Эдмунд Гуссерль в контексте философии Нового Времени - Незванов Андрей (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Это мышление, фундирующее дух в телесном, или «научный материализм» и есть тот вирус, который поразил мозг Европы, и Гуссерль берётся промыть Старушке мозги. Он озадачивает читателя вопросом:
«А что, если весь изображенный здесь способ мышления основан на роковых предрассудках и именно его воздействие повинно в болезни Европы?» И продолжает: «Я убежден, что это действительно так; еще я надеюсь показать, что именно в нем лежит источник той уверенности, с которой современный ученый просто отвергает, считая, что не стоит даже пытаться, возможность обоснования чистой, в себе замкнутой всеобщей науки о духе».
Какой же рецепт предлагает Гуссерль от болезни естественнонаучного мышления? Не очень изобретательный: просто повернуться лицом к Беркли и Шопенгауэру. Долг, как говорится, платежом красен. Для этого нужно лишь вспомнить, что мир, природа и прочие имена суть имена наших представлений, а не конкретных физических «данностей», – в полном соответствии с концепциями эпохи классицизма, – нужно лишь применить на практике это достижение классицистической науки о языке в видах спасения Европы.
«В интересах разрешения проблемы Европы стоит здесь пойти поглубже и расшатать основу приведенных выше на первый взгляд убедительных аргументов. Историк, культуровед, специалист в любой сфере наук о духе, конечно, всегда имеет среди своих феноменов и физическую природу, в нашем примере природу Древней Греции. Однако эта природа - не природа в естественнонаучном смысле, а то, что считали природой древние греки, что стояло у них перед глазами как природная реальность окружающего мира. Иначе говоря, исторический окружающий мир греков - это не объективный мир в нашем смысле, но их картина мира, т.е. их собственное субъективное представление со всеми входящими сюда значимыми для них реальностями, среди которых, например, боги, демоны и т. д.»
Итак Гуссерль хочет сказать, что, что если мы возьмём (для примера) говорение о мире древних греков и поймём, что речь идёт не о реальном мире, а о представлениях эллинских умов, то это позволит нам отобрать «мир» у науки и вернуть его философам, поскольку представление относится к актам духа. И он отбирает:
«Окружающий мир - это понятие, уместное исключительно в духовной сфере. Что мы живем в нашем нынешнем мире, которым определяются все наши труды и заботы, - это чисто в духе совершающийся факт. Окружающий нас мир - это духовное явление нашей личной и исторической жизни. Следовательно, нет никаких причин тому, кто выбирает темой дух как дух, искать иное, чем чисто духовное, объяснение. И вообще нужно сказать: рассматривать природу окружающего мира как нечто в себе чуждое духу и поэтому подстраивать под науки о духе, желая сделать их якобы точными, естественнонаучный фундамент – абсурдно».
С последним тезисом трудно не согласиться. Выделение гуманитарных наук в особый автономный корпус, освобожденный из плена естествознания – благое дело. И если это заслуга Гуссерля, то честь ему и хвала. Хотя не мешало бы вспомнить, в таком случае, что мы не взяли у науки ничего, кроме узурпированного ею общего дискурса об общих представлениях. Эта операция не сделала говорение о духе наукой. Поэтому негоже сохранять за говорением о духе имя науки. Скорее, это институциональная общественная дискуссия, часть публичной жизни открытого общества, необходимая для перманентного становления практической политики и частной идеологии. Эта общественная дискуссия может иметь своим предметом и само естествознание, как общественную деятельность.
Гуссерль говорит по этому поводу: «Очевидно, совсем забыто, что естествознание (как и вся наука вообще) представляет собой духовную деятельность, а именно деятельность сотрудничающих ученых; как таковое оно наряду с прочими духовными явлениями относится к кругу фактов, подлежащих духовно научному объяснению. Не бессмыслица ли это и не логический круг, когда историческое явление "естествознание" хотят объяснить естественнонаучным образом, привлекая для этого естественные науки и открытые ими законы, которые сами - часть проблемы, ибо представляют собой духовный продукт?»
«Духовно научное объяснение» придётся оставить на совести Гуссерля. Мы бы сказали иначе: что «естествознание» должно обрести своё место в публичном самосознании в рамках институционального публичного говорения обо всём. Обо всём с публичных трибун говорят политики, общественные деятели, просто свободные граждане…. И около этого говорения существуют экспертные сообщества специалистов по говорению обо всём, и о том, о сём. Эти сообщества образуют корпус так называемых «гуманитарных наук». Однако, следует чётко понимать, что науки, рождённые техникой и рождающие технологии – это совсем другие науки; науки «в древнегреческом духе», по определению самого Гуссерля. В отличие от нас он полагает, что эти науки могут сопрягаться с естественными науками. В своих Идеях к чистой феноменологии он различает эти сопрягаемые науки как «науки о фактах и науки о сущностях».
§ 7. Науки о фактах и науки о сущностях
«Та (в свою очередь эйдетическая) взаимосвязь, какая имеет место между индивидуальным предметом и сущностью, согласно с чем каждому индивидуальному предмету принадлежна некая сущностная наличность — в качестве его сущности, равно как и наоборот — каждой сущности соответствуют возможные индивиды, которые были бы его индивидуализациями в фактическом, — закладывают основу для соответствующего сопряжения друг с другом наук о фактах и наук о сущностях».
«Сущностная наличность принадлежная индивидуальному предмету» – это конечно захватывает воображение. Почему-то на ум приходят деньги в кармане сюртука. Но, если простить эту небрежность языка, то уместно спросить, как мыслится это сопряжение? Не хочет ли он сказать, что изучение фактов даёт пищу для умосозерцания сущностей, и наоборот, созерцание сущностей может вдохновлять и направлять науки о фактах? Оказывается, нет. Оказывается «Имеются чистые науки о сущностях, как-то: чистая логика, чистая математика, чистое учение о времени, о пространстве, о движении и т. д.». И учёные этих чистых наук, такие как геометр, занимаются высматриванием сущностей:
«для геометра, исследующего не действительное, а „идеальные возможности", вместо опыта в качестве акта самого последнего обоснования выступает высматривание сущности». «И так во всех эйдетических науках».
«С этим связан практический идеал точной эйдетической науки…». А в связи с этим последним в свою очередь находится идеал „математизации"…».
Тут не знаешь, что и сказать – XX-й век переболел математизацией всех наук. Теперь об этом не вспоминают. Следующие параграфы разбираемого опуса Гуссерля просто уже недостойны внимания. Вот, например, цитата из десятого параграфа «Регион и категория»:
«Перенесемся теперь вовнутрь какой-нибудь эйдетической науки, например, вовнутрь онтологии природы (sic!), — тут окажется (и это нормально), что мы устремлены не к сущностям в качестве предметов, но к предметам, подчиняемым сущностям, — в нашем примере региону „природа" (Это такая региональная сущность! Авт.). Однако, при этом мы наблюдаем, что „предмет" — это рубрика, в какую попадают самые разные, но при этом сопринадлежные образования, например „вещь", „свойство", „отношение", „положение дел", „множество", „порядок" и т. д., — все они не тождественны друг другу, но всякий раз отсылают нас к известного вида предметности, обладающей, так сказать, преимуществом пра-предметности, по отношению к каковой все прочие как бы выдают себя лишь за простые модификации. В нашем примере таким преимуществом обладает, естественно, сама вещь — перед свойствами вещи, отношениями и т. д. Но вот именно это-то и есть фрагмент той формальной устроенности, без прояснения каковой спутанными останутся и речь о предмете, и речь о предметном регионе. Из этого же прояснения, которому мы посвятим следующие ниже рассуждения, само собою проистечет и важное понятие категории, в его сопряженности с понятием региона.
