Что такое собственность? - Прудон Пьер Жозеф (мир книг TXT) 📗
Такое прогрессивное и болезненное воспитание инстинкта, медленное и неощутительное изменение самопроизвольных восприятий и превращение их в обдуманное знание не замечается у животных. Инстинкт их остается неизменным и бессознательным.
Согласно Фредерику Кювье, проведшему резкую грань между умом и инстинктом животных, последний «есть особое первобытное свойство, подобное чувствительности, раздражимости, уму. Волк и лисица, узнающие капканы, в которых побывали раньше, и избегающие их, собака и лошадь, понимающие даже наши слова и повинующиеся нам, обнаруживают ум. Но собака, прячущая остатки еды, пчела, строящая ячейку, птица, свивающая гнезда, – все они действуют по инстинкту. Инстинкт существует и у человека: только благодаря особому инстинкту дитя, появляясь на свет, сосет грудь матери. Но человек во всех почти своих действиях следует разуму; у него разум дополняет инстинкт, у животного же, наоборот, инстинкт дополняет разум» (Флуранс. Résumé analytique des observations de F. Cuvier).
«Для того чтобы составить себе ясное понятие об инстинкте, надо допустить, что в мозгу у животных существуют врожденные и постоянные образы и ощущения, заставляющие их действовать так, как обыкновенно заставляют действовать постоянные и случайные ощущения. Это нечто вроде сна или видения, постоянно преследующего животных; во всем, что касается их инстинкта, их можно рассматривать как ясновидящих» (Ф. Кювье. Introduction au régne animal).
Чем же отличается человек от животного, раз и ум и инстинкт, хотя в разной степени, свойственны обоим? По мнению Ф. Кювье, человек отличается от животного способностью рассуждать или рассматривать умственно, путем углубления в свое я, свои собственные изменения.
Положение это неясно и требует пояснений.
Если признавать за животными ум, то надо также признать за ними известную степень способности суждения, ибо ум не может существовать без последней, и сам Ф. Кювье доказывает это целым рядом примеров. Заметим, однако, что ученый–наблюдатель определяет способность суждения, которою мы отличаемся от животных, как способность рассматривать наши собственные изменения. Я постараюсь уяснить эту мысль, дополнив чересчур лаконичное положение философа–натуралиста.
Приобретенный животными ум никогда не побуждает их видоизменять приемы, которые они выполняют инстинктивно; ум вообще дан им лишь для того, чтобы они могли справиться с неожиданными случайностями, нарушающими их обычные приемы. У человека, наоборот, инстинктивные действия непрестанно превращаются в обдуманные. Так, напр., человек, общительный в силу инстинкта, становится с каждым днем общительнее благодаря способности суждения и способности выбирать. Человек создал язык инстинктивно [62] и инстинктивно же сделался поэтом; теперь же он из грамматики сделал науку, а из поэзии искусство. Он верит в Бога и будущую жизнь бессознательно и, смею сказать, инстинктивно. Своему понятию о Боге и будущей жизни человек придавал последовательно то чудовищную, то странную, изящную, утешительную или устрашающую форму. Все те различные виды культа, над которыми смеялось легкомысленное неверие XVIII столетия, представляют собою ряд форм, выражавших собою религиозное чувство. Когда–нибудь человек уяснит себе, что такое Бог, к которому стремятся его помыслы, и чего можно ждать от будущей жизни, которой жаждет его душа.
Человек не придает никакого значения тому, что он делает инстинктивно, и даже презирает инстинктивные действия. Если же человек и восхищается ими, то только как творениями природы: отсюда забвение имен первых изобретателей; отсюда наше равнодушие к религии и презрение к ее обрядам. Человек ценит только создания разума. Самые изумительные творения инстинкта в его глазах лишь счастливые находки; он называет открытиями, я чуть не сказал – творениями, создания разума. Инстинкт порождает страсти и энтузиазм; разум создает преступления и добродетель.
Для развития своего ума человек пользуется не только своими собственными наблюдениями, но также наблюдениями других; он записывает опыт, хранит предания; таким образом, ум развивается не только у личности, но и у рода. У животных знания не передаются; воспоминания каждого индивида погибают вместе с ним.
Поэтому недостаточно сказать, что мы отличаемся от животных способностью суждения, если под этим не подразумевается постоянная тенденция нашего инстинкта сделаться разумом. Пока человек повинуется инстинкту, он не сознает того, что делает; он никогда не заблуждался бы, для него не существовало бы ошибок, зла и неурядиц, если бы он, подобно животным, руководствовался одним только инстинктом. Но Создатель одарил нас способностью суждения, для того чтобы наш инстинкт превратился в разум. Так как способность суждения и порождаемое ею знание имеют различные степени, то случается, что вначале она не руководит инстинктом, а только мешает ему; что, следовательно, наша способность мыслить заставляет нас действовать вопреки нашей природе и нашим целям, что, заблуждаясь, мы делаем зло и страдаем от него. Это будет происходить до тех пор, пока инстинкт, ведущий нас к добру, и способность суждения, заставляющая нас делать ошибки, уступят место познанию добра и зла, познанию, которое даст нам возможность искать первое и избегать последнего.
Итак, зло, т. е. заблуждение и его последствия, – дитя двух враждующих способностей: инстинкта и разума; вторым и неизбежным плодом их должно быть добро или истина. Я буду продолжать сравнение и скажу, что зло – продукт кровосмешения двух противоположных сил; добро же рано или поздно явится законным плодом их таинственного и священного союза.
Собственность, порожденная способностью суждения, укрепляется благодаря сравнениям. Но подобно тому как размышлениям и рассуждениям предшествует самопроизвольность, наблюдению – ощущение, опыту – инстинкт, так собственности предшествует общность (коммунизм). Общность, или простая ассоциация, является неизбежной целью, первоначальным проявлением общительности, самопроизвольным движением, в котором эта общительность обнаруживается; это первый фазис человеческой цивилизации. При таком состоянии общества, получившего от юристов название отрицательной общности, человек сближается с человеком, делится с ним плодами земли, молоком и мясом животных. Мало–помалу эта общность, отрицательная потому, что человек ничего не производит, стремится сделаться положительной и соответствующей развитию труда и промышленности. Но тогда–то именно автономия мысли и ужасная способность рассуждать о том, что хуже и что лучше, показывают человеку, что если равенство есть необходимое условие общества, то общность есть первый вид рабства.
Чтобы представить все это в виде гегельянской формулы, я скажу:
Общность, первая форма, первое проявление общительности, есть первый член социального развития, тезис; собственность, противоречащая общности, есть второй член, антитезис; остается найти третий член, синтез, и мы найдем требуемое решение. И вот синтез неизбежно вытекает из поправки, внесенной в тезис антитезисом. Нужно, следовательно, рассмотреть их характерные черты и исключить из них все враждебное общительности; соединив оставшееся, мы получим истинную форму человеческого общества.
2. Основные черты общности и собственности
I. Я не должен скрывать, что вне собственности или вне общности никто еще не представлял себе возможности общества: это печальное заблуждение дало жизнь собственности. Неудобства общности так очевидны, что критикам никогда не приходилось тратить особенно много красноречия для того, чтобы внушить людям отвращение к ней. Неисправимая несправедливость общности, насилие, совершаемое ею над симпатиями и антипатиями, железное ярмо, налагаемое ею на волю, нравственные пытки, причиняемые ею совести, слабость, на которую она осуждает общество, и, наконец, блаженное и тупое однообразие, которым она оковывает свободную, деятельную, разумную и непокорную личность человека, – все это восстановило против нее здравый смысл и бесповоротно осудило ее.
