Разум и природа - Бейтсон Грегори (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Что нуждается в изучении и описании, так это общая структура или матрица сплетенных друг с другом сообщений, абстрактных тавтологий, предпосылок и примеров.
Но и сейчас, в 1979 году, еще не существует общепринятого метода описания всего этого хитросплетения. Мы даже не знаем, с чего начать.
Пятьдесят лет назад мы предположили бы, что лучше всего для этой задачи подходит логический или количественный метод, или оба вместе. Но мы увидим – и это должен знать каждый школьник – что применение логики к описанию замкнутых цепей неизбежно приводит к парадоксам, и что количество – это вовсе не то, что нужно для понимания сложных систем коммуникации.
Иначе говоря, логика и количественный подход оказываются непригодными для описания организмов, их взаимодействий и внутренней организации. Подробнее мы рассмотрим этот вопрос позднее, а пока лишь отметим тот факт, что сейчас, в 1979 году, не существует общепринятого способа объяснения или даже описания явлений биологической организации и человеческого взаимодействия.
Тридцать лет назад в своей Теории игр Джон фон Нейман заметил, что в науках о поведении нет такой простой модели, которая сыграла бы в биологии и психиатрии ту же роль, какую ньютоновская частица сыграла в физике.
Существует, однако, несколько разрозненных мыслей, которые помогут достичь моих целей. Поэтому я воспользуюсь методом Малыша Джека Хорнера [Известный персонаж детского стихотворения: «Маленький Джек Хорнер Сидел в углу И ел рождественский пирог. Он засунул в него палец И вынул сливу, Сказав: «Какой я молодец». – Прим. перев.] и буду вынимать сливы, показывая их одну за другой; тем самым мы получим последовательность, позволяющую перейти к перечислению некоторых основных критериев процессов мышления.
В Главе 2, «Каждый школьник знает», я приведу несколько примеров тех истин, которые считаю просто необходимыми – во-первых, для школьника, если он хочет когда-нибудь научиться мыслить, во-вторых, я уверен, что живой мир устроен в соответствии с этими простыми утверждениями.
В Главе 3 я делаю то же самое, но вниманию читателя предлагается ряд случаев, когда объединение двух или более источников информации порождает информацию, принципиально отличающуюся от той, что поступает от каждого из этих источников.
В настоящее время не существует науки, занимающейся объединением отдельных частей информации. Но я покажу, что эволюционный процесс должен зависеть от такого двойного приращения информации. Каждый эволюционный шаг – это добавление информации к уже существующей системе. Поэтому комбинации, гармонии и диссонансы между последовательными частями и слоями информации создают множество проблем для выживания и множество направлений для изменения.
В Главе 4, «Критерии разумности процесса», описывается ряд характеристик, сочетание которых в нашей биосфере, по-видимому, всегда приводит к возникновению разума. В остальной части книги мы более подробно рассмотрим проблемы биологической эволюции.
Основной тезис этой книги состоит в следующем: я убежден, что полезно и возможно размышлять о многих проблемах порядка и беспорядка в биологическом мире, и что мы в настоящее время обладаем большим набором инструментов мышления, которыми не пользуемся – частично из-за того, что не знаем многих уже доступных идей (это в равной мере относится к профессорам и к школьникам), частично – из-за того, что боимся последствий, которые неизбежно возникнут в результате отчетливого взгляда на человеческие дилеммы.
II. КАЖДЫЙ ШКОЛЬНИК ЗНАЕТ…
Воспитание обычно направляет нас по ложному пути;
Мы верим в то, что нам было внушено.
Священник продолжает то, что начала нянька,
И так взрослый оказывается под влиянием ребенка.
Наука, подобно искусству, религии, коммерции, войне и даже сну, основана на предпосылках. Однако она отличается от большинства других областей человеческой деятельности тем, что предпосылки ученых не только определяют направление научного мышления, но и самые цели ученых состоят в том, чтобы проверять и пересматривать старые предпосылки и создавать новые.
Что касается научной деятельности, то, очевидно, желательно (хотя это и не безусловно необходимо), чтобы ученый сознавал и был способен формулировать собственные предпосылки. Для научного суждения также полезно и необходимо знать предпосылки других ученых, работающих в той же области. И прежде всего, читателю научных работ необходимо знать предпосылки автора.
Я преподавал различные разделы биологии поведения и культурной антропологии самым разным американским студентам – и первокурсникам, и ординаторам психиатрической больницы, я вел занятия в разных учебных заведениях и клиниках и обнаружил, что в мышлении всех студентов имеется очень странный пробел, объясняющийся недостатком определенных средств мышления. Этот недостаток в равной мере встречается на всех уровнях образования, у студентов обоего пола, гуманитарных и научных специальностей. Я имею в виду незнание предпосылок не только в науке, но и в повседневной жизни.
Как ни странно, этот пробел менее заметен среди двух групп студентов, которые, как можно было бы подумать, должны резко отличаться друг от друга: среди католиков и марксистов. Представители обеих этих групп что-то думали, или им что-то рассказывали о мышлении людей за последние 2500 лет, и у них имеется некоторое представление о важности философских, научных и эпистемологических предпосылок. Обеим этим группам трудно преподавать, ибо они приписывают «правильным» допущениям и предпосылкам такое значение, что любое отклонение от них кажется им ересью, угрожающей им отлучением. Естественно, тот, кто боится впасть в ересь, старается осознать собственные предпосылки и приобретает соответствующий навык.
Тот, кто не допускает даже возможности того, что можно заблуждаться, не способен научиться ничему, кроме конкретных навыков.
Предмет этой книги весьма близок к сущности религии и к сущности научной ортодоксии. Ее предпосылки – а большинству студентов нужно еще объяснять, что такое предпосылка – следует формулировать совершенно отчетливо.
Но существует еще одна трудность, свойственная почти исключительно Америке. Американцы, без сомнения, не менее жестко придерживаются своих предпосылок, чем все прочие люди (в том числе и автор этой книги), но они странным образом реагируют, когда встречаются с отчетливой формулировкой какой-либо предпосылки. Подобные формулировки обычно воспринимаются ими как враждебные, насмешливые или – что серьезнее всего – какавторитарные.
Дело обстоит так, что в нашей стране, созданной ради свободы религии, преподавание религии в государственной системе образования запрещено. Члены не очень религиозных семей вне дома не получают никакого религиозного воспитания.
Вследствие этого, любая формальная и отчетливая формулировка допущений или предпосылок вызывает нечто вроде сопротивления, выражающегося, однако, не в возражениях (поскольку слушатели не знают предпосылок, лежащих в основе возможных возражений, и не умеют их формулировать), а в глухоте, которую дети развивают у себя, чтобы отгородиться от суждений своих родителей, учителей и религиозных авторитетов.
Как бы то ни было, я убежден, что научные предпосылки важны, что существуют лучшие и худшие способы построения научных теорий, и что важно настаивать на отчетливой формулировке предпосылок, чтобы в случае необходимости их можно было улучшить.
Итак, в этой главе перечисляются предпосылки. Одни из них читателю уже знакомы, другие могут показаться странными тем, чье мышление оберегали от неприятного сознания, что некоторые предпосылки могут быть просто ложными. Некоторые инструменты мышления столь грубы, что почти бесполезны; другие столь остры, что опасны. Но умный человек умеет пользоваться теми и другими.