Боги, Герои, Мужчины. Архетипы мужественности - Бедненко Галина Борисовна (читать книги .TXT) 📗
Вспоминают, что Оливер Кромвель в начале своей политической карьеры повел борьбу против осушителей болот, которые лишили прав пользования землями мелкое и среднее крестьянство в округе. Локальный имущественный конфликт, впрочем, перерос в политический. Потом случилась революция, а Кромвель стал ее вождем и диктатором.
Все мы еще хорошо помним Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина — «главных заступников» рабочих, так называемого пролетариата. Имея самые общие, случайные и теоретические представления о том, как плохо живется рабочим (я не говорю, что им жилось хорошо!), они выступали как защитники интересов рабочего класса, при этом не принадлежа ему ни в малейшей степени. Так разночинцы-народники любили крестьянство и страстно хотели ему помочь — и для этого почему-то убивали чиновников. Они изучали хозяйственный и народный быт по книгам и газетам, образовывали общества вроде «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и в результате становились профессиональными оппозиционными политиками низшего и среднего звена, революционерами.
Революционер
Прометей не пытался взорвать Олимп или напустить змей в опочивальню Зевса и Геры. Он лишь выражал свое несогласие с политикой громовержца (у Эсхила) и готовил людей, смертных, к лучшей жизни. Он обладал даром провидения, на который претендуют и все идеологи общественных течений. Они «вещают» о том, что видят в прошлом, настоящем и будущем. И учат людей видеть мир таким, каким он видится им. Некоторые из них, безусловно, пытаются непосредственно убить кого-то или что-то подорвать, как Иван Каляев или другие революционеры-террористы, но такое непосредственное действие и «мученическая» смерть больше характерны для сценария Ареса. Обычно мужчина-Прометей ничего сам не делает. Он лишь объясняет и учит. В том числе — убивать и взрывать. А также видеть мир определенным образом, различать главным образом Свет и Тьму. Или то, что он назовет Светом и Тьмой.
Вспомним Льва Давидовича Бронштейна (Троцкого). Он обладал и острым умом, и полемическим и ораторским даром; был энергичен, амбициозен и самоуверен. Ему нравилось быть лидером, и он наслаждался трибуной. Он умел, как и все успешные (к сожалению) лидеры той эпохи, убедить малообразованную публику в правоте своих радикальных взглядов, изложить самые странные вещи популярным языком и послать людей вперед, к цели. Он стал фактическим руководителем октябрьского вооруженного восстания, и оно пришлось на день его рождения.
Такой человек обыкновенно настаивает на казни предыдущего (или еще не свергнутого) правителя. Так Кромвель настоял на казни короля Карла I. Так был казнен Людовик XVI, его жена и многие дворяне. Погибла царская семья Романовых. Принимали решения об убийстве царей и королей не палачи и не непосредственные убийцы. Это делали те, кто ни разу не обагрил свой собственные руки кровью. Но это не значит, что они не в ответе за убийство [163].
Революционеры не останавливаются на убийстве предыдущего своего правителя, не прикладывают все силы к установлению порядка в своей стране, — они стараются пронести Огонь Революции по всему миру. Так начала войны Республиканская Франция, нагнав ужаса на остальную Европу. А Троцкий разработал идею «перманентной мировой революции» [164]. И отсюда — так любимая в коммунистической идеологии прометеевская символика факела, принесенного с неба огня.
«Экспроприация экспроприаторов»
Главное деяние Прометея — кража им огня с Олимпа, от огненной колесницы Гелиоса. Конечно, можно соотнести это деяние с другими подобными поступками трикстеров, которые все время что-то похищают, обманывают или попадаются в собственные ловушки. Но Прометей давно уже претендует на большее. Сохраняя черты демиурга-трикстера (создание людей, кража, соперничество с верховной властью, наказание), он давно уже воспринимается героем величественным и пафосным, фигурой уже не двойственной, как трикстер, а цельной, как герой.
Подобным же образом революционеры всех времен и народов занимались «экспроприацией экспроприаторов», радикальные государственные реформаторы — конфискацией имущества своих противников. Все они объясняли это пользой для правого дела. Вновь мы видим некую коллективную фантазию о герое, отнимающем у тех, кто имеет, то, в чем нуждаются неимущие. Трикстер перестает быть только элементом человеческой души и взваливает на себя социальную роль. Это роль Прометея — «примера для подражания», как писали в школьных сочинениях.
Александр Львов в статье «Мифологемы обновления традиции: Прометей и Моисей» [165] показывает, что эта кража подобна разрыву человека Нового времени с ценностями традиционного общества:
«Прометей разрушает личные отношения между дающими и получающими, превращая связующее их умение в объект, которым люди могут пользоваться по своему усмотрению… Популярность Прометея как образца для подражания, как идеального героя, с которым сравнивают выдающихся людей, растет в Новое время параллельно с развитием рационально-методического подхода к организации жизни, захватывающего все новые и новые позиции, прежде принадлежавшие традиции («предрассудкам»). Заслуженное — за воровство и обман — наказание Прометея, полученное им от богов, преобразуется в мотив враждебных действий, совершаемых по отношению к герою людьми, его современниками — защищающими предрассудки институциями или косной чернью, не умеющей по достоинству оценить предлагаемые ей дары, убивающей героя своей завистью, непониманием или равнодушием».
Технократия
Можно заметить взаимосвязь между действиями и целеполаганиями Прометея и строительством технократического общества, в котором есть место для всего точного, прикладного и ремесленного, логичного и идейно обоснованного. Но нет места художественному творчеству и музыке, сомнениям, эмоциям, терзаниям, чувствам, индивидуальным страстям.
Вспомним Робеспьера и его попытку установить культ Разума во Франции. Или аскетизм Кромвеля, который закрыл все увеселительные заведения, в том числе и театры. Или фразу Ленина об искусстве: «Я в искусстве не силен. Искусство для меня, это… что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его — дзык! дзык! вырежем. За ненужностью» [166].
Титан Прометей был влюблен в Афину, богиню разума и гигиены (была Афина Гигейя). Революционеры Нового и Новейшего времени часто пытались построить некую Утопию, или Анти-Утопию, стерильное государство, где все жители будут благочестивы и порядочны, правители — справедливы и разумны, жизненное устройство — рационально и предсказуемо. В лучшем случае их мечты оставались фантазиями.
Стратегия и тактика
Прометей рисуется нам мудрым стратегом и умелым тактиком. Он руководит своим братом Эпиметеем («крепким задним умом» — это перевод его имени), и пока последний выполняет его указания, действительно все идет неплохо.
Мужчины «прометеевского» типа обычно такими и бывают. Они не всегда успешны и дальновидны (все-таки смертные), но бывают энергичными организаторами, очень упрямыми идеологами и убедительными ораторами. Мощь их воли сминает более слабых политических противников. Если легитимной властью обладает не зрелый мужчина-Зевс, то власть он теряет. Прометей даст людям огонь революции (восстания, мятежа) и все заполыхает.
Так после прихода большевиков к власти Троцкий стал наркомом иностранных дел. Он, участвуя в сепаратных переговорах с державами «четверного блока», и выдвинул формулу «войну прекращаем, мира не подписываем, армию демобилизуем». Сделка, возможная в закулисной борьбе между частными лицами, но абсолютно неэффективная в отношениях между такими глобальными субъектами, как государства с их мощью инерции. Троцкий не был Зевсом, он не видел, как работает государственная машина, тем более на военном положении. Он знал, как ее можно сломать, но не знал, как и с какими темпами она работает. Ленин, ставший «новым Зевсом» (и неслучайно), после этого добился официального подписания мира. А Троцкий ушел с поста наркома.
