От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) - Библер Владимир Соломонович (книги .TXT) 📗
"Точка" движущегося тела начинает пониматься - уже у самого Галилея, но особенно в последующей истории науки - как "центр тяжести", или "импульс", или - что особенно существенно - заряд (активная точка поля). Понятие силы оказывается нетождественным себе, делится "почкованием" (сила-энергия), из силы постепенно вырастает костяк собственно физической (не механической) системы понятий. Но это означает, что развивается и понятие движения, изменяется идея взаимодействия и т.д. и т.п.
Затем, когда сила (развитое понятие силы) вновь выносится вовне (иначе в контексте классической логики нельзя ни рассчитать, ни понять ее), выступает как эмпирически данный предмет размышления, цикл повторяется. Снова действует расчленяющая, раздваивающая интенция "майевтических" экспериментов...
Вот почему на горизонте классической науки постоянно маячит некая неклассическая, "непонятная" идея, идея планковского "действия", впервые выраженная в принципе инерции (в силе инерции). Вместе с троянским конем принципа инерции внутрь классической логики с самого начала было внесено субъектное определение движения, то есть не причина изменения движения, но движение как "causa sui".
Такое понимание можно было до поры до времени сводить на нет, заменяя понимание расчетом, можно было каждый раз загонять болезнь вглубь, подменяя каждое новое "почему?" новым "как?", разлагая вновь возникшее понятие силы на все более глубокие и конструктивные варианты "функционального закона" (аналитических представлений) и "геометрического парадокса" (синтетических гипергеометрических представлений).
Но каждое новое сопряжение "геометрического парадокса" и "аналитического закона" (двух определений сущности, как она воспроизводится внутри теории) снова продуцировало и развивало понятие силы как чего-то принципиально непонятного (но необходимого) для классической теории.
Непонятного в двух смыслах. Во-первых, как предмета понимания и, во-вторых, как некоего назревающего понятия (движение как "causa sui"), затаенного внутри классического понимания инерционного движения, долженствующего преодолеть в будущем классическое понимание. Во втором смысле "авторитарно-эмпирический" (так есть, и баста!) подход к понятию силы был своеобразным бегством от чуда, заклинанием грозящей катастрофы.
Так, сжатое с двух сторон - со стороны прошлого и со стороны будущего, существовало и развивалось разумно-рассудочно-интуитивно-экспериментирующее мышление Нового времени.
Соответственно практическое преобразование этого мышления также осуществлялось в двух "точках". У входа - как необходимость экспериментально-изолирующего определения предмета (объекта) познания, радикально противопоставленного субъекту и изолированного от иных предметов познания. На выходе из классической теории в практику - в расчете возможного будущего действия (в задаче фокусировать целостное движение как силу, импульс, энергию) - возникло знание "информативно-алгоритмическое" (авторитарное) - как приказ, указание, как основание "техники".
Итак, сколько ни отвергай "авторитарно-эмпирическое" "Я" теоретика, оно постоянно возрождается вновь, возбуждая новую атаку "Я" разумного, вновь расщепляясь на рассудочное "Я" и "Я" интуитивное, и т.д. и т.п. Да и само разумное "Я" существует в мышлении и постоянно возрождается в нем именно благодаря необходимости внимательно учитывать, и преодолевать; и трансформировать аристотелевскую "форму форм". Иначе достаточно было бы и рассудка.
Сказка про белого бычка начинается сначала. Неистребимый Симпличио снова оказывается alter ego бессмертного Сальвиати. Только рассудительный Сагредо продолжает ничего не замечать.
И все эта "хитрая механика": расщепление исходного авторитарно-эмпирического представления, порождение антиномически противопоставленных "аналитического рассудка" и "геометрической интуиции", новое порождение (внутри новой логики) авторитарно-эмпирических представлений, вновь предстающих перед экспериментирующим разумом Сальвиати, - осуществляется Галилеем в недрах "майевтического" эксперимента. Здесь я подхожу к основному выводу.
В итоге десятидневных "майевтических" экспериментов Галилей формирует, сопрягая разнородные образы мышления, новый образ теоретика, единый исследовательский коллектив Нового времени - "коллектив-личность" и тем самым формирует новую логику теоретизирования.
Внутри этой себетождественной личности теоретика уже нет ни Сальвиати, ни Сагредо, ни Симпличио в их жесткой противопоставленности друг другу. Не случайно в конце "Диалога...", а особенно "Бесед..." Симпличио все чаще мыслит "по Сальвиати", а Сальвиати понимает необходимость для нового мышления постоянного аристотелевского "присутствия"... Возникает (создается Галилеем) новый тип теоретика, в котором антиномически сотрудничают и дискутируют "Я" разумное (рефлексирующее над основами собственного мышления, невидимый организатор "майевтических" экспериментов); "Я" авторитарно-эмпирическое (тот "простак", над образом мыслей которого осуществляется эксперимент, но который постоянно возрождается вновь и вновь не только как "предмет преобразования", но и как заготовитель теоретического продукта "на вынос", в целях использования, в форме инструкции); "Я" изобретающее, "интуитивно" видящее суть предмета (когда разум проникает в тайный замысел своих идей, аксиом, он неожиданно перерождается и "интуицию предмета", в особую форму мышления, строящего, создающего невозможный для существования "предмет-парадокс"); "Я" рассудочное, аналитическое (неустанно переводящее "геометрические парадоксы" на язык строгих доказательств, и функциональную связь дифференциальных законов).
Именно это рассудочное "Я" представительствует вовне образ теоретика, задает структуру готовой теории90. (Здесь намечены лишь основные и признанные философской традицией участники мысленного диалога в "голове" теоретического гения. Для понимания особенностей нашего подхода достаточно и такого, схематического наброска. Далее я очерчу - с выходом на дальнейшее исследование - более развитую схему.)
Контрапункт диалога этих внутренних "Я" и составляет, как я предполагаю, действительную логику развития субъекта теоретического мышления Нового времени. И это именно логика.
Классическая формальная логика строит свою логическую теорию как формальную редукцию процесса "доказательства" для "профанов" (общение учителя - ученика, воспитателя и воспитуемого, управляющего и исполнителя). Таков единственно возможный путь, если предположить абстрактную себетождественность каждого из персонажей названной социальной связки.
Если же исходить из полифоничности самого "учителя", из нетождественности его с самим собой, то единственно возможным путем построения логики будет учение о мысленном диалоге. Для Нового времени это - форма антиномической связи (взаимопредположение и взаимоисключение) постоянных соучастников того "невидимого внутреннего колледжа", которым является "классический разум". Именно такой "коллектив-личность" развивает всю науку Нового времени. Развивает науку и в постоянном диамонологе развивается сам, вновь и вновь преобразуя (расширенно воспроизводя) исходный Галилеев эксперимент.
Что это за наука? О субъекте? Об объекте? Для существа "майевтического" экспериментирования такой вопрос бессмыслен. "Всеобщий труд" и новая форма самосознания (когда себя познает "Я", антиномически расчлененное, могущее активно и конфликтно взаимодействовать с самим с собой) осуществляются в Новое время - в контексте совместного труда - как форма знания о мире. Только тогда, когда "один глаз (исследователя) косит на нас, а другой - на Арзамас", только в таком "косоглазии", двуфокусности мышления и реализуется в Новое время социум культуры, социум всеобщего труда.
Теоретик, изобретенный Галилеем, есть сознательное воплощение тех потенций и того замысла, которые были присущи "Праксису" XVII - XIX (и начала XX) веков. Во всем движении мышления Нового времени продолжается двойственный Галилеев эксперимент.
