинный смысл — наполняющую ее пустоту.
Возникновение йогачары
История буддийских школ и сект является прекрасной иллюстрацией того, что идея, доведенная до крайности, неизбежно порождает себе противоположную. Любую буддийскую школу или направление можно рассматривать как реакцию на идеи какой-то другой школы. Реакцией на эгоизм хинаяны явился альтруизм махаяны, реакцией на схоластический аналитизм сарвастивады — шуньявада. Однако шуньявада породила свою реакцию в виде другой махаянской философской школы — йогачары. Некоторые буддисты посчитали, что Нагарджуна чрезмерно возвеличил значение праджни в ущерб упая — искусных средств. Асанга, живший в IV—V вв., создал систему, призванную вернуть упая их утраченный статус. Он сделал ударение на практике успокоения (шаматха), то есть на йоге, в противоположность практике праджни (випассаны — «инсайта»). Отсюда одно из названий школы — «йогачара» (буквально «следование йоге» — это название, подчеркивающее важность йогической работы с сознанием, восходит к трактату Асанги «Йогачара-бхуми») В истоках этой школы тоже ряд махаянских сутр «второй волны» (4— 5 вв.) — «Ланкаватара» («Схождение (Будды) на Ланку»), «Ратна-кута» («Драгоценное собрание»), а также «Аватансака» («Гирляндовая сутра») из цикла праджняпарамитских сутр. Основателем йогачары был не только Асанга, но и его младший брат Васубандху, автор «Абхидхармакоши» (4 в.).
