Понятие сознания - Райл Гилберт (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Но это еще далеко не все. Теперь мы должны обратить внимание на то, что мы используем местоимений — как и собственные имена — самыми разными способами. Если мы не поймем различия в употреблении словами, несколько менее выраженные, в употреблении слов «ты» и «он», то возникнут дальнейшие мистификации.
В предложении «I am warming myself before the fire» («Я согреваюсь у огня») слово «myself» можно без нарушения смысла заменить словами «мое тело». Но местоимение нельзя я заменить на «мое тело», не превратив фразу в бессмыслицу. Сходным образом в предложении «Кремируйте меня после того, как я умру» слова Я и «меня» используются по-разному. Поэтому иногда мы можем, а иногда не можем заменять местоимения первого лица на оборот «мое тело». В некоторых случаях я даже могу говорить о части моего тела, но не могу использовать для этого местоимения Я и «меня». Если мои волосы обгорели в огне, я могу сказать «Я не обгорел, только волосы у меня обгорели», хотя я никогда не мог бы сказать «Я не обгорел, обгорели только мои лицо и руки». Часть тела, нечувствительная к боли, которой я не могу двигать по собственному желанию, является моей, но не является частью меня. Наоборот, можно иногда говорить и «меня» о механических добавлениях к телу, таких, как автомашина или трость: «Я задел почтовый ящик» означает, что машина, которую я вел, задела почтовый ящик.
Рассмотрим теперь некоторые контексты, в которых местоимениями «меня» невозможно заменить словами вроде «мое тело» или «моя рука». Возьмем высказывание «Я сожалею, что я вмешался в этот конфликт». Тут, может быть, я соглашусь на подстановку слов «мой кулак вмешался» вместо «я вмешался». Но, уж конечно, я не соглашусь на подстановку «мой кулак» вместо Я в выражении «Я жалею». Не менее абсурдно было бы говорить, что «моя голова припоминает», «мой мозг делит большие числа» или «мое тело борется с усталостью». Может быть, именно вследствие абсурдности таких подстановок многие люди склонны описывать человека как соединения тела и чего-то бестелесного.
Мы, однако, еще не исчерпали весь список своеобразных использований слог Я и «меня». Ибо мы находим еще одну группу их употреблений, в которой вообще невозможна замена личных местоимений первого лица словами, обозначающими мое тело. Вполне осмысленно сказать, что я поймал самого себя на тон, что начинаю засыпать, но я не могу поймать мое тело на том, что начинал засыпать, как и мое тело не может поймать меня на этом. Можно сказать также, что ребенок рассказывает сам себе сказку, но бессмысленно объявлять его тело рассказчиком или слушателем.
Такого рода противоположности, связанные прежде всего с описаниям операций самоконтроля, побудили многих проповедников и некоторых мыслителей говорить, что обычная личность — это своего рода комитет или команда лип размещающаяся под одной кожей, словно мыслящее и решающее Я — это одна личность, а жадное и ленивое Я — другая. Но такого рода образы совершенно бесполезны. Частью того, что мы понимаем под «личностью», является способность ловить себя на том, что начинаешь засыпать, рассказывать себе сказки или обуздывать свою жадность. Поэтому предполагаемое сведение личности к команде лиц просто умножит их, не объясняя, как одна и та же личность может одновременно быть рассказчиком и слушателем, существом бдительным и сонным, бешено несущимся в автомобиле и одновременно получающим удовольствие от такой гонки. Приемлемое объяснение должно начинаться с осознания того, что в утверждениях типа «Я поймал себя на том, что начинаю засыпать» два местоимения — Я и «себя» (myself) — не являются именами разных лиц, поскольку они вообще являются не именами, а индексными словами, используемыми в разных смыслах в разных контекстах, как это мы видели в утверждении «Я греюсь у огня» (хотя сама эта разница различна в разных контекстах). Если кому-то покажется неправдоподобным, что в одном и том же предложении дважды использованное местоимение первого лица[11] одновременно и указывает на одного и того же человека, и имеет два различных смысла, то пусть вспомнят, что так же бывает и с обыкновенными собственными именами и другими словами, обозначающими личность. Так, в предложении «После венчания мисс Джонс уже не будет больше мисс Джонс» не утверждается, что такая-то женщина перестанет быть самой собой и станет другой личностью. Речь просто идет о том, что изменятся ее фамилия и социальный статус. А предложение «После возвращения Наполеона во Францию он перестал быть Наполеоном» означает только то, что изменился его статус как военачальника. Аналогичен этому смысл распространенного выражения: «Я — уже не я». Утверждения «Я только что начинал засыпать» и «Я поймал себя на том, что только что начинал засыпать» принадлежат различным с логической точки зрения типам, поэтому местоимения Я имеют в них различную логическую силу.
Рассматривая специфически человеческое поведение, т. е. то, на которое не способны животные, младенцы и идиоты, мы должны обратить особое внимание на тот факт, что некоторые виды действий относятся к другим действиям. Когда человек мстит другому за что-то, насмехается над ним, отвечает ему или играет в прятки, его действия относятся к действиям партнера. В известном смысле (который будет уточнен ниже) выполнение действий этого человека включает мысль о действиях другого. Если человек шпионит за другим или одобряет его действия, то он имеет дело с действиями другого человека. Я не могу вести себя как покупатель, если вы (или кто-то еще) не станете вести себя как продавец. Если кто-то изучает показания, то для этого сначала некто должен был их дать; кто-то должен играть на сцене, чтобы другие могли быть театральными критиками. Для описания таких действий, предполагающих действия других, иногда удобно использовать термин «действия более высокого порядка».
Некоторые, хотя и не все, действия более высокого порядка влияют на действия более низкого порядка. Если я просто обсуждаю ваши действия за вашей спиной, то мое действие относится к вашим поступкам в том смысле, что предполагает мысль о том, как вы осуществляете свои действия. Но это не меняет ваших действий. Это особенно ясно в случае, если комментатор или критик выступает после смерти лица, о чьих действиях он выносит суждение. Историк не может изменить поведение Наполеона во время битвы при Ватерлоо. Но время и тактика моей атаки влияют на время и методы вашей защиты. А то, что я продаю, имеет самое непосредственное отношению к тому, что вы покупаете. Далее, когда я говорю о действиях одного лица, влияющих на действия другого, я включаю сюда и действия, осуществляющиеся в силу ложного представления, что другой сделал нечто такое, чего он в действительности не делал. Ребенок, восхищающийся тем, как ловко я притворяюсь спящим, когда я вовсе не притворяюсь, а по-настоящему уснул, осуществляет действие, предполагающее мое действие в разъясненном выше смысле. И Робинзон Крузо действительно беседовал со своим попугаем, если верил (или отчасти верил), что птица его слушает, даже если его вера была ошибочной.
И, наконец, есть много видов деятельности, имеющих отношение к действиям будущим, вероятным или только возможным. Когда я подкупаю вас, чтобы вы за меня голосовали, вашего акта голосования еще нет и может вообще не быть. Упоминание о вашем голосовании входит в описание моего подкупа, но оно должно иметь вид «что вы будете голосовать за меня», а не «потому, что вы голосовали за меня» или «потому, что я думаю, что вы голосовали за меня». Сходным образом мое обращение к вам предполагает (только в этом смысле), что вы поймете меня и согласитесь со мной, а именно что я разговариваю, чтобы вы могли понять и согласиться со мной.
Поэтому, когда Джон Доу рассчитывает, обнаруживает, описывает, пародирует, эксплуатирует, одобряет, передразнивает, поощряет, копирует или интерпретирует действия Ричарда Роу, то любое описание его действий предполагает косвенное указание на то, что делал или предположительно делал Ричард Роу, тогда как в описание действий Ричарда Роу не должно входить описание действий Джона Доу. Описание того, как Джон Доу следит или передразнивает, должно включать в себя (но не включаться) описание того, за кем именно он следит или кого передразнивает. Это и означает, что действие Джона Доу — более высокого порядка, чем действие Ричарда Роу. Более высокий или низкий порядок действия не имеет никакого отношения к их моральному достоинству. Так, шантажировать дезертира есть действие более высокого порядка, чем дезертирование, а реклама — более высокого порядка, чем торговля. Вспоминать добрые дела ничуть не более благородно, чем их совершать, однако это — действие более высокого порядка.
