Разыскания истины - Мальбранш Николай (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Уже было сказано, что мы имеем привычку приписывать предметам наши собственные ощущения, что мы думаем, будто цвет, запах, вкус и другие чувственные свойства находятся в телах, которые мы называем окрашенными, пахучими, вкусными и т. п. Признано, что это — заблуждение. Нужно теперь показать, что мы пользуемся этой ошибкой как основанием для извлечения ложных следствий, что мы рассматриваем затем эти последние следствия как новые принципы, на которых продолжаем основывать свои умозаключения. Словом, здесь нужно показать тот путь, каким идет наш разум при исследовании некоторых частных истин, когда ложный принцип «наши ощущения принадлежат предметам» кажется ему непреложным.
С целью сделать это более наглядным, возьмем какое-нибудь тело — предположим, что нужно исследовать его природу, — и посмотрим, как поступит человек, который, например, пожелал бы узнать, что такое мед и соль. Первым делом его будет рассмотреть
121
их цвет, запах, вкус и другие чувственные свойства; определить, какие из них принадлежат меду и какие — соли, в чем они сходятся, в чем различаются, какое отношение они могут также иметь к свойствам других тел. Сделав это и допустив непреложность принципа, что наши ощущения принадлежат объектам чувств, он будет рассуждать приблизительно следующим образом.
II. Все, что я ощущаю, пробуя, разглядывая и трогая этот мед и эту соль, принадлежит им. Бесспорно же, что ощущаемое мною в меде существенно разнится от ощущаемого мною в соли. Белизна соли отличается, без сомнения, гораздо больше, чем по степени, от цвета меда; сладость меда — от острого вкуса соли, а следовательно, между медом и солью должно быть существенное различие, потому что все ощущаемое в том и другом разнится друг от друга не только по степени, но и по существу.
Вот первый шаг, который сделает этот человек; ибо, без сомнения, он решит, что мед и соль существенно разнятся, основываясь лишь на существенном различии их внешних признаков, т. е. на том, что ощущения, получаемые им от меда, существенно разнятся от ощущений, получаемых от соли; он ведь судит только по впечатлению, какое они производят на чувство. Затем он смотрит на свой вывод как на новый принцип, из которого делает другие выводы таким же путем.
III. Итак, раз мед и соль и другие тела природы существенно разнятся одни от других, то, значит, те, которые уверяют, что все различие, существующее между этими телами, заключается не в чем ином, как в различной конфигурации частиц, составляющих их, жестоко ошибаются. Ибо фигура не имеет существенного значения для различных тел, и потому, хотя бы и изменилась фигура тех маленьких частиц, из которых, как воображают, состоит мед, мед останется всегда медом, даже и в том случае, если его частицы примут форму частиц соли. Итак, необходимо должна существовать какая-нибудь субстанция, которая, соединяясь с первоматерией, общей всем различным телам, является причиною существенного различия одних тел от других.
Вот второй шаг, который сделает этот человек, и вот счастливое изобретение субстанциальных форм, этих многочисленных субстанций, которые производят все, что мы видим в природе, хотя они существуют лишь в воображении нашего философа. Но посмотрим, какими свойствами щедро наградит он это создание своего воображения, потому что, без сомнения, он отнимет у всех других субстанций самые существенные их свойства, чтобы придать их ему.
IV. Продолжаем. Так как в каждом теле природы есть две субстанции, составляющие его: одна, общая и меду и соли и всем остальным телам, и другая, являющаяся причиною того, что мед есть мед, а соль есть соль, и все другие тела суть то, что они суть, то, значит, первая субстанция — материя, не заключая в себе противоположности и будучи способна принимать какие угодно формы,
122
должна быть лишена силы и деятельности, потому что ей нет нужды чему-либо противодействовать. Что же касается других субстанций, субстанциальных форм, то они должны обладать свойствами и силами для своей защиты. Они должны быть всегда на страже, чтобы не быть застигнутыми внезапно; они должны постоянно заботиться о сохранении себя, должны стараться распространить свою власть и на соседние вещества и расширить, насколько это возможно, свою область, потому что, если они будут бессильны или недостаточно деятельны, то другие формы овладеют ими и их уничтожат. Итак, они должны всегда бороться, должны питать непримиримую вражду к чуждым формам, которые только и стремятся их уничтожить.
Если же случится одной форме завладеть материей другой, например если форма трупа овладеет телом собаки, то эта последняя форма не должна удовольствоваться тем, что она уничтожит форму собаки; ее ненависть может удовлетвориться лишь полным разрушением всех свойств ее противницы. Тотчас шерсть трупа должна стать так бела, как у молодой твари; его кровь должна стать красною, самого чистого красного цвета; в теле должны проявиться все свойства, присущие их обладательнице; и они должны защищать ее, соответственно той небольшой силе, какою обладают свойства мертвого тела, в свою очередь, долженствующие вскоре погибнуть. Но так как нельзя вечно бороться и все нуждается в покое, то, без сомнения, огню, например, необходимо иметь свой центр, куда он всегда стремится в силу своей легкости и природного влечения, чтобы найти покой, не жечь более, даже отрешиться от своего жара, который здесь на земле ему был нужен лишь для самозащиты.
Вот небольшая доля тех следствий, которые извлекают из этого последнего принципа, принципа существования субстанциальных форм; — следствий, которые мы заставили нашего философа вывести слишком свободно; обыкновенно же другие говорят то же самое, только более серьезно,
Еще бесчисленное множество других следствий постоянно выводят отсюда многие философы, сообразуясь со своим настроением, со своими наклонностями, сообразно бедности или богатству своего воображения; ибо лишь этим они различаются друг от друга.
Мы не останавливаемся здесь на опровержении всех этих химерических субстанций; другие лица достаточно исследовали их. Они достаточно показали, что никогда не было в природе субстанциальных форм, что допущение последних ведет лишь к многочисленным ложным, смешным и даже противоречивым заключениям. Мы удовольствуемся указанием возникновения их в разуме человеческом, указанием, что своим значением в настоящее время они обязаны общему всем людям предрассудку, по которому ощущения находятся в ощущаемых предметах.* Ибо если обдумать с некоторым вниманием сказанное нами относительно того, что для поддержания своей
I Гл. 10, отд. V.
123
жизни нам необходимо иметь существенно различающиеся ощущения, — хотя бы впечатления, производимые предметами на наше тело, различались между собою весьма незначительно, — то вполне разъяснится, что совершенно ошибочно из большого различия между ощущениями заключать о подобном же различии между объектами наших чувств.
Но я должен сказать, между прочим, что ничего нельзя возразить против терминов: формы и существенные различия. Мед, без сомнения, есть мед по своей форме, и в этом он существенно различается от соли; но эта форма или существенное различие заключается лишь в различной конфигурации его частиц. Эта разница в конфигурации и есть причина того, что мед есть мед, а соль есть соль; и хотя для материи конфигурация частиц меда и соли, а следовательно, и форма меда или соли, является случайной, однако можно сказать, что мед или соль необходимо должны иметь определенную конфигурацию частиц, чтобы быть тем, что они суть;
подобным же образом ощущения холода, жара, удовольствия и страдания не имеют существенного значения для души вообще, но лишь для души, чувствующей их, потому что эти ощущения предназначены для того, чтобы заставить ее чувствовать жар, холод, удовольствие и страдание.
ГЛАВА XVII
I. Другой, взятый из морали пример, который показывает, что наши чувства нам доставляют одни ложные блага. — II. Один только Бог есть наше благо. — III. Корень заблуждений эпикурейцев и стоиков.
