Беседы - "Эпиктет" (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Рассмотри, кто ты такой. Прежде всего – человек, то есть тот, у кого нет ничего главнее свободы воли, но ей все остальное у него подчинено, а сама она у него непорабощаема и неподчиняема. Так смотри, от кого ты отличаешься по разумному основанию. Ты отличаешься от зверей, ты отличаешься от баранов. Кроме того, ты гражданин мироздания и частица его, не как одна из имеющих целью служить, а как одна из имеющих главное значение, потому что ты способен понимать божественное управление и способен выводить следствия. Каково же назначение гражданина? Ничего не считать частно полезным, ничего не обдумывать как обособленному, но – подобно тому как если бы рука или нога обладали рассудком и понимали природное устройство, они бы никогда не влеклись или стремились иначе, чем соотносясь с целым. Поэтому прекрасно говорят философы, что, если бы добродетельный человек предвидел будущее, он содействовал бы и тому, чтобы ему болеть, и тому, чтобы ему умирать, и тому, чтобы ему изувечиваться, поскольку сознавал бы, что этот удел назначается в силу распорядка вселенной, а целое главнее части и город главнее гражданина. Ну а раз мы не предвидим, то надлежит придерживаться более естественного для выбора, потому что рождены мы и для этого.

Затем помни, что ты сын. Каково назначение этой роли? Все свое считать принадлежащим отцу, во всем повиноваться ему, никогда не хулить его ни перед кем и не причинять ему никакого вреда словом или делом, уступать во всем и соглашаться, содействуя ему по возможности.

Затем знай, что ты и брат. А для этой роли тоже требуется уступчивость, повиновение, воздержание от неподобающих слов, никогда не оспаривать у него ничего независящего от свободы воли, а с удовольствием уступать все это, чтобы в зависящем от свободы воли ты имел больше. Смотри ведь каково: вместо латука, может статься, и скамьи самому обрести доброжелательство, – сколько преимущества!

Затем, если ты член совета какого-нибудь города, помни, что ты член совета. Если ты молодой человек, помни, что ты молодой человек. Если ты старик, помни, что ты старик. Если ты отец, помни, что ты отец. Ведь всегда каждое из таких названий, если доходить до следствия, намечает свойственные каждому дела.

А если ты уйдешь и хулишь своего брата, я говорю тебе: «Ты забыл, кто ты такой и какое у тебя название». Ну вот если бы ты был кузнецом и стал пользоваться молотом не так, то ты оказался бы забывшим, что такое кузнец. А если ты забыл, что такое брат, и вместо брата стал врагом, то, по-твоему, окажется, что ты не променял ничего ни на что? А если вместо человека, существа кроткого и общественного ты стал зверем вредящим, коварным, кусачим, разве ты ничего не потерял? Или тебе надо потерять монетку, чтобы ты оказался потерпевшим ущерб, а никакая иная потеря не причиняет ущерба человеку? Если бы ты утратил способность к грамоте или способность к музыке, то считал бы эту потерю ущербом, а если ты утратишь совесть, сдержанность, кротость, то считаешь это пустяком? А между тем все то теряется по какой-нибудь внешней и независящей от свободы воли причине, а все это – по нашей вине. И все то ни иметь 228 , ни терять не постыдно, а все это и не иметь, и терять – и постыдно, и позорно, и несчастье. Что теряет терпящий действия извращенного? Мужчину. А действующий? Много и другого, но и сам тоже ничуть не менее мужчину. Что теряет прелюбодей? Совестливого, воздержного, порядочного, гражданина, соседа. Что теряет гневающийся? Что-то другое. Страшащийся? Что-то другое. Никто не бывает порочным без потери и ущерба. Однако если ты ущерб ищешь в монетке, то все эти не терпят никакого вреда, не терпят никакого ущерба, может статься, даже получают пользу и получают выгоду, когда благодаря какому-нибудь из этих дел им еще и монетка достанется. Но смотри, если ты все сводишь к презренной монетке, у тебя даже теряющий свой нос не окажется потерпевшим никакого вреда. – Да, окажется, – говорит, – потому что тело изувечено. – Ну а потерявший само обоняние ничего не теряет? Так способности души нет никакой такой, обладающий которой получает пользу, а утративший ее терпит ущерб? – Какую это имеешь ты в виду? – Никакой нет у нас совестливости от природы? – Есть. – Разве теряющий ее не терпит ущерба, не лишается ничего, не утрачивает ничего из того, что касается его? Нет у нас от природы какой-то честности, от природы способности любить, от природы способности приносить пользу, от природы терпимости друг к другу? Так, значит, кто пренебрегает своим ущербом в этих вещах, тот не терпит никакого вреда и не терпит никакого ущерба?

– Что же, не должен ли я причинить вред причинившему мне вред? – Прежде всего рассмотри, что такое вред, и вспомни все то, что ты слушал у философов. В самом деле, если благо заключается в свободе воли и зло точно так же заключается в свободе воли, смотри, не такое ли значит то, что ты говоришь: «Что же, раз он причинил вред себе, совершив несправедливость по отношению ко мне, не должен ли я причинить вред себе, совершив несправедливость по отношению к нему?» Почему же мы не так примерно представляем себе, а где ущерб касается тела или имущества – там вред, где касается свободы воли – то никакого вреда? Потому-что у впавшего в заблуждение или совершившего несправедливость ни голова не болит, ни глаз, ни сиденье, ни своей земли он не теряет. А нам больше ничего, кроме этого, и не надо. А будет ли у нас свобода воли совестливой и честной или бесстыдной и бесчестной, этому мы значения не придаем ничуть, кроме как только в школе лишь в рассужденьицах. Вот потому-то мы совершенствуемся лишь в рассужденьицах, а вне их – ни в малейшей мере.