Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич (читаем книги бесплатно txt) 📗
Это была битва за реальность против сакральности, а значит, за ничто. И каких бы успехов европейцы ни достигли в своем нигилизме, то, с чем они вели войну — т.е. бытие — всегда, пусть тайно или парадоксально, через Dasein, с ними говорило. Модерн помнил о бытии даже тогда, когда о нем забывал, и само стремление забыть выдавало остатки памяти.
В постмодерне виртуальность окончательно прощается с любой — даже чисто негативной корреляцией с онтологией. Любое упоминание онтологии, любая ссылка на нее, просто исключены или возможны в форме симулякра, PR или шутки.
Но когда теряются последние следы бытия, исчезает и ничто. И хотя ничто по-настоящему начинается только в постмодерне, но именно поэтому оно и прекращает быть ничто. Чтобы выявить ничто, необходим контраст — контраст с бытием. Но поскольку бытия больше нет, то нет и его антитезы. Проблематики ничто в постмодерне нет.
Дэвид Линч как пророк постмодерна
Фильм Дэвида Линча «Твин Пикс» образно описывает философские параметры постмодерна. Ситуации, развертывающиеся в нем, представляют собой наглядную иллюстрацию суперпозиции структур, размывающих логику повествования. Мы понимаем отдельные сцены, сопереживаем героям, способны следить за развитием ситуаций. Но все это не складывается ни в какую цельную картину, в привычную для нас логику нарратива. Экзистенциалистское кино или Бунюэль научило нас к восприятию абсурдных ситуаций, к плохому концу или оборванному повествованию. Но тогда мы должны были дешифровать нигилистическое послание — трагизм, переживание утраты смыслов окружающего бытия, воспоминание о смерти, как единственном содержании жизни, потерявшей значение.
В «Твин Пикс» этого нет. Тревожность, разлитая в каждом кадре, никого не касается лично, никуда не ведет, не поддается дешифровке. В фильме нет реального и вымышленного, злодеев и хороших парней, но нет и экзистенциального одиночества. Этот фильм невозможно расшифровать, и нечего расшифровывать. В нем нет ни бытия, ни ничто. Это насыщенная реальность пустоты, где не может родиться ни ответ, ни вопрос.
Главная героиня — Лора Палмер — вполне может быть взята в качестве персонификации всей парадигмы постмодерна. Это совершенный симулякр. В молодой девушке на протяжении всего фильма открываются самые разные стороны, каждая из которых ни в чем не обогащает цельный образ, напротив, его окончательно запутывает. Мы не можем подобрать к ней ключ, потому, что в ней ничего не зашифровано, и чем больше мы стараемся, тем больше соскальзываем в сторону. Нас не покидает ощущение, что главное осталось за кадром, в стороне, что мы что-то пропустили и нам надо пересмотреть фильм еще раз. Но это не помогает, так как углубление в анализ персонажа оказывается невозможным в силу его абсолютной поверхностности.
В каком-то смысле, Лора Палмер может быть взята в качестве парадигмальной фигуры пророчицы постмодерна, «инициатриссы», «посвятительницы» в постмодерн. Она настолько непостижима и бессмысленна одновременно, что учреждает свою собственную недешифруемую постонтологию. Legacy of Laura Palmer.
Но в одном месте она все же дает нам подсказку. После очередного косяка она произносит фразу: «У нас есть всё за исключением всего». («We have all except everything»). — Это и есть главный секрет онтологии постмодерна, высшая формулировка постонтологии: «Всё за исключением всего».
Нет бытия, но нет и ничто. Есть всё, за исключением всего.
Вопросы и ответы:
Вопрос: Можно ли измерить симулякр по какой-то шкале?
Ответ: Постмодерн — такая среда, которая не позволяет отделить симулякр от несимулякра. По большому счету в постмодерне не может не быть симулякров, не бывает несимулякров. То, что не симулякр, того нет, поэтому там нет ничто, нет подлинности, нет действительности, нет онтологии, это постонтологическое явление. В этом отношении я замечаю, что вы рассматриваете почти как оскорбление, если вам скажут: «Ты не настоящий, ты — симулякр!»
Если мы поймем, в какой парадигме мы оказались, и насколько серьезно мы в ней оказались, насколько неслучайно мы здесь оказались, то все станет более серьезным... Конечно, у нас сознание не успевает за этим процессом, конечно, мы еще мыслим себя в парадигме модерна, а русские люди еще того раньше, в парадигме премодерна, и это все соприсутствует в нас.
Но определенные сегменты нашего общества, причем главные (власть, СМИ, культура, экономика и еще много что), уже давно там. И они будут подстраивать то кнутом, то пряником нас под эту парадигму. Будут подстраивать всех — включая русских, включая мусульман, которые категорически этого не хотят, включая представителей азиатской культуры, включая китайцев. И на этом фоне будет происходить сепарация.
Всякий, кто хочет иметь пластиковую карточку, звонить по мобильному телефону, входить в Интернет, посылать SMS друзьям, покупать продукты и вещи, должен будет сдать — пусть экстерном — экзамен на лояльность парадигме постмодерна. Если мы хотим быть в постмодерне, мы должны стать виртуальными, стать симулякрами, в противном случае нас туда не возьмут. А поскольку там сидят операторы, кураторы и провайдеры, которые раздают в постмодерне всё, — в том числе и право на существование, — то вне постмодерна остается мировой мусор, «зона неподключенности» («the zone of disconnectedness»), no словам одного современного американского политолога. Те, кого не стали подключать, не позволив им никуда ни войти, ни выйти.
Вопрос о преодолении постмодерна, тематика борьбы с симулякрами становится гораздо более фундаментальной проблемой, чем социальные теории классовых революций. Посмотрите, какая сложная проблематика в модерне (да, и в креационизме) связана с проблемой ничто, с das Sein (бытием) и das Seiende (сущим). Вдумайтесь, насколько фундаментальна была консервативная революция Хайдеггера. Это не просто всплеск интуиции и философских эмоций отдельных изолированных индивидуумов — «великих людей». Народы и государства бились за эти проблемы, клали миллионы жизней на стыках парадигм. Все это очень серьезно. Никакими простыми способами постмодерн преодолеть нельзя. Мы не можем ни остаться в модерне (нас оттуда смоет), ни вернуться в премодерн как ни в чем не бывало (не для того все это затеяли те, кто это затеял).
Так что надо дождаться конца курса, чтобы хотя бы отдаленно подойти к самой возможности взглянуть на ситуацию с необходимой дистанции. Эта дистанция связана с проблематикой Радикального Субъекта. Но об этом позже. Пока постарайтесь понять, что сейчас утверждается новая парадигма, парадигма постмодерна. И это серьезно.
Глава 4
Постгносеология
Гносеологическую проблематику, а также изменение структуры и системы познания, различные аспекты эпистемологии мы будем рассматривать при помощи привычной для нас методологии трех парадигма: премодерна, модерна и постмодерна. Каждая из этих парадигм может быть разделена на целый ряд подвидов, подтипов. Исследуя онтологию и ее эволюцию — «приключения бытия», мы уже столкнулись с насущной необходимостью выделить в рамках премодерна два типа традиционного общества — манифестационистский и креационистский. Это различение существенно при разборе гносеологии и ее эволюции по оси времени (time line), идущей от премодерна к постмодерну.
Грань, с которой начинается парадигмы модерна, чрезвычайно серьезна, так же, как и грань, отделяющая парадигму модерна от парадигмы постмодерна. Здесь мы сталкиваемся с фазовым переходом, обнаруживающим структуры одновременно двух парадигм — той, которая заканчивается, и той, которая начинается. Учитывая значение этих переходов, симметрии и асимметрии между всеми тремя парадигмами, мы не можем сразу рассмотреть гносеологию в парадигме постмодерна (или постгносеологию), не совершив предварительного обзора эволюции гносеологии в рамках предшествующих парадигм.
