О рабстве и свободе человека - Бердяев Николай Александрович (книги полностью TXT) 📗

Проблема времени стоит в центре современной философии; достаточно назвать Бергсона и Гейдеггера. Эта проблема имеет особенное значение для философии типа экзистенциального. Философия истории есть в значительной степени философия времени. История связана с временем. Говорить о времени не значит говорить об одном и том же. Время имеет различные смыслы, и необходимо делать различения. Есть три времени – время космическое, время историческое и время экзистенциальное. И каждый человек живет в этих трех формах времени. Время космическое символизируется кругом. Оно связано с движением земли вокруг солнца, с исчислением дней, месяцев и годов, с календарем и часами. Это круговое движение, в котором постоянно происходит возвращение, наступает утро и вечер, весна и осень. Это есть время природы, и, как природные существа, мы живем в этом времени. Греки по преимуществу воспринимали время космическое, у них преобладало эстетическое созерцание космоса, и они почти не воспринимали времени исторического. Время совсем не есть некая вечная и застывшая форма, в которую вставлено существование мира и человека. Не только существует изменение во времени, но возможно изменение самого времени. Возможно обращение времени и даже конец времени, времени больше не будет. Время есть модус существования и зависит от характера существования. Неверно сказать, что происходит движение и изменение, потому что существует время; верно сказать, что время существует потому, что происходит движение и изменение Характер изменения порождает характер времени. Время космическое есть одно из порождений изменений в мире объективированно-природном. Космическое время есть время объективированное и подлежит математическому счислению, оно подчинено числу, дроблению и складыванию. Часы и дни дробятся на минуты и секунды и складываются в месяцы и годы. Секунды космического времени, которое есть вместе с тем время математическое, суть атомы дробимого времени. Космическое время есть время ритмическое. Но оно есть вместе с тем время, разорванное на настоящее, прошлое и будущее. Мир объективированный есть мир овремененный. И эта овремененность означает также болезнь времени. Время, разорванное на прошлое, настоящее и будущее, есть больное время, ранящее человеческое существование. С болезнью времени связана смерть. Время неотвратимо влечет к смерти, есть болезнь к смерти. Природная, космическая жизнь в природном, космическом времени основана на смене рождения и смерти, она знает периодическое весеннее возрождение жизни, но возрождение это происходит не для тех, кого унесла смерть, для других Победа над смертью невозможна в космическом времени. Настоящее, которое неуловимо, потому что распадается на прошлое и будущее, уничтожает прошлое для того, чтобы быть уничтоженным будущим. В космическом времени царство жизни подчинено смерти, хотя сила рождающей жизни неиссякаема. Космическое время смертоносно не для рода, а для личности, оно не хочет знать личности и не интересуется её судьбой. Но человек есть существо, живущее в нескольких измерениях времени, в нескольких планах существования. Человек есть не только космическое, природное существо, подчиненное космическому времени, движущемуся по круговороту. Человек есть также историческое существо. Историческая жизнь есть действительность иного порядка, чем природа. История, конечно, подчиняется и космическому времени, она знает исчисление по годам и столетиям, но она знает и своё историческое время. Историческое время порождено движением и изменением иным, чем то, что происходит в космическом круговороте. Историческое время символизируется не кругом, а прямой линией, устремленной вперёд. Особенность исторического времени именно в этой устремленности к грядущему, оно в грядущем ждет раскрытия смысла. Историческое время приносит с собой новизну, в нем небывшее становится бывшим. Правда, и в историческом времени есть возвращение и повторяемость, могут быть установлены сходства. Но каждое событие исторического времени индивидуально особое, каждое десятилетие и столетие приносят новую жизнь. И самая борьба против исторического времени, против прельщения и рабства истории происходит не в космическом, а в историческом времени. Историческое время более связано с человеческой активностью, чем время космическое. Но личность по-новому ранена и порабощена историческим временем, и она даже иногда ищет избавления от плена истории переходом в космический план существования. В космосе более отображается Божество, чем в истории, но в космосе, к которому прорывается человек через объективированную природу и объективированное время. Время истории есть также объективированное время, но в нем есть прорыв из более глубокого слоя человеческого существования. Историческое время устремлено к грядущему. Такова одна сторона, его порождающая. Но есть и другая сторона. Историческое время также связано с прошлым и традицией, устанавливающей связь времен. Без этой памяти и этой традиции во внутреннем смысле слова нет истории. «Историческое» конституируется памятью и традицией Историческое время разом консервативно и революционно, но это не доходит до последней глубины существования, которое не принадлежит историческому времени. Историческое время порождает иллюзии: искание в прошлом лучшего, подлинного, прекрасного, совершенного (иллюзия консерватизма) или искание в будущем полноты совершенства, завершения смысла (иллюзия прогресса). Историческое время есть время разорванное, оно не знает полноты ни в каком настоящем (прошлое и будущее есть всегда вместе с тем какое-то настоящее). В настоящем человек не чувствует полноты времени, и он ищет её в прошлом или будущем, особенно в переходные и мучительные периоды истории. Это прельщающая иллюзия истории. Настоящее, в котором есть полнота и совершенство, есть не часть времени, а выход из времени, не атом времени, а атом вечности, как говорит Киркегардт. Пережитое в глубине этого экзистенциального мгновения остается, отпадают последующие мгновения, входящие в ряд времени и представляющие менее глубокую реальность. Кроме времени космического и времени исторического, объективированного и подчиненного числу, хотя и по-разному, есть ещё время экзистенциальное, время глубинное. Время экзистенциальное нельзя мыслить совершенно изолированно от времени космического и времени исторического; есть прорыв одного времени в другое. Καιρος, [19] о котором любит говорить Тиллих, есть как бы вторжение вечности во время, прерывность в космическом и историческом времени, пополнение и исполнение времени. С этим связано мессианско-профетическое сознание, которое из глубины экзистенциального времени говорит о времени историческом.

Время экзистенциальное лучше всего может быть символизировано не кругом и не линией, а точкой. Это как раз и значит, что время экзистенциальное менее всего может быть символизировано пространственно. Это время внутреннее, неэкстериоризированное в пространстве, не объективированное. Это время мира субъективности, а не объективности. Оно не счисляется математически, не слагается и не разлагается. Бесконечность экзистенциального времени есть бесконечность качественная, а не количественная. Мгновение экзистенциального времени не подчинено числу, оно не есть дробная часть времени в ряду времени объективированного. Мгновение экзистенциального времени есть выход в вечность. Неверно было бы сказать, что экзистенциальное время тождественно вечности, но можно сказать, что оно причастно в некоторых мгновениях вечности. Каждый знает по своему внутреннему опыту, что он причастен в некоторых своих мгновениях вечности. Длительность экзистенциального времени ничего общего не имеет с длительностью объективированного времени, космического и исторического. Эта длительность зависит от напряженности переживаний внутри человеческого существования. Краткие с объективной точки зрения минуты могут переживаться, как бесконечность и бесконечность в противоположных направлениях, в направлении страдания и направлении радости и восторга. Всякое состояние экстаза выводит из счисления объективированного математического времени и вводит в экзистенциальную качественную бесконечность. Одно мгновение может быть вечностью, другое мгновение может быть дурной бесконечностью. То, что счастливые часов не наблюдают, означает выход из математического времени, забвение часов и календаря. Большая часть жизни людей несчастна и потому прикована к математическому времени. Страдание есть явление экзистенциального порядка, но оно объективируется в математическом времени и кажется бесконечным в количественном смысле слова. Чудовищное и нелепое учение о вечных адских муках коренится в экзистенциальном опыте страдания и есть результат смешения времени экзистенциального с временем объективированным и математически счисляемым. Человек переживает адские муки, как бесконечные, не имеющие конца, это признак очень сильного мучения. Но эта иллюзорная бесконечность ничего общего не имеет с вечностью, она именно означает пребывание в дурном времени и невозможность выйти в вечность. Мучительная субъективность принимает формы онтологической объективности. Все, что совершается в экзистенциальном времени, совершается по линии вертикальной, а не горизонтальной. По линии горизонтальной это лишь точка, в которой происходит прорыв из глубины на поверхность. События экзистенциального времени представляются линией по горизонтальной плоскости вследствие передвижения этих точек, связанных с прорывом из глубины. Это есть экстериоризирование того, что не подлежит экстериоризации, объективация невыразимого в объекте. Всякий творческий акт совершается во времени экзистенциальном и лишь проецируется во времени историческом. Творческий подъем и экстаз вне времени объективированного и математического, он происходит не в плоскости измерения, по горизонтали, а по вертикали. Но результат творческого акта экстериоризируется во временном течении истории. Экзистенциальное прорывается в историческом, и историческое обратно действует на экзистенциальное. Все значительное и великое в истории, все подлинно новое и есть прорыв в экзистенциальном плане, в творческой субъективности. Таково явление всякого замечательного человека в истории. Поэтому в истории есть прерывность, связанная с этим прорывом, нет сплошного непрерывного процесса. В истории есть метаистория, которая не есть продукт исторической эволюции. В истории есть чудесное. Это чудесное необъяснимо из исторической эволюции и исторической закономерности; оно есть прорыв событий экзистенциального времени во время историческое, которое не вмещает этих событий вполне. Откровение Бога в истории и есть это вторжение событий экзистенциального времени. Все полные значения события в жизни Христа протекали в экзистенциальном времени, во времени историческом они лишь просвечивают через отяжелевшую среду объективации. Метаисторическое никогда не вмещается в историческое, история всегда искажает метаисторию, приспособляя к себе. Окончательная победа метаистории над историей, экзистенциального времени над историческим означала бы конец истории. В плане религиозном это означало бы совпадение первого явления Христа со вторым явлением. Между первым и вторым метаисторическим явлениями Христа лежит напряженное историческое время, в котором человек проходит через все прельщения и порабощения. Это историческое время само по себе не может кончиться, оно устремлено в бесконечность, которая никогда не превращается в вечность. Есть два выхода из исторического времени, в две противоположные стороны – к времени космическому и времени экзистенциальному. Погружение исторического времени во время космическое есть выход натурализма, который может принимать мистическую окраску. История возвращается к природе, входит в космический круговорот. Другой путь есть погружение исторического времени во время экзистенциальное. Это есть выход эсхатологизма. История переходит в царство свободы духа. И философия истории, в конце концов, всегда или натуралистическая, хотя и пользуется категориями духа, или эсхатологическая. Историческое время и все, в нем совершающееся, имеет смысл, но смысл этот лежит за пределами самого исторического времени, в перспективе эсхатологической. История есть неудача духа, в ней не образуется Царство Божие. Но самая эта неудача имеет смысл. Имеют смысл великие испытания человека и пережитый им опыт прельщений. Без этого не была бы до конца испытана свобода человека. Но оптимистическая теория прогресса несостоятельна, и она находится в глубоком конфликте с персонализмом. Прогресс остается целиком во власти смертоносного времени. Философия никогда серьезно не ставила проблемы конца истории и мира, даже теология не относилась к ней достаточно серьезно. Это есть проблема о том, победимо ли время. Оно победимо лишь в том случае, если оно не есть объективная форма, а есть лишь порождение отчужденного от себя существования. Тогда прорыв из глубины может кончить время, преодолеть объективацию. Но этот прорыв из глубины не может быть только делом человека, он также есть дело Бога, совместное дело человека и Бога, дело богочеловеческое. Мы сталкиваемся тут с самой трудной проблемой действия Промысла Божия в мире и над миром. Вся тайна тут в том, что Бог не действует в детерминированном ряду объективированной природы, Он действует лишь в свободе, лишь через свободу человека.