Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Бэггет Дэвид (читаем бесплатно книги полностью txt, fb2) 📗
Это закон религиоведения: миф умирает в сказке; сказка — это надгробный камень на могиле мифа. То, что когда-то было серьезно (и жизненно, и смертельно серьезно), становится сначала формальным, затем непонятным, потом странным, потом смешным, потом фантастическим и, наконец, сказочным. Человечество расстается с прошлым не только смеясь, но еще и рассказывая о нем сказки.
Так Баба Яга когда-то была богиней, отвечающей за переход от жизни к смерти (и к новой жизни). В эпоху мегалита были распространены изображения «совиноглазой богини», которая спустя тысячелетия стала «Бабой Ягой» сказок: «Круглый, часто напоминающий колесо с втулкой и спицами глаз богини и связь с ней больших хищных птиц обусловлены плотоядением — саркофагией. Кельты по сей день именуют это существо Old Hag (Олд Хег) от древнекельтского „енгу“, созвучного с самоедским „Нга“. Так поныне называют богиню смерти зауральские угры. От этого же корня происходит и наша Баба Яга. Ее обязательный длинный отвисший нос, который в притолоку врос, — не что иное, как воспоминание о клюве хищной птицы; ее склонность поедать добрых молодцев и красных девиц, случайно оказавшихся в избушке на курьих ножках, — это саркофагия матери-Земли, принимающей в себя умерших в превратившейся в избушку могиле; и, наконец, сова или филин, сидящий на плече Яги или на коньке крыши ее избушки, — это священная птица совиноглазой мегалитической богини»[151].
Когда-то это было божество, подобное Харону греческой мифологии, связанное с так называемыми «обрядами перехода» (испытания, инициации, совершаемые над юношами и девушками при их переходе во взрослое состояние)[152]. Но теперь миф обмелел. И стал просто сказкой.
Существо, прописанное в сказке, — это существо, исключенное из реальной жизни и из реального культа. Ему не молятся и не приносят жертв (вновь вспомним, что в мирах Толкина и Ролинг отсутствуют храмы и жертвы, приносимые пусть даже самым высоким персонажам; в «Сильмариллионе» Толкиена нуменорцы под воздействием Саурона пробуют ввести культ не-Творца — и в итоге их город гибнет). «Теперь о язычестве. Вспомним апостольское определение — „Поклонение твари, а не Творцу“, — и все встанет на свои места. В книгах о Гарри Поттере нет „поклонения твари“. Там вообще нет поклонения, если там и присутствует Бог — то в виде фигуры умолчания. В этом плане можно сказать, что Роулинг пошла по пути Толкиена: в его книге Промысел Божий тоже не выпирает, отчего и звучат многочисленные обвинения в „неоязычестве“. Обвинители не останавливаются ни на минутку, чтобы чуть-чуть шевельнуть мозгами и вспомнить: основной критерий язычества — поклонение богам, а не Богу, чего ни у Роулинг, ни у Толкина в помине нет»[153].
Ребенок, играющий в сказку всегда помнит, что он именно играет, что это «понарошку». А уж тем более это помнят дети того возраста (от 11 лет и старше), на которых рассчитаны сказки Ролинг.
Есть, есть в этой сказке и заклинания, и рецепты зелий. Но все «рецепты» магии, описанные в ней, действуют лишь при наличии «волшебной палочки». Как и все заклинания старика Хоттабыча работали лишь при выдергивании волоска из его бороды (а не из бороды любого прохожего). А для изготовления «палочки» нужны то перья феникса, то рог единорога… Тут уж любой ребенок поймет, что это не те ингредиенты, что можно купить в зоомагазине, а значит, ему лишь останется играть «понарошку», используя карандаш вместо волшебной палочки. Рецепты волшебства из книг Ролинг использовать нельзя.
Так что напрасно пугать, будто «в этих книгах читатель найдет множество ну просто „ценнейших“ советов по магии. От описания техники полетов на метле или разглядывания будущего через волшебный кристалл до тайного заклинания, доступного только магам высокого класса, посредством которого вызывается сильнейший дух-хранитель»[154]. Ни один из этих рецептов ничуть не более технологичен и эффективен, чем любой другой сказочный рецепт.
По верному слову самарской православной журналистки Надежды Локтевой, «разница между сказочными волшебниками и реальными ведьмами и колдунами ничуть не меньше, чем между тремя поросятами из сказки и гадаринскими свиньями… Сказка — это миф, освобожденный от культа; как правило, подозревать любителя сказок в поклонении эльфам и гномам имеет не больше смысла, чем спрашивать, верит ли он в то, что кот может носить сапоги и шляпу, а лягушка — выйти замуж за царевича. Если бы меня интересовало, существуют ли эльфы на самом деле, я читала бы не сказки, а газеты и брошюры, издаваемые разного рода „контактерами“, лично встречавшимися со сверхъестественными существами… От разновидности фэнтези, которую можно назвать оккультной фантастикой, сказка отличается отношением к волшебству. В оккультной фантастике магия имеет научную природу — например, мы можем прочесть такое описание действий героя: „Он сконцентрировал свою энергию в плотный огненный шар и усилием воли направил его в жизненный центр врага“. Сказка никогда не стремится объяснить природу чудесного; оно всегда является как дар».
Поезд в школу волшебства уходит с платформы номер «Девять и три с четвертью». Таких платформ не бывает? Ну, значит, и поезд уходит в страну небывальщины, сказки и фантазии. И ломиться в эту страну с требованием, чтобы там все было столь же прозаично и чистенько, как на уроках правописания, — значит вывесить на своей шее табличку: «Я тупица. Детей мне не доверяйте. Иначе я их отучу фантазировать и смеяться».
А ведь есть такие «педагоги». Причем такие педагогические казусы могут случаться с людьми самых разных религиозных взглядов: от атеистов до иудеев. В одной еврейской школе малышам запрещали читать сказку «Три поросенка» по причине ее некошерности (свидетельство Е. А. Ямбурга на «круглом столе» радио «Эхо Москвы», 22.10.2002). А в некоторых православных листовках говорится, что бесы вселяются в мягкие игрушки (а потому их нельзя давать детям) и что крокодил Гена — «потомок древнего змия»…
Впрочем, таким проповедникам можно поставить и другой диагноз: «Противники Гарри Поттера — это безнадежно повзрослевшие люди. Они совершенно незаменимы и полезны в любой сфере деятельности»[155]. Кроме педагогики.
На что намекает «Гарри Поттер»?
«Сказка — ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок». Главное в сказке — ее урок, ее моралитэ. И в сказке про Гарри это моралитэ доброе.
Волшебные рецепты из «Гарри Поттера» не подействуют. Но зато вполне буквально можно применить другие советы обсуждаемой книги — «Если хочешь узнать человека получше, смотри не на то, как он обращается с равными, а на то, как ведет себя с подчиненными» (это совет крестного (!) отца Гарри).
Знаете, чему на самом деле учат эти книжки? Тому, что материнская любовь защищает лучше любого пистолета[156]. Что самая большая тайна и самая большая власть — это любовь. Что мужество и верность хороши. Что друзьям надо помогать. Что бояться зла нельзя и очевидное могущество зла не есть повод к тому, чтобы перейти на его сторону. Что, если настанет время делать выбор между легким и правильным, надо выбирать правильное[157].
Скучные банальности? Верно. Но вот для того, чтобы сделать их интересными, — и пришлось написать отнюдь не скучную сказку.
И с христианской, и с гуманистической точек зрения не могут не радовать финалы каждого тома. В решающей схватке Гарри побеждает не за счет превосходства в магической технике, а за счет волевой, жертвенной, любящей решимости. Во владении заклинаниями и магическим искусством младшеклассник не может превзойти Волан-де-Морта. Но его неумение проходить мимо друзей, попавших в беду дает ему шанс… Со временем это сознают даже его враги — и в пятом томе они пробуют использовать именно эту способность Гарри рискнуть собой ради спасения друга.
Главная сюжетная коллизия всей сказки — это необходимость выбора. Легче — спрятаться. Легче — плыть по течению, ни во что не вмешиваться. Легче — оставить поле боя за врагом, даже не вступив в бой. Трудно — вступиться за друга. И эти развилки Гарри и его друзья проходят безошибочно (хотя и получая раны и неся потери)…
